Страница 7 из 51
— Грустно, — согласился Грейс.
Подошедший сержант Джон Паллисер услышал его.
— Пожалуй, концов мы тут не найдем, если только лаборатория чего-нибудь не подкинет. Невестка наконец сказала, что исчезла сумка Дарли, с которой та всегда ходила. Да в ней не нашлось бы больше нескольких долларов. Таким образом, грабитель вламывается, вырубает Дарли, хватает сумку, оглядывается, видит, что больше ничего ценного нет, и уносит ноги. Не оставив нам никаких зацепок.
— Я бы не поручился, — отозвался Пигготт. — Эта самая миссис Ламповски, которая живет по соседству с другой стороны, кое-что поведала. Она сказала, что миссис Дарли совсем недавно крупно повздорила с мистером Фелкером — его дом рядом, возле дома той женщины, которая убирает конторы, — повздорила из-за всех этих старых журналов, что у нее везде лежат. Он сказал, что может случиться пожар, и они ужасно переругались.
— Да, — сказал Паллисер. — Большое дело. Достаточно для…
— Никогда не знаешь, Джон, — ответил Грейс, — что люди могут выкинуть. Из-за какого пустяка. Может, нам лучше скопом навалиться на мистера Фелкера да как следует его прощупать.
— Полагаю, это возможно, — сказал Палли-сер. — Хотел бы я знать, нашла ли что-нибудь лаборатория. Спрашивать еще, конечно, рано. Эксперты работают тщательно и не торопясь.
Хакетт провел утро в отеле «Амбассадор», расспрашивая о Роберте Дюране. Со всех сторон он слышал одни лишь похвалы. Дюран обычно выходил в дневную смену, обслуживал номера, а также ресторан и коктейль-бар. Он проработал здесь три года, слыл уравновешенным, спокойным человеком. Его смена приходилась на время с девяти утра до шести вечера, но иногда он оставался поработать сверхурочно. Так было в понедельник вечером: он помогал обслуживать банкет — проводился национальный съезд дантистов. Поэтому он на два часа раньше окончил работу во вторник.
Дюрана, совершенно очевидно, любили все, в один голос уверяя: очень милый молодой человек. В любом случае, у него было алиби: между девятью и четырьмя часами во вторник его постоянно видели в «Амбасса-доре», — а убийство, вероятно, совершено где-то между одиннадцатью и часом. И это было все, или почти все, что интересовало Хакетта. Но, учитывая тот факт, что Китти Дюран знала неизвестного, впустила его в квартиру и подавала ему (или им?) кофе, он задавал и другие вопросы — и не получил в ответ ничего стоящего.
Отель был большой, со множеством официантов и работников на кухне, но все утверждали: нет, они не общались близко с семьей Дюранов Никогда не встречали миссис Дюран. Никогда не бывали у них дома (в сущности, один только метрдотель знал их адрес). Никогда не виделись с Дюраном во внерабочее время. Несколько человек: метрдотель, старший помощник и два официанта, которые вроде бы знали Дюрана лучше других, — заявили, что он был просто без ума от своей жены и не стеснялся об этом говорить. И конечно, вкупе с тем срывом, это выглядело более чем правдоподобно.
Кто был достаточно близко знаком с Дюранами? Настолько, что Китти Дюран доверчиво открыла дверь своей квартиры насильнику и убийце? Они еще не знали, изнасилована ли она, но на то было очень похоже.
Хакетт снова поехал на Уэстморленд-авеню и занялся расспросами — безрезультатно. В рабочих кварталах живущие по своим квартирам люди предпочитают держаться особняком.
В маленьком расшатанном письменном столе в квартире Дюранов была обнаружена записная книжка. Вчера вечером, после того как эксперты сняли с нее отпечатки пальцев, Мендоза забрал ее и передал Хакетту. Сейчас, сидя в машине, по крыше которой тихонько постукивал дождь, он достал ее и просмотрел. Имен вписано немного. Адреса в Чикаго, Рокфорде, Иллинойсе, Лонг-Биче, Голливуде, Лейквуде. Их нужно будет проверить.
Прежде чем отправиться по ближайшему адресу, к некоей Дженет Наттинг, проживающей на бульваре Кахуенга в Голливуде, Хакетт заехал в управление узнать, нет ли новостей.
Когда он вошел, Мендоза разговаривал по телефону.
