Муж на час

— Так вы меня что, провожали? — выпалила я, шагая в подъезд.

— Ну, как бы, да, — развеселился Захар, а я почувствовала, как щеки неудержимо наливаются краской. — Вы не заметили?

— Я думала, нам с вами просто в одну сторону, — пробормотала я, ковыряясь в сумке.

— Так мы с вами лицом к лицу столкнулись, — продолжил веселиться Захар.

— Спасибо, — пробормотала я, выуживая ключи и поднимая голову. Захар улыбался, нос и щеки у него были ярко-красными, и я неожиданно качнулась вперед, мимолетно касаясь его щеки своей — просто так, потому что вдруг мучительно захотелось почувствовать близость другого человека, ощутить запах одеколона, тепло кожи… Я резко качнулась обратно и с нарочитой бодростью воскликнула:

— Не перевелись рыцари на земле русской!

— Скорее уж, басурманской, — растерянно отозвался Захар, пряча руки в карманы.

— Всего доброго, — подсказала я, улыбаясь приклеенной улыбкой.

— Спокойной ночи, — кивнул он и канул в темноте подъездного тамбура.

— Фух, ну и дура, — пробормотала я сама себе, отпирая дверь и вваливаясь в квартиру. В зале заливался телефон. — Блин, блин, блин, — я заскакала на одной ноге в комнату и подхватила трубку. — Да!

— Нин? — тревожно и вопросительно воззвала Машка.

— Ух, успела, — с облегчением перевела я дух.

— Куда? — удивилась Машка.

— За трубкой! — пояснила я недогадливой подруге. — Я только через порог!

— И где тебя носило? — голосом сварливой жены вопросила она, и я улыбнулась. Если Машка валяет дурака, значит, все в порядке. — Я тут вся в переживаниях, а ее где-то носит, понимаешь!

— Давай, выкладывай свои переживания, — велела я, снимая верхнюю одежду и обувь. — Что было после моего ухода, да в подробностях.

— Ох, Нин, — погрустнела Машка. — Сначала я Вадьку успокаивала. Параллельно пыталась Колины брюки очистить, он, когда сам упал, угодил в самую чачу… Куртка бог с ней, не форменная, кожанка, просто тряпочкой протерли, и ладно, а вот с брюками я возилась…

— Колины? — пробормотала я, и почти физически почувствовала Машкино смущение.

— Ну…

— Маш, успокойся, — велела я. — Я видела, как он на тебя смотрел!

— Да? — Тут же оживилась подруга, — и как?

— Во все глаза, — заверила я, рыща в холодильнике. — Так, значит, ты с Вадькой на руках успокаивала его форменные брюки…

— Ты соображаешь, что ты несешь, — прыснула Машка. — Какие брюки, какие руки?

— В рукава засунул руки, оказалось, это брюки, — прочавкала я, откусывая от сыра.

— Дурища, — пробормотала Машка, смеясь. — Слушай дальше.

— Вся внимание, — я сунула ноги в батарею и закатила глаза от удовольствия.

— В общем, Вадька до него докопался как банный лист до заднего места. И как ты, Коля, волка увидел, и какой у тебя пистолет, и вообще, какой ты молодец.

— Все правильно, молодец, — с удовольствием подтвердила я, отхлебывая чай. — Редкий. Я только не поняла, у нас что, участковые со стволами ходят?

— Я тоже спросила. Оказалось, нам тупо повезло. Вообще не ходят, и сам Коля совершенно не понимал, на кой ляд он его из сейфа вытащил и в кобуру сунул. Я тебе говорила, что у тебя дар?

— А я тебе говорила, что ты дура?

— Неоднократно.

— Аналогично. Дальше-то что было?

— Дальше я кормила всех котлетами, Вадька вырубился на полу перед телеком, а мы с Колей до трех ночи чай пили и ждали, пока его штаны высохнут.

— Угу. — Улыбнулась я довольной улыбкой.

— Чего угу? — воинственно осведомилась Машка. — Вот чего.

— Маш, я просто радуюсь, — честно сказала я.

— Я тоже, — неожиданно спрятала колючки Маша и замолчала.

— Меня гложет одна мысль, — задумчиво сказала я, глядя в темное окно.

— Какая? — с подозрением спросила подруга.

— Труп собаки этой так и остался… посреди детской площадки лежать?

— А вот тут, радость моя, ты не права, — с торжеством в голосе возвестила Машка.

— Даа? — удивилась я.

