Поход викингов

Лейф бросил в воздух горсточку соли — дар древним богам, которым давно уже не поклонялись. Один, Тор и Фрейя канули в небытие вместе с древними легендами, но старинный обычай бросать богам щепотку соли не был забыт, и о нем вспоминали в дни значительных событий. Лейфа не покидало восторженное состояние.

— Скьольд! Мы победили скалу! Этими словами будет начинаться сага о братьях Турлусонах. Наша жизнь будет полна подвигов, как амбар — зерна. Мы с тобой отправимся в далекий путь на дракаре с длинными веслами. Я буду сражаться, а ты — петь. Имя твое прославится сочетаясь с моим. Твои песни останутся в памяти нашего народа, властителя морей. Спой же, брат мой, песню о дракаре, спой ее для меня здесь, над морем!

— Но ведь песню о дракаре сложил дядя Бьярни, а ты знаешь, что с того дня, как он уехал, наш отец…

— Мы здесь одни, Скьольд! Слушай, я доверяю тебе важную тайну! — Юноша понизил голос: — Вальтьоф, наш отец, тоскует со времени отъезда своего брата, Бьярни, как тосковал бы и я, если бы ты уехал от меня в далекие страны. По ночам он ворочается в постели, стонет, призывает брата. После смерти нашей матери дядя Бьярни стал для отца самым дорогим человеком и таким же священным, как старое дедовское кресло с резными ручками, стоящее у очага. Отец говорил мне, что дядя Бьярни прославил нашу мать на веки веков, воспев мужество, с каким она приняла смерть. Так прекрасно этого не мог бы сделать ни один скальд. Когда дядя Бьярни вернется, отец встретит его с распростертыми объятиями и забудет оскорбление, которое тот ему нанес, пустившись в незнакомое море с изгнанником Эйриком Рыжим…

— Лейф! Лейф! Не произноси этого имени!

Лейф рассмеялся, и в голосе его звучала вся гордость викинга.

— Не произносить? Да я поклялся быть похожим на этого человека, который на голову выше всех…

— Замолчи, Лейф, замолчи! — Скьольд подскочил к брату, пытаясь зажать ему рот. — Горе тебе, Лейф! Старейшины Исландии строго-настрого запретили произносить имя Эйрика Рыжего.

Но Лейф смеялся все громче и громче, и, казалось, никакие силы мира не могли бы удержать слова, рвавшиеся из его уст:

— Эйрик Рыжий — самый великий и самый гордый из викингов! Он осмелился бросить вызов судьям альтинга. Он осмелился сказать им, что море не кончается у шхер Гунбьерна. Что море катит свои седые волны гораздо дальше! Он не побоялся сказать, что намерен перейти запретную границу и плыть дальше шхер.

— Эйрик Рыжий изгнан, Лейф… Ты не имеешь права…

— Эйрик Рыжий свободен, как и все, кто последовал за ним. Свободен и наш дядя Бьярни. Судьи альтинга не пустятся искать их в чужие моря, которые бороздит «Большой змей». Эйрик Рыжий — морской ярл, и я, Скьольд, той же породы. Я не побоюсь пропеть сложенную нашим дядей песню дракара перед жителями Эйрарбакки и перед судьями, приговорившими его к изгнанию…

Я сяду на лихого скакуна.

Меня помчит он в голубые дали.

Холмы, леса — они не для меня,

Я полюбил изменчивое море.

Ветры, кружившие над плоскогорьем, подхватывали стихи Лейфа, разнося слова, как дикие семена, что прорастут потом на неведомой земле. Голос Лейфа звучал сурово и глухо, иногда обрываясь чем-то похожим на стон.

Мальчики были одни на огромном плоскогорье. Грубая шерстяная куртка и кожаные штаны, прихваченные у колен и заправленные в высокие сапоги из воловьей кожи, похожие на толстые мокасины, мало защищали от порывов ветра, но братья, казалось, даже и не чувствовали холода. Им не давала покоя мысль, которая с прошлой весны, после решения судей альтинга об изгнании Эйрика Рыжего, будоражила умы всех жителей Эйрарбакки: кончается ли море у шхер Гунбьерна, этого пустынного архипелага, замеченного некоторыми моряками после двух суток плавания на запад? А что, если…

— Лейф! Лейф! Смотри на море… туда…

Вытянутой рукой мальчик указывал какую-то точку на горизонте, где в море вдавалась западная коса фьорда. К великому удивлению Скьольда, Лейфа это нисколько не поразило.

