Сопка голубого сна

13.VI.— Маланья грозным рычаньем оповестила нас о своем возвращении. Она стосковалась по Вере и, должно быть, по удобствам жизни у нее, по меду, который в тайге ей добывать не удавалось. Похудевшая после месяца самостоятельного существования, она облапила Веру и, переступая с ноги на ногу, норовила облизать ей лицо и руки. Нас с Дуней и Митрашей она тоже узнала и поприветствовала, только Павла сторонилась, отвергая его попытки подружиться. Собаки, увидев наши теплые отношения с медведицейг перестали лаять, начали потихоньку подходить к ней, обнюхивать. В общем, мы весь день провозились с Маланьей.

Вечером в нашей комнате, глядя на маленькую выдру, с которой она почти не расстается, весь день таскает ее за собой в корзинке, Вера сказала:

— Ей тоже нужно имя, как Маланье. Ты ее нашел, вот ты и назови. Попробуй, мне очень хочется, чтобы ты придумал имя.

Я закурил трубку и надолго задумался.

— Ну, что скажешь? — спросила наконец Вера.

— Это не так просто... Имя должно быть польско-русским и пахнуть водой.

— Тогда думай дальше. Я на тебя надеюсь. Еще через какое-то время я сказал:

— Радуня.

— Что это значит?

— Это значит, что ты ей рада.

— Верно, очень рада.

— Кроме того, есть такая речушка, приток Вислы. Радуня. Только не помню, где именно.

— Молодец, у тебя ассоциативное мышление... Радуня! Завтра я прошу тебя побриться. Митрашу с Павлом тоже. Все, крестные отец и мать, свидетели, должны быть чисто и нарядно одеты.

14.VI.— Выдра лежала в корзинке, с бантиком, обложенная веночком из кусков свежекопченого балыка, и тревожно принюхивалась: пахло рыбой, но вместе с тем дымом, гарью, пожаром, в котором она потеряла мать.

— Радуня, сиротинушка ты моя дорогая,— говорила, Вера,— я постараюсь сделать твою жизнь счастливой, дам тебе все, только вот воду дать не смогу.

— Но для выдры вода — самое главное,— заметил Павел.

— Верно, но у нашего ручья такое сильное течение, что оно унесет Радуню и не вернет ее нам.

— Тогда давайте устроим ей пруд,— сказал я шутливо.

— Пруд? Где мы возьмем пруд? — спросили одновременно Вера и Павел.

— А вот где: построим дамбу,— начал я вроде в шутку, но незаметно для себя увлекся.— Наш ручей течет по оврагу, и вот за забором овраг сужается, его берега становятся почти отвесными, образуя ворота шириною шагов в двадцать. Если это место засыпать глиной, землей, камнями и сделать шлюз, то прямо напротив нашего дома образуется большой, довольно широкий пруд. В общем, нужна дамба длиною в двадцать шагов.

— Ведь это не так уж трудно сделать, правда, Бронек? — спросила Вера, и в глазах ее я прочел страстную мольбу. Милая ты моя, если это для тебя так важно, то будет тебе пруд!

— В общем, задача вполне посильная... Сколько времени может на это уйти?

— Не больше двух недель,— ответил Павел.— В Маньчжурии мы насыпали такую дамбу в полверсты длиной за две недели.

— Но вы работали всей ротой... Впрочем, на огороде теперь дел нету, можем заняться прудом, вот красота-то будет около дома!

23.VI.— Не писал целую неделю. Днем некогда, а к вечеру устаю ужасно. Делаем дамбу. Павел с Митрашей плотничают, а я, Вера, Дуня и Эрхе с Ширабом на четырех оленях возим камни, глину и землю.

Павел с Митрашей спилили четыре дерева и обрезали по длине дамбы. Два бревна уложили на дне в четырех шагах друг от друга, два наверху и начали с обеих сторож обшивать досками. Таким образом получается как бы наклонный забор. Мы же укладываем между досками слой камней, потом слой глины, слой земли и так далее. Теперь Павел с Митрашей делают шлюз в виде большущего ящика со щитом, поднимаемым кверху.

За день так изматываемся, что вечером даже есть неохота. Руки у нас в мозолях, лицо и шея искусаны гнусом. Гнус донимает ужасно. В сетках неудобно, душно и видимость плохая, а дымокуры мало помогают. Я хотел Веру избавить от этой каторги, но куда там! Вкалывает, как ломовая. У нее угрызения совести, что втравила нас в это дело. Теперь уже поздно отступать, нытье без толку тоже ни к чему, остается только, сжав зубы, доделывать дамбу.

