Страница 11 из 34
Но потом сообщения о Пленуме стали мягче, размытее. Почувствовалась даже какая-то растерянность: вроде бы сохраняется статус-кво.
Думаю, произошло следующее. Вспомним, как после т. н. «путча», радикальная пресса, невольно выдавая себя, возопила: надо же, как коварно повели себя партократы на пленуме?! Прикинулись агнцами, дабы усыпить бдительность, и безропотно приняли все, что предлагал Генсек. Словом, сговорились.
Следовательно, радикалы, как, не исключено, и сам Генсек, жаждали совершенно иного исхода. Ожидали фронтальной атаки на Горбачева, после чего он с легким сердцем наконец-то хлопнул бы дверью и таким образом реализовал и свою заветную мечту?
Не вышло. Ибо даже самые правые и самые левые из партократов почувствовали, чем это грозит, если и не стране, то им самим. И покорно во всем согласились.
После возвращения из «загранки» стремился как можно скорее попасть в Киев. Однако — по долгу службы — обязан был сдать отчет о поездке, передать личное послание Президента Аргентины Менема нашему главе и прочее. Но поскольку отчет мы составили еще в полете, я надеялся завершить все дела за один-два дня.
В Совете Национальностей меня встретили чуть ли не с объятиями:
— Наконец-то, хоть одна живая душа появилась…
— Да неужто некому поруководить вами?!
— Господин-товарищ Олейник, кроме всех шуток — некому.
— А где же?..
— Президент, вы хотите сказать? Купается в Черном море. Председатель Верховного Совета? Ловит рыбу на Валдае. Председатель Палаты Национальностей? Тоже невдалеке от президента смывает усталость в Черном море…
— Тогда, конечно, другое дело! Хоть раз поруковожу многонациональным отечеством. Как это делается — уже наблюдал ведь… Итак, начнем с перестановки мебели… А потом — кадров. А потом…
Шутки-шутками, но что-то меня съежило. И пожалуй, прежде всего — синхронное отсутствие в Кремле двух первых лиц, категорически недопустимое по элементарной технике безопасности в любой, даже «в этой стране».
Случайно ли сие одновременное отсутствие президента и председателя ВС? Подсознание сигнализировало: что-то здесь не так…
Но на поверхности все выглядело благобеспечно: аппарат работал еще по доперестроечной инерции более или менее четко. И это несколько сглаживало остроту тревоги. Наконец, после очередного звонка Рафика Нишановича из Крыма я получил добро на побывку в Киев.
Дома меня ждало несколько раз продублированное приглашение из Запорожья: там уже вторично собирались секретари горкомов партий со всей Украины на предмет учреждения движения «Братство». Цель его: объединить не только партийцев, но и всех независимо от политических взглядов, возрастов и вероисповеданий, кто стоит за истинное обновление общества, за единство во имя интересов людей труда — социальную справедливость.
Перед отъездом зашел в ЦК Компартии Украины — уточнить идею запорожцев. Там на меня посмотрели с тревожной опаской: мол, ничего подобного не слышали. Но, повременив, уточнили: не те ли это «революционеры», которые пытаются создать параллельную партию?
Я ответил в том смысле, что если мы сами ничего не делали по реформе и обновлению партии, компрометируя ее бездеятельностью, если не владеем обстановкой, то хотя бы не мешали другим выбираться из ямы.
…Участники совещания с болью говорили о том, что их бросили на волю стихии: выбирайся, кто как может. Поэтому, устав ждать импульсов сверху, секретари горкомов решили действовать сами. "Мы не пытаемся создать, как нас обвиняют, параллельную партию, — утверждали они. — Мы просто намерены принимать активное участие в обретении суверенитета, в защите людей труда от рыночной стихии, в достижении национального согласия. Но если центр и дальше намерен бездействовать, будем вынуждены снизу вести работу по созыву чрезвычайного съезда, на котором поставим вопрос и о переводе КПУ на платформу парламентской, и об изменении ее названия. Пока же ограничимся созданием движения «Братство», открытого для всех и партийных, и беспартийных, и верующих, и атеистов. На том порешили, избрав инициативную группу.
