Император всего

– Публий утверждает, что знает, как можно убраться с Суука.

– А ты ему веришь?

Руиз пожал плечами.

– Он скользкий тип, это верно. Но он, как любой другой человек, может обладать скрытыми возможностями, в данном случае – помочь нам уехать отсюда. К тому же у нас против него кое-какие преимущества, которых у нас нет ни с кем другим, у кого в руках была бы реальная власть.

– Ну что ж… – сказал Олбени, однако в его голосе особого энтузиазма не слышалось.

Руиз посмотрел на него и почувствовал совершенно необъяснимую симпатию. Невзирая на все свои недостатки, Олбени сейчас был для него чем-то, что больше всего походило на настоящего друга на этой неприглядной планете. Он проявил по отношению к Руизу лояльность и веру в него. Без Олбени Руиз уже был бы мертв.

– Мне очень жаль, что я втянул тебя в такую гадость.

– А-а-а-а… не ври, – сказал Олбени.

Но он ухмыльнулся и ударил Руиза по здоровому плечу.

– Слушай, пока я смотрел на это чудовище за обеденным столом, я вспомнил, что мы не ели со вчерашнего дня. Мы же не можем сражаться, питаясь паром, а? У нас есть еще несколько минут, прежде чем тебе придется снова закусить пулю и терпеть. Давай посмотрим, что здесь есть.

Руиз кивнул.

Они пошли обратно через переоборудованный грузовой отсек, где так недавно сидела и ждала остальная часть команды Руиза. Маленькое пространство теперь казалось таким большим, когда оказалось пустым. Руизу представилось, что бесплотные духи все еще населяют это место, все они смотрели на него мертвыми обвиняющими глазами. Он передернулся, потом прогнал эту фантазию. Если бы его преследовали духи всех, кого ему пришлось уничтожить в ходе своей жизни, ему не хватило бы стадиона, чтобы их вместить.

Личные каюты на корме были оборудованы простым автоповаром, которого Олбени терзал до тех пор, пока тот не приготовил и не выставил бутерброды с пряным мясом и резаными маринованными огурцами. Он передал один из бутербродов Руизу и снова мучил прибор, пока тот не выдал пластиковые чашки дымящегося бульона.

– Не так уж и плохо, – сказал Олбени, усаживаясь с чашкой в одной руке и бутербродом в другой. Казалось, он удивительно легко и спокойно себя чувствует. Руиз приписал это частично тому, что Олбени почти не знал Публия, а частично тому, что мозг Олбени был больше настроен жить одним моментом, чем его собственный.

Он не мог удержаться от того, чтобы не заглядывать в будущее навстречу новым неприятностям и в прошлое – чтобы подсчитать горькие ошибки.

Он подумал про Низу первый раз за все эти часы. Как она там? Стала ли она думать, вернется ли он к ней вообще? Только два дня прошли для нее. Хотя для него эти дни показались неделями.

– Итак, – сказал Олбени, – кто эти рабы, которых ты берешь с собой? Ценное имущество?

– В какой-то мере, – ответил Руиз.

– И?.. – Олбени, казалось, ждал, что Руиз объяснит.

Руизу очень хотелось именно так и сделать. Воцарилось молчание, оно затянулось, пока Олбени не дожевал остатки своего бутерброда и не схлебнул с шумом последние капли бульона.

– Скажи мне, – сказал Олбени, – почему ты обременяешь себя «в какой-то степени» ценными рабами, когда, как мы оба прекрасно знаем, тебе понадобится все свое везение, чтобы просто унести ноги и свою шкуру с Суука? Тут я чую какую-то тайну, Руиз.

Руиз пожал плечами.

– Ну же, Руиз. Расскажи мне про этих людей хоть что-нибудь, пока мы ждем прихода этого чудища.

– Ладно, – ответил Руиз. – Они с Фараона. Фокусник, ремесленник и принцесса.

– Фараонский фокусник? Он немалого стоит, даже без труппы. А почему тут еще и ремесленник?

– Старшина Гильдии знаменитой труппы, которая теперь развалилась.

– Ясно. А принцесса? Она чем ценна?

Руиз заколебался с ответом, и проницательные глаза Олбени, казалось, внимательно учли все проявления его неловкости.

– Она довольно красива, – наконец сказал Руиз.

