Страница 62 из 101
— Они хотят пришить нам убийство Николая. Это вряд ли удастся, дознаются, кто убил на самом деле, но дело может протянуться год и больше. Да и меня могут разоблачить в самовольной отлучке. Так или иначе, концессию заберут.
— Что же делать?
— Не знаю. Против нас объединились две силы — полиция и капитал.
Он набил трубку, закурил.
— А может, договориться с ними? — предложила Евка.— Половина участка им, половина нам.
— Зачем им соглашаться на половину, когда они могут забрать все.
Они сидели молча. Бронислав попыхивал трубкой, Шулим нервно сжимал и разжимал руки на столе, Евка угрюмо уставилась в окно.
Вдруг Бронислав, пустив струйку дыма, сказал коротко;
— Зотов.
— Думаешь, он найдет на них управу? — оживился Шулим.
— Несомненно. Если концессия будет принадлежать ему. Исправник с Гораздовым — щуки, а Зотов — акула.
— Он нам заплатит тысяч десять — пятнадцать... А там зарыты миллионы!
— Чтобы их добыть, нужно истратить уйму денег на оборудование, технику, рабочих, нужно знать это дело. Я не берусь, Евка тоже вряд ли, а тебе пришлось бы еще учиться. Все эти заботы были бы у нас и без исправника, а коль скоро он вмешался, то единственный выход — немедля продать концессию Зотову, и дело с концом.
— Бронек прав,—сказала Евка.—Пусть Зотов с ними воюет.
: — Надо поторопиться. Завтра же поедем к Зотову.
...Лес кончился, и они увидели «Самородок», залитый солнцем большой участок ржавого песка, весь изрытый котлованами, между которыми в глиняных ямах поблескивала вода. Спускаясь вниз, дорога пересекала участок, со стороны леса беспорядочно застроенный домиками и рабочими бараками. Сверху казалось, будто мальчишки играли в кубики, поссорились и, бросив их, убежали. Дальше тянулся прииск, виднелись большие американские промывочные машины, к которым рабочие подвозили на тачках песок, фонтаны воды и шурфы. Посредине стояла большая деревянная контора «Самородка». Миновав ее, они снова въехали в лес, здесь дорога была хорошо укатана, усыпана гравием, обсажена молодыми березками и рябиной. Обогнув газон, она привела их к красивому трехэтажному особняку из лиственницы.
Хотя здесь называли резиденцией дирекцию любого большого прииска, только увидев дом Зотова, Бронислав сказал Шулиму: вот это настоящая резиденция! Может быть, потому что особняк стоял в стороне от производства и был еще и частным жильем владельца. Только первый этаж занимали канцелярия и кабинет Зотова, остальные помещения были жилыми, на втором этаже жил Зотов с семьей, когда она бывала здесь, на третьем — гости, нахлебники и прислуга. Особняк был скромный, но очень красивый, срубленный как все деревенские избы, но из идеально ровных, подогнанных бревен. С некрашеной древесиной контрастировали белые коробки окон, ставни и двери, весь же интерьер был отделан прекрасной народной резьбой по дереву.
Оставив в сторонке тарантас и собак, они вошли в дом.
— Вы к кому? — спросил швейцар.
— К господину Любочкину,— ответил Бронислав.
— Он у себя, первая дверь направо из прихожей. Любочкин, рассказывали, продвинулся по службе
и стал при Зотове чем-то вроде адъютанта или чиновника но особым поручениям. Кремовая, вышитая крестом косоворотка, перепоясанная синим ремешком с кисточками, не старила его, он по-прежнему казался юношей, со своими золотистыми ресницами и девичьим румянцем, только взгляд и осанка стали степенными.
— Да, Николай Савельич, упокой, господи, его душу...— вздохнул он, здороваясь, и с грустью склонил голову; значит, из канцелярии урядника, из дома Васильевых известие о смерти Николая пошло гулять по округе и докатилось до «Самородка».
— Да, его-то душу господь упокоил, а вот нашу...— ответил Шулим.— Сам в кабинете?
— В кабинете.
— Тогда доложи о нас, будь любезен. Любочкин пошел к двери, у порога остановился:
— По какому вопросу?
— По вопросу о продаже вновь открытого месторождения.
Он отсутствовал несколько минут, затем широко распахнул дверь:
— Вадим Петрович просят!