Августовским утром 1991-го года меня разбудили и сбивчиво уведомили, что в стране введено чрезвычайное положение. Первая моя реакция была весьма безмятежной: мол, мы и так уже шестой год живем при полнейшем безвластии, то есть в более чем чрезвычайном положении. Но не на шутку встревоженные лица будителей сняли полусонную игривость.
Включили радио. В первый день передавали Заявление Председателя ВС Лукьянова по поводу нового Союзного договора.
Подчеркиваю — в первый день. Поскольку в следующие — Заявление передавалось уже отдельно от блока распоряжений гэкачепистов.
Как выяснилось позже, Анатолий Иванович решительно опротестовал, чтобы оно предваряло документы ГКЧП, ибо готовил его раньше и ни в коей мере не в связи с чрезвычайкой, к которой не имел отношения. Как опытный юрист, Лукьянов первым разгадал, кто и зачем организовал этот «путч».
…Хотел бы внести некоторые уточнения. Радикалы и примазавшиеся к ним ныне на всех перекрестках гремят о том, что они-де сразу же сориентировались и встали на защиту Президента и демократии. Более того, чуть ли не весь народ бросился защищать т. н. «Белый дом».
Ну зачем же так, господа! Подавляющее большинство люда ничего толком не знало. Я, к примеру, услышав, кто подписал документы ГКЧП, где, в частности, говорилось, что Президент по состоянию здоровья не может управлять страной, не сразу усомнился в правдивости сказанного. А кому же тогда верить, если не вице-президенту, премьер-министру, министру обороны, начальнику канцелярии, председателю КГБ — самым близким не только по службе, но и лично Горбачеву, который подбирал их, пробивая через парламент, а Янаева буквально внес на руках в свои апартаменты!?
Единственное, что настораживало: по закону чрезвычайное положение вводится только с дозволения Верховного Совета. Следовательно, нас должны созвать незамедлительно. Позвонил в Киев: нет ли предписания явиться?.. На всякий случай дал координаты в Запорожье. Глухо. Связался с Москвой: ответили сбивчиво, в том смысле, что пока ничего не ясно.
Стоп: да ведь назначен Пленум ЦК КПСС! Позвонил туда — никто не отвечает. Принимаю решение: добираться до Москвы самотеком. Кто-то из запорожцев засомневался: стоит ли рисковать, поскольку столица наводнена танками и бронетранспортерами. Я отшутился в том смысле, что за два года «посещений» горячих точек танки и солдаты для меня стали делом привычным, а бронетранспортер — самым оптимальным средством передвижения.
Летели мы из Запорожья вместе с депутатом Виталием Александровичем Челышевым. Я, как мог, успокаивал коллегу: осунувшийся после бессонной ночи, он чисто по-человечески, остро переживал за судьбу президента. Но особенно нас угнетало полнейшее неведение: как это произошло, кто за всем этим стоит? Что это — путч, переворот? Если переворот — то дворцовый или полный, военный? А, может, и вправду у Горбачева срыв: ведь перед отпуском он работал по-черному, каторжно и почти не выходил из режима зарубежных поездок? Все могло случиться…
Благополучно добрался до Кремля. По пути, правда, встречались танки, но они, не в пример своим грозным сородичам в горячих точках, как-то мирно жались к обочинам.
Первым мне встретился Рафик Нишанов. Всегда сохраняющий присутствие духа даже в самых сложных парламентских перипетиях, он выглядел неимоверно уставшим и даже растерянным.
— Ничего не понимаю — развел руками на мой вопрос о смысле происходящего. — Еще буквально два-три дня назад я разговаривал с Михаилом Сергеевичем (Рафик Нишанович тоже, как уже упоминалось, отдыхал в Крыму) по поводу предполагаемого подписания нового Союзного договора. Как всегда, деловой разговор. Правда, прощаясь, Михаил Сергеевич пожаловался на здоровье: что-то насчет радикулита. Не придав особого значения его словам, ведь он же не железный и, естественно, устал, — я пожелал ему доброго отдыха. А теперь не дозвонюсь, говорят, телефоны отключены… Ничего не понимаю…