— Ничего? ¡Qui demonio![15] Ладно, спасибо, — он недовольно повесил трубку. — Странно, вот что я тебе скажу, — обратился он к Хакетту. — Чертовски странно, что об этой блондинке никто не заявляет. Никто. Ниоткуда. Что у тебя?
— Nada[16], — ответил Хакетт. — Дюран — образец добродетели, труженик и достойный человек. К тому же у него алиби. Он был на работе, когда Китти убили.
Мендоза повернулся в своем крутящемся кресле и взглянул в окно на повисшую над городом серую завесу мелкого дождя.
— Какие мы делаемся циничные, — помолчав, сказал он. — Первое, куда смотрим, — на мужа или жену. Да, значит, это не он. Мы ведь догадались, верно?
— Интуитивно, — согласился Хакетт. — Я собираюсь проверить адреса из той записной книжки. Джимми сказал, ты ходил допрашивать Дюрана. Узнал что-нибудь полезное?
— Не очень-то много, — Мендоза развернулся обратно лицом к Хакетту. — В конце концов обычным порядком что-нибудь да выяснится. Но…
— Но — блондинка, — довольно проговорил Хакетт.
— Она меня беспокоит, — ответил Мендоза, хмурясь.
ГЛАВА 3
Роберт Дюран, сидевший на краю больничной койки, выглядел очень юным и несчастным. Его выписывали; он владел собой, был полностью одет, но по-прежнему поражен и потрясен. Ему было всего двадцать четыре года. Мендоза подумал, что это, возможно, еще один признак надвигающейся старости, когда молодые начинают казаться такими чертовски молодыми.
Дюран просто жаждал с ним поговорить.
— Только бы вам удалось узнать, кто… кто это сделал с Китти. Кто-то вломился… кто-то… — он закрыл лицо руками. Довольно хорош собой этот Дюран — среднего роста, стройный, смуглый, с правильными чертами, темноглазый. — Я… я сожалею, что сломался, но я просто… К и т т и… я… понимаете, она ждала ребенка, мы только что узнали и оба были так счастливы… поэтому она и оставила работу: врач сказал, ей не следует проводить столько времени на ногах. Она собиралась найти работу на полдня, она слышала, что требуется человек надписывать конверты… моя Китти… — Но тут он выпрямился, сказал: — Я хочу помочь — вам нужно узнать, кто это был.
Мендоза дал ему время — пусть говорит, а потом начнем задавать вопросы.
— Я… я не собирался оставаться официантом всю жизнь… у нас были свои планы. Я… после школы вроде как плыл по течению, но ради Китти захотел добиться успеха, зарабатывать больше денег. Я хожу в вечернюю школу — я всегда интересовался фотографией, изучаю ее сейчас. Понимаете, мы думали, откроем свою собственную студию. Теперь я не знаю. Не знаю. Господи, ей было только двадцать два. Почему это должно было случиться с Китти? С такой доброй… такой невинной… моей Китти.
Но когда Мендоза начал расспрашивать об их друзьях, Дюран удивился:
— Полиция считает — кто-то, кого мы знаем? Да что вы… я думал…
— Кофейные чашки, мистер Дюран. У нее явно кто-то был, она подавала кофе. Двоим. Могла она так поступить?
— Ну да, конечно. Конечно, если кто-то знакомый… Но такой человек не стал бы…
— Мы не знаем, не так ли? — проговорил Мендоза. — Мы должны с чего-то начать. А дверь не была взломана, вы видели. Она сама впустила его, кто бы это ни был. Я бы хотел услышать, кто ваши друзья — люди, которых вы знали, приглашали к себе.
Дюран прижал руку к виску, словно у него болела голова.
— Это… безумие, — пробормотал он. — Никто из наших знакомых не стал бы… и мы не… у нас не было много друзей… мы оба не любили всяческих гостей или… это дико, — мгновение поколебавшись, он полез в карман и вытащил бумажник. — Я… она часто позировала мне, — произнес он с болью. — Я на ней практиковался. Делал художественные снимки… конечно, я никогда не показывал их в классе. Понимаете, обнаженная модель… но… я, наверное, сделал тысячи снимков Китти… — Трясущимися руками он отобрал одну небольшую цветную фотографию, с благоговением протянул ее Мендозе: — Моя Китти… вы видите, какая она была красивая… ее любой мог заметить на улице, может быть, пойти за ней домой… Нынче полно всяких необузданных типов… Я всегда говорил ей быть осторожней, запирать двери и все такое, и она была осторожна. Но…
15
Что за черт! (исп.).
16
Ничего (исп.).