В огромном кабинете, полном бронзы, кожи и застекленных стендов с минералами, поднялся из-за письменного стола и шагнул им навстречу мужчина лет сорока, в белом чесучовом костюме, широкоплечий, рослый, с мягкой рыжей бородкой и жестким взглядом. Похож на моряка, подумал Бронислав... Зотов поздоровался с каждым за руку и сказал, словно проверяя себя:
— Шулимов, зять Николая Савельича... Бронислав Найдаровский, его друг... Примите мои искренние соболезнования. Покойный был редкой души человек... Садитесь, господа.
Сели: Зотов за стол, они напротив.
— Николай часто вас вспоминал,— начал Шулим,— поэтому, попав в затруднительное положение, мы прежде всего подумали о вас.
— Что же это за затруднительное положение?
— У нас слишком большое состояние и слишком мизерные средства.
— Вы имеете в виду найденное вами месторождение?
— Да, да. Мы втроем, Николай, Бронислав и я, нашли сказочно богатое месторождение.
— Так уж и сказочное?! Давайте дело говорить. Сколько вы добыли золота?
— Мы копали одиннадцать дней и намыли золота на 14 775 рублей. Вот квитанция из Горного управления.
Он протянул квитанцию. Лицо Зотова посерьезнело, глаза сузились.
— Без машин, оборудования, примитивной техникой?
— С одним только вашгердом. Причем я был, можно сказать, не работник, мне приходилось трижды в день купать лошадей в озере, они шалели от гнуса... Сколько вы нам можете предложить?
— Мне надо посмотреть участок.
— Но, видите ли, мы очень спешим.
— В таких делах спешить нельзя.
— Мы вам расскажем все, как на духу, Вадим Петрович,—вмешался Бронислав.—Мы продаем богатейшую концессию, но вынуждены сделать это как можно скорее, дорог каждый день. Есть человек, который хочет во что бы то ни стало отобрать у нас этот участок...
Он рассказал об обстоятельствах гибели Николая, об исправнике Долгошеине и золотопромышленнике Гораздове.
— Лучшее доказательство ценности нашей концессии то, что Долгошеин хочет ее аннулировать, даже идя на преступление, изображая нас убийцами Николая.
— Как далеко отсюда участок?
— Десять дней пути.
— Дорогу знаете?
— Знаем. То есть я знаю, я лучше ориентируюсь на местности.
— Тогда вы и поведете.
— Но мне нельзя.
— Почему?
— Я ссыльный, приписан к волости Старые Чумы, а там — Забайкалье.
— Искать там золото вам можно было, а теперь нельзя?
— Видите ли, я сделал это ради Николая, меня золото не интересует. Золото в Синице было как бы приданым Шулима, а Николай очень хотел обеспечить дочь, прежде чем самому жениться и поселиться в тайге. Я пошел, потому что мог быть ему полезен, да и риск встретить кого-нибудь в той глуши был почти равен нулю. Сейчас обстоятельства изменились. Мы там встретим исправника. Сегодня семнадцатое июля, его вызвали в суд, слушается дело наследников Водонозова, а завтра-послезавтра он сможет двинуться и путь.
— Что касается последствий вашего пребывания на Синице...
— Надеюсь, вы сохраните это в тайне!
— Конечно, не сомневайтесь. Вообще вы там не были, едете со мной впервые по моему указанию. Вы работаете у меня.
— Кем?
— Сам не знаю. Что-нибудь придумаем... Я в хороших, можно даже сказать, дружеских отношениях с генерал-губернатором. Он разрешит ссыльному сопровождать меня в тайгу, под мое честное слово, разумеется.
— Что ж, под ваше честное слово, что мне ничего не будет, я поеду.
— Мы знали, что обращаемся к человеку, которому можно все рассказать, не опасаясь, что он захочет воспользоваться нашей бедой! — с воодушевлением воскликнул Шулим.
— Тут вы ошибаетесь. Я бы сам себя не уважал, если б не пользовался подобными обстоятельствами. Но я соблюдаю меру.
Он позвонил. Вошел Любочкин.
— Записывай. Инженеру Вельяминову подготовить изыскательную партию в район Синицы. Взять с собой десятника Мельгунова и пять человек старателей... Дорога туда займет десять дней. Детали пусть он согласует с господином Найдаровским. Отправление завтра в семь утра.