— Я заметил это раньше, Скьольд. Это парус дракара поднимается из-за морских вод. Я не спешил об этом говорить, приняв его сначала за облачко на горизонте. Но теперь я уверен, что это парус. Ты понимаешь, Скьольд — парус судна!

— Парус судна. Но оно не из наших, не из Эйрарбакки, не с Гебридских островов, не из Брейдавика. Весь наш флот в море, у восточного побережья. Люди из Брейдавика говорили, что пошли большие косяки трески и суда останутся там до тех пор, пока канаты не сотрут в кровь руки рыбаков.

— Все это я знаю. Слепая ворона и та заметила бы, что в гавани пусто. Неужели ты не догадываешься, Скьольд, какой корабль направляется к нам с запада? Это… это, клянусь кольцом Фрейи, это…

«Кольцом Фрейи»! Эта старинная клятва произносилась только в самых торжественных случаях… Смутная мысль зародилась в мозгу Скьольда. По спине его пробежала дрожь — дрожь ужаса и восторга.

— Ты думаешь, Лейф?.. Ты клянешься кольцом Фрейи и молниями Тора?

Каждый из них разделял восхищение другого, не решаясь выразить обыкновенными словами то, что их так волновало и в чем они больше не сомневались.

— Нужно, чтобы мы были первыми. Дозорный на молу не может заметить судно, которое так далеко. Он долго еще не поднимет тревоги.

— Нужно, чтобы мы были первыми, — мечтательно повторил Скьольд. — Поэтому мы, наверно, и заговорили о дяде Бьярни… — И он приложил ладонь к глазам, чтобы лучше видеть. — Да, да, потому мы о нем и заговорили. Ветер с моря донес до нас дыхание дяди Бьярни.

Не в силах больше сдержаться, Лейф воскликнул:

— Эйрик Рыжий вернулся! Эйрик Рыжий уже близко! Он правит прямо на Эйрарбакки. Теперь-то мы узнаем, где кончается море. Если Эйрик Рыжий нашел проход через шхеры Гунбьерна, значит, он побывал в самом конце моря.

— И дядя Бьярни споет сагу о новых землях. О Лейф, веришь ли ты, что Эйрик нашел за морем другие земли… земли, подобные тем, откуда пришли наши отцы, где деревья сплелись вершинами и уходят в необозримую даль?

— Не знаю, видел ли он деревья, но я уверен, что дядя Бьярни смотрел в оба.

Воцарилось молчание. Парус рос на их глазах, расправляясь, как птичье крыло. Он был квадратной формы и укреплен на мачте, вделанной нижним концом в большую деревянную колоду.

Высоко приподнятые нос и корма не оставляли сомнения в том, что это за корабль. Это был «Большой змей», построенный по замыслу Эйрика Рыжего, -торговое судно, достойное плавать в океане и противостоять бурям в открытом море.

Солнечный луч, скользнув по волнам, на мгновение осветил находившееся все еще далеко чудесное судно, и Лейф со Скьольдом отчетливо различили красные полосы паруса и алую голову дракона над носом корабля.

— Эйрик Рыжий вернулся! Пойдем, Скьольд, и поскорее расскажем всем!

— Но ведь Эйрик Рыжий был изгнан из Эйрарбакки, — опасливо заметил Скьольд.

— Теперь его уже никто не изгонит. Эйрик Рыжий везет важные вести. Он узнал правду о море, которое находится за островами…

Порывистым движением Лейф выхватил из куртки свою шапку с яркой бахромой, наполненную яйцами чаек.

— Я жертвую всю нашу добычу во славу Эйрика Рыжего, дяди Бьярни, во славу всех храбрых моряков с «Большого змея»! Пусть донесет ее к ним волна! — И он вытряхнул над грозной пучиной содержимое шапки.

— Пойдем, Лейф, — Сказал его брат. — Пора поделиться со всеми нашей новостью.

И они пустились бегом по скале. В пятистах шагах была расщелина, и там начинался покатый склон к выгону, где паслись стада их отца, Вальтьофа.