Олбени откинулся назад и презрительно фыркнул.

– Красива? Ну и что? Пангалактические миры полны красавиц. Все могут быть настолько красивыми, насколько пожелают. Красивая? На Дильвермуне некрасивость или уродство настолько редки, что шлюха, которая согласится сделать себе операцию, чтобы получить какое-нибудь интересное уродство, заработает себе состояние.

Олбени покачал головой, и в глазах его зажглось на миг некое злорадное любопытство.

– Не может быть! Уж не хочешь ли ты мне сказать, что ты вляпался по уши? Ну и дико несообразная страсть! Я надеюсь, что не собираешься мне сказать, что все эти ребята погибли только потому, что Руиз Ав – жесткий Руиз Ав, беспощадный Руиз Ав, смертельный Руиз Ав наконец нашел свою половину? И мне, по всей видимости, по той же причине предстоит отдать свою жизнь? Ну, нет! – казалось, он по-настоящему распалился, когда закончил свою тираду.

Руиз злобно уставился на него. Что сказать? Если они выживут в этой ситуации достаточно успешно и долго, чтобы высвободить Низу и остальных, правда станет очевидна, так что какой смысл был врать?

– По сути ты прав, – сказал он резко.

Глаза Олбени вылезли на лоб, словно он в действительности не ожидал услышать такого подтверждения своим словам. Лицо его стало спокойным и невыразительным, неестественно спокойным. Руиз подумал, что не собирается ли Олбени напасть на него, такое странное выражение лица было у Олбени, и он приготовился отразить атаку, сжавшись в комок.

Но, к его великому удивлению, Олбени разразился сочным хохотом.

– Ну и почему бы нет? Я-то думал, что за свою жизнь всякого навидался, чтобы никогда больше не удивляться, – да вот, видать, ошибся. Не такое уж плохое чувство, а? Я хочу сказать, ты, наверное, еще больше удивился, чем я.

Руиз подумал и решил, что нет. Что говорило про него это внезапное чувство?

То, что, видимо, он долго носил его ростки в сердце, пока оно, наконец, не укоренилось. Как странно, подумал он.

Ему не хотелось делиться своими сокровенными мыслями с Олбени, который либо снова стал бы смеяться над ним, либо стал бы нервничать – такие мысли не могли не зародить в Олбени сомнение в Руизе как в эффективном убийце и солдате.

Но прежде чем их молчание стало напряженным, раздался звонок, который возвестил, что в шлюзе появился Публий, который наконец пришел.

Руиз посмотрел на Олбени.

– Помни, Публий – это настоящее чудовище. Ничего из того, что он говорит, нельзя принимать за чистую монету. Под любым его предположением всегда лежат многие слои различных значений и хитростей. Нам надо быстро использовать наше преимущество, прежде чем он сообразит, как ему обвести нас вокруг пальца. Будь начеку – то, что сейчас будет происходить, гораздо опаснее, чем наш визит в крепость Юбере.

Олбени мрачно кивнул, и они снова прошли через подлодку в шлюз.

Руиз позволил Олбени открыть шлюз, пока он оставался на линии огня, на случай, если у Публия наготове уже был план. Но создатель чудищ вошел, держа над головой ящичек черного дерева в серебряной оправе. Он явно кипел от непочтительного отношения Олбени. Он повернулся и увидел Руиза. Потом начал опускать руки.

– Нет! – рявкнул Руиз. – Руки вверх и повернись ко мне спиной.

Он прицелился в Публия из осколочного ружья.

Публий побагровел и принял вид вызывающей ярости. У Руиза на миг возникло чувство всепоглощающей власти. Ему внезапно нестерпимо захотелось убить Публия и избавиться от него и от его предательства. Он потом найдет другой способ убраться с Суука, такой, который не подвергал бы их опасностям ярости этого чудовища и создателя чудовищ. У них была субмарина. У них было оружие и кое-какие деньги. У них был генч, которого можно было бы продать на невольничьем рынке в Моревейнике. Этого вполне хватило бы. В этом он был уверен. Его палец покрепче нажал курок, почти непроизвольно.

Публий, наверное, увидел свой смертный приговор в этом лице. Он побледнел и быстро повернулся к стене. Палец Руиза слегка расслабился.