— Да! Я ему выдала папины треники, он, значит, их натянул. Щиколотки голые сантиметров на пятнадцать точно. Взял у меня три пакета и ушел в ночь. А я как раз Вадьку успокаивала.

— Так.

— Вернулся через полчаса где-то, грязный.

— Так.

— В общем, он эту собаку как-то заархивировал в эти пакеты, засунул в мусорный бак, и ухитрился на какой-то картонке оставить записку дворнику.

— Потрясающий мужчина, — совершенно искренне сказала я.

— И я о том же, — согласилась Машка.

— Только я не очень поняла, зачем записку было оставлять.

— Я тоже. Оказалось, Коля позвонил в круглосуточную эту службу, ну, по отстрелу животных…

— Фу, — скривилась я.

— Фу, — согласилась Машка. — Ну, служба сама не круглосуточная, там диспетчер, или автоответчик, в общем, кто-то из них. В общем, он там выматерился, насколько я знаю жизнь, и пошел убирать эту псину.

— Так записка-то зачем? — жалобно воззвала я.

— А, записка. Ну, животных дохлых принято в скотомогильнике закапывать, вроде как… — с сомнением протянула Машка.

— Слушай, эта псина правда, бешеная была?

— Прикинь? — содрогнулась подруга. — Я думала, конец нам.

— А я вообще ничего не поняла, только увидела, как ты побежала, и все, — поежилась я.

— А меня как толкнул кто.

Мы помолчали. Потом я, желая отвлечь подругу от невеселых мыслей, ехидно вопросила:

— Вы телефонами-то вчера хоть обменялись?

— Нет, — скромно сказала Машка, а я чуть не взвыла:

— Почему?

— Потому что в три часа ночи нам хотелось спать, и голова не варила, — отрезала Машка.

— Ну, блин, — расстроилась я.

— Зато Коля запомнил адрес, и сегодня вечером пришел в гости. — Скромно закончила подруга, а я издала трудноопределимый возглас.

— Да. Мне принес мишку Тедди, а сыну моему принес конструктор. И они полтора часа его на диване собирали.

— Офигеть, — потрясенно протянула я. — Вот это я понимаю, любовь с первого взгляда. Вот это я понимаю, мужик…

— С большой буквы.

— В этом случае тут все буквы заглавные, — искренне сказала я.

— Не буду спорить, — важно согласилась Машка. — Вот так.

— Жесть.

— Нин, я сегодня первый раз за три года почувствовала себя нормальной женщиной. — Неожиданно всхлипнула Машка.

— Эй, — расстроено позвала я. — Ну ты чего!

— Ничего, — она шмыгнула носом. — Вот представь, я на кухне вожусь, мужики в зале, все при деле, и они по очереди меня зовут то на одно посмотреть, то на другое, а потом едят, что я наготовила…

— Маш, успокойся.

— Знаешь, что он мне сказал?

— Что?

— Сказал, что у него серьезные намерения, иначе бы он к Вадьке и на пушечный выстрел не подошел.

— Ну, вот, — бодро сказала я. — Видишь!

— Нин, дай мне телефон своей парикмахерши, — трубно шмыгнув носом, попросила Машка. — Я хочу подстричься. И маникюр сделаю.

— Пиши, — растерянно отозвалась я.

— Я тебя люблю.

— И я тебя, — совсем уж потерялась я. Мы с Машкой говорим это друг другу примерно раз в пятилетку, пребывая совсем уж в растрепанных чувствах.

— Все. Я пошла спать, а то завтра мешки будут под глазами, а мне не нужны никакие мешки, — решительно сказала подруга, и мы попрощались.

Я положила нагретую от разговора трубку и встала с табуретки. Покрутила шеей, подергала плечами, убрала со стола и призадумалась — лезть в ванну, или обойтись бодрящим душем. Телефон зазвонил снова.

— Да? — я с легким недоумением покосилась на часы — время перевалило за половину одиннадцатого.

— Здравствуй, Нина. Надеюсь, я не слишком поздно тебя беспокою? — светски осведомилась моя бывшая свекровь. Я чуть отодвинула трубку от лица и сделала два быстрых вдоха.

— Добрый вечер, Нона Станиславовна, — поздоровалась я. — Нисколько не поздно, не волнуйтесь. Как вы поживаете? Все ли благополучно?

— Это что, сарказм? — с прохладцей уточнила свекровь.

— Что вы, — усмехнулась я. — Это искренний интерес.

— Как-то не очень похоже, Нина, потренируйся на досуге. — Ехидно ответила свекровь.