8.VII.— Позавчера, на двадцать первый день, мы закончили дамбу и перекрыли ручей. Сегодня вода, двое суток наполнявшая пруд, достигла максимального уровня, получился водоем шириною шагов в пятьдесят, а длиною более трехсот, сужающийся в начале и в конце. Померили глубину — почти до пояса в начале, по шею в середине и с головкой около шлюза. Мы подняли щит, пропуская ручей, вода хлынула с шумом, будто на жернова, хотя Павел закрепил на водосбросе проволочную сетку, чтобы от нас не могла ускользнуть не только выдра, но даже плотва.

Мы стояли у дамбы, любуясь делом своих рук — зеленоватым зеркалом пруда, в котором отражалась тайга. Вид прекрасный, пейзаж преобразился до неузнаваемости. Вода, казалось, озарила светом все кругом, и посветлевший лес задумался, не веря собственной красоте. Вдруг на воду плюхнулся пролетавший селезень и, оставляя за собой треугольный след на воде, громко закрякал. Мы очнулись. Вера пустила в пруд Радуню.

День был жаркий, мы решили искупаться. Поскольку ни Дуня, ни Эрхе не умеют плавать, Вера пошла с ними туда, где вода по пояс, а мы разделись на берегу, у дамбы. Брыська, не задумываясь, прыгнул за мной в воду, как прыгнул бы и в огонь, если б я там оказался. Остальные члены его семейства, полаяв и постояв в нерешительности, последовали все же его примеру. Тогда и Маланья, недоверчиво наблюдавшая за нами с берега, вошла в воду и села, наслаждаясь прохладой, а собаки с лаем плавали вокруг нее — закрепляли дружбу.

Вечером Радуня вернулась к нам и, как обычно, ночевала в своей корзинке.

Это был для нас большой день, который надолго останется в памяти. День двойной победы. Нашей победы над природой — мы ведь изменили пейзаж. И животные, имея возможность выбора, возвращаются к нам.

11.VII.— Дальнейшие последствия создания пруда.

Пруд, задуманный поначалу для Радуни, неожиданно привнес в нашу местность новую красоту и стал для всех нас местом купания.

А дальше — больше.

Вера заметила, что наш огород расположен ниже уровня пруда. Мы вчера прорыли канавку, и вода из пруда поплыла в бак на огороде. Теперь трудоемкая поливка стала пустяком.

А сегодня Павел, сидя с удочкой на дамбе, поймал окуня. В пруду появилась рыба.

— Сазанов бы здесь развести! — размечтался Павел.— Знаешь, какая вкуснотища копченый сазан?

— Нету в нашем краю сазанов. Да и зачем их здесь разводить, в реке что, рыбы мало?

— Да, четыре версты в одну сторону и столько же обратно, а здесь прямо у забора пруд с ключевой водой. Это же сокровище... Грех его не зарыбить.

Семя мечты брошено, оно взойдет, станет действительностью — полным рыбы прудом Павла.

15.VII.— Каждый день купаемся в пруду.

Пришли буряты, восхищались, но купаться не стали. Только Эрхе, как невеста Павла, не поддается этой фамильной водобоязни. Они договариваются с Дуней и вместе купаются.

Митраша с Ширабом едут завтра на рассвете в Удинское делать покупки. Вера заказала несколько кур с петухом. Хочет иметь яйца.

— А ты запиши,— обратилась она ко мне,— человек, около которого не может кормиться никакое живое существо, немногого стоит.

(Иногда я секретарь, записывающий золотые мысли своей повелительницы.)

17. VII.— Сегодня мы говорили с Верой до глубокой ночи. Я рассказывал ей о своем детстве. Сначала беспорядочно, потом она заставила меня изложить все по порядку, тогда я попытался передать атмосферу после подавления восстания 1863 года, атмосферу страха, слухов, ненависти, песенок вроде «и в Сибирь нас отправят с казаком», рассказал о приезде Станислава, проколотого казачьей пикой, о подпольной деятельности Ста-мировского, аресте отца, одно вытекало из другого, сцеплялось с третьим, воспитанный в такой среде и такой обстановке, да еще с моим темпераментом, я не мог не вступить в боевую организацию, не участвовать в деятельности, закончившейся кражей тридцати ружей и убийством городового.