Страница 12 из 17
Медведь
Всё равно, мне неведом путь в обличье чужом. Лучше гибнуть медведем, чем чирикать чижом. Красоваться мехами, рваным шрамом на лбу. На святого Михайла разморозить гульбу с мёдом и с мордобоем, чтобы шерсть на кустах. Чтоб от леса до моря шла молва неспроста. А на сватанье, тихим (с ней душой не криви), предложить медвежихе сердце с лапой в крови. Задирал, осмелев, забавлялся, смешон… Он на юге был лев, а на севере — слон. Не могли лопари ни прощать, ни говеть. И не зря был в цари ими избран медведь. И не зря в Олонце на заре естества стыл в медвежьем венце их предел божества. Остяки — Извини! — бормотали во тьму, перед тем как они в грудь стреляли ему. Он от боли на задние лапы вставал. И тогда они бойко — наповал, наповал. Ах, медведь мой, за что ж, так безмерно любя, на полати — под нож, у берлоги — тебя? То в овсах, то в хлебах, то, чтоб было видней, на «колёса» — в «грибах», на капкан — у корней. И, чтоб хруст под костями, чтоб недолго от ран: вершковыми гвоздями, под заточкой — чурбан. Петли смётаны ловко, яма в рост — глубока. В рукавице рука — вековая сноровка. И со шкурой — домой. А к обеду — ступни. Летом или зимой ждут медведя они. …Мне страшна и люба, мне горька и близка и медвежья гульба, и медвежья тоска. Всё медведю в зачёт. Не глядели б глаза, как по морде течёт человечья слеза.Подводя итоги
Что было, что не было — по уши сыт. Помельче просеял бы, — нет таких сит. Осколков своих подпилил бы углы. Да нет такой сикамбриозной пилы. Все ночи в чаду, все похмельные дни размыл бы, вернул, да к чему мне они. Друзей, что обидел я, вот он — мой нож… Да что уповать, тех обид не вернёшь. И всё же, хоть сам я себе не судья: не лгал, не шустрил, не прислуживал я. А дни, что остались (не глянешь на дно), хотел бы дожить, если мне суждено: подальше от клейстера и сургуча, подальше от евнуха и стукача, от бальных снегов и от свальных грехов, от выгоды ложно-опальных стихов. Подальше от лёгких шарнирных дверей, от свах, повитух и от поводырей, от сводных оркестров заблудших отцов, пророков, оракулов и мудрецов, оков золочёных в синильном раю, жуков, стерегущих добычу свою. Пристёгнутых беркутов, пленных орлов, от птиц подсадных и продажных голов. Подальше, подальше от скупочных цен, от ловко придуманных мизансцен. От скромных даров на чужом облучке и от указательных пальцев в зрачке. От добрых ломбардов, от мутной хвалы, от сточных канав голубой похвалы. От каннов немых в ледяном хрустале. Поближе, поближе, поближе к земле."Так недолго гостим мы…"
Так недолго гостим мы на зелёной земле. А они — по гостиным при вельможном столе. Ни молитвенной сути, ни открытых рубах. Все при чьём-нибудь супе, с «барским» шлейфом в зубах. Соловьиной тирадой распакованы сны. А они за наградой прохудили штаны. Не как те, что на БАМе в шурфе, с серым лицом. А с мозольными лбами, да с округлым словцом, да с наживкою лживой без любви, без вины. Но не ими мы живы. Ими только черны. Сколько ж их, в полушалках, не гулявших в лугах. Сколько в шапках-ушанках належалось в снегах. Сколько войн отстрадали, сколько сделали дел. А ведь нам недодали на родной трудодень. Но в страданьях рождённых (даль всегда далека), хоть победа горька — нет средь нас побеждённых.Короли
Сами мы короли — не в ночи, а с утра… Не сжигать корабли. Строить их в ордера. Ни сейчас, ни потом не жалейте кили. После нас — не потоп, если мы — короли. Надоело брюзжать: не чума, не война… Если губы разжать — речь далёко слышна. Время, вскинув свечу, не приходит само… Всё нам, брат, по плечу, если мы не дерьмо.