Галактики как песчинки

— Хорошо. Может быть, из-за того, что я перенёсся из своего времени, мне видится все по-другому. Последние несколько дней я провёл на Профиле Увядания, обозревая зелень настоящего и чёрные развалины прошлого, пытаясь понять самого себя. Я всегда восставал против реальности, и реальность не смогла переубедить меня.

Улыбка чуть тронула его губы.

— Вся твоя жизнь посвящена людям. А моя — лишь блуждание в твоей тени. Это унижает меня. Я обижен твоей благосклонностью. Твои портматтеры перенесли меня обратно в те мрачные времена, когда я родился, в Тысячелетие Войн. Ты пыталась сохранить саму Землю — спасти животных, птиц, рыб и растения — и меня! Я стал антикварной редкостью. Ты спасла мою жизнь, но это и превратило меня в ископаемое.

— Чепуха! Твои гены…

— Оставь в покое мои гены и послушай, что я тебе скажу. Моя эпоха проклята из-за того, что именно тогда развязалась разрушительная война. Ты и твой народ самоотверженно пытались спасти всё, что могли, Я же, напротив, просто уклонялся — я уклонялся от основного человеческого предначертания, которое состоит в том, чтобы встретить лицом к лицу все зло своего времени.

— Это — твоё время, Хва! — перебила его Вангуст. — Ты — один из нас. Здесь твои дети, Твоё благоразумие стало нашим оплотом. Забудь о своей вине. Ты говоришь, что я должна забыть об одиночестве. Я говорю — забудь о своей вине. У тебя нет иных обязанностей, как только проявить себя с лучшей стороны. Сделать то, что не удалось в своё время. Ты забыл о той силе, которую мы нашли в себе — мы оба — когда были молоды.

Он отвернулся.

— Нет, я не забываю, не забываю.

Он стоял, твёрдо упёршись ногами в землю, вслушиваясь в себя.

Ей вспомнилось, что так он любил стоять когда-то очень давно, когда они были молоды и любили купаться в море. Она ушла, оставив его наедине со своими думами.

Некоторое время спустя она вернулась, уже переодетая в зелёные одежды.

Чан Хва был занят тем, что регистрировал биение сердца аллигатора в зародыше волка.

— Я получила известия от нашей дочери. Сейчас она на пути сюда из Союза и хочет, чтобы мы встретили её. Ты полетишь со мной?

— С удовольствием. И извини, пожалуйста, если я был резок.

Она мягко пожала его руку.

— Как бы я хотел, чтобы мы могли путешествовать в будущее так же легко, как мы летаем по воздуху, — сказал он. — Я бы очень желал попасть в будущее, чтобы увидеть, как определённые обстоятельства разрешаются сами по себе.

Нетерпеливо Вангуст сказала:

— Вспомни об уравнении Времени. Сознание может проникнуть только в прошлое, по пройденному пути, и возвратиться только в настоящее. Будущего нет1 . Дорога в будущее не проложена. Завтра не может существовать раньше, чем завтра. Такое объяснение даёт уравнение Времени.

— Уравнения не могут предвидеть всего… Это заключение, к которому я пришёл.

Он упрямо выпятил нижнюю губу.

— Я проникну в будущее.

Ялеранда, прорываясь сквозь завесу паутины, услышал последние слова старика. Все беспредельно, все возможно; он сам, когда вырастет, осуществит миллионы и миллионы дел, которые до него не делал никто. Почему бы этой старой развалине не перенестись в далёкое будущее — будущее золота и высоких домов?

Он осторожно крался, прячась в зарослях шелковистого лунника, когда мужчина и женщина садились в свою летающую машину. Как лифт, она вертикально взмыла вверх, на секунду сделав воздух видимым. Летний дом растаял, как угасающий день.

Мальчик одиноко стоял среди зелёных насаждений — взгляд устремлён вверх, рот открыт в изумлении.

Поднимаясь все выше, Чан Хва обозревал обширные пространства земли, которые великолепным ковром расстилались под ними.

На высоте в пять миль они зависли. Отсюда хорошо просматривалась экзема выжженной земли, черным пятном выделявшаяся среди моря зелени. Изъеденные ржавчиной машины все ещё вели свои смертельные игры. А до самого горизонта простиралось изумрудное покрывало.

Словно очнувшись, Чая Хва выпалил:

— Во время твоего последнего отсутствия одна из этих отвратительных машин ворвалась в дом. Он принял её и отправил обратно. Мы гнались за ней, пока робот не сорвался в овраг и не погиб. Они все ещё достаточно активны — проработавшие несколько столетий машины; просто неудачно запрограммированы.

— Следует отправить экспедицию на выжженные земли, чтобы снять с них солнечные батареи и деактивировать их.

— После этого случая меня вдруг осенило, что вся Вселенная неудачно запрограммировала и что существуют вселенные, где дело поставлено лучше.

Почти не прислушиваясь к замечаниям мужа, Вангуст внимательно всматривалась вниз на плодородные земли.

— Все ото — результат нашей деятельности. Деятельности простых солитян. Когда мы впервые пришли сюда, эта земля была безжизненна. Когда ты прибыл, она все ещё оставалась чёрной, как пустыня, и только кактусы и колючки ютились на ней. Наши руки и усилия восстановили этот прекрасный, гармоничный мир растений, насекомых, птиц, животных — души. Сейчас они способны выжить сами, отвоёвывая все большие пространства. Теперь ничто не остановит их.

— Да, да. Мы хорошо все залатали…

— Эта зелёная волна соединится с зелёной волной от побережья, где растёт новый город Кобальт, около Залива Союза. Не есть ли это отпущение грехов? Ты все ещё думаешь, что мы ничего не сделали? Могли ли мы сделать ещё лучше?

Он улыбнулся и положил руку на её плечо, но не произнёс ни слова. Не сказал ничего из того, о чём хотелось бы поведать. Повернувшись к жене, он произнёс:

— Ты имеешь полное право быть удовлетворённой. И сейчас ты ещё больше обрадуешься, потому что от побережья к нам движется корабль.

Однажды он уже вёл свой корабль, паря ночью над сожжённым телом планеты, меняя все и вся, наслаждаясь выполняемой им работой. Он насаждал чистые и бурные океаны, которые, как он убедился впоследствии, светились планктоном, как звёздное небо.

Жизнь полна драм, воссоздания, волн, бьющихся о дикие, неверные берега мироздания.

Сжатый у полюсов сфероид внезапно возник у иллюминатора. Он подал опознавательный сигнал, изменил куре, нырнул, оставив после себя длинный белый след. Затем коснулся их корпуса, с шипением сработал стыковочный шлюз, и корабль замер.

Открылся люк.

Кобальт Илсонт перешла в их корабль, улыбаясь и обнимая родителей. Сильная и красивая, с голубыми глазами, бронзовыми вьющимися волосами, с лицом в веснушках. Кобальт говорила очень громко. Наверное, она думала, что её родители оглохли от старости.

— Два дня назад я покинула Союз. И подумала, что неплохо бы навестить нас. Как вы? Ты хорошо выглядишь, Чан Хва, а ты, Вангуст, стала ещё элегантнее.

Она поцеловала мать в щеку, а отца — в лоб.

— Могла бы прибыть портматтером, чем наслаждаться аэробатикой.

Кобальт засмеялась:

— Тебе ведь невдомёк, отчего получает удовольствие молодое поколение, да, Хва?

Здесь же они прекрасно поужинали, паря над просторами вечерней Земли. В бокалах искрилось красное вино, которым они запивали серебряного карпа и пирог с черносливом — скромный деликатес.

После окончания этой импровизированной вечеринки Кобальт настояла, чтобы все перебрались в её машину, — взглянуть на город, её разрастающийся город Союз.

А рос он необычайно быстро. Даже сейчас Чан Хва и Вангуст могли наблюдать, как он расширяется буквально на глазах. Город раскинулся на всем побережье. В построенных новых бухтах уже покачивались стоящие на якорях корабли. Новый пирс с включённой иллюминацией стрелой выдавался далеко в океан.

— А это наш рыболовецкий флот, — с гордостью сказала Кобальт, указывая на множество светящихся в океане точек. — У него сейчас большой объём работы. Много рыбы и хорошей рыбы. О, это так прекрасно’ А знаете, если мы немного пролетим над океаном, то не увидим ни одного огонька на протяжении секи тысяч миль. Это только начало.

И вне всякой связи добавила:

— В следующее зимнее солнцестояние мы начинаем новый календарь в Союзе. Делается это с тем, чтобы отметить вхождение в новую эру. Отныне все будет лучше. Союз явится самым большим городом в мире. Солитяне перестанут думать о себе, как о дикарях. У нас вводятся в строй две школы — для детей и для взрослых.