Страница 7 из 110
Сегодня он стоял на краю небольшой, нависшей над водою деревянной пристани, а жена его с двумя детьми носилась в лодчонке без весел далеко в море и звала: «Асен! Асен!» А волны били в пристань, угрожающе раскачивали осклизлые доски. Будто прикованный к этим хлопающим доскам, он и шагу не мог ступить, чтобы прийти семье на помощь. И неслось над морем встревоженное: «Асен! Асен!»
Ковачев проснулся, но не сразу понял, что находится в гостиничном номере. Первое, что он почувствовал, — радость, ибо избавился от кошмара. Вслед за тем он не на шутку рассердился, когда понял, что его разбудили. Включив настольную лампу, он с некоторым облегчением отметил, что было всего лишь полдвенадцатого. Телефон снова зазвонил. Дежурный окружного управления попросил спуститься вниз и подождать оперативную.
Через несколько минут он уже был внизу, перед входом в гостиницу и курил сигарету. Ночь была прохладной, с моря поддувал ветерок, и он с удовольствием застегнул плащ, который предусмотрительно взял с собою. Судя по всему, случилось нечто важное.
Не успел он докурить сигарету, как подкатила черная «Волга», он сел рядом с шофером, а Петев немедленно доложил сзади над ухом:
— Только что сообщили, что Маклоренс погиб в автомобильной катастрофе на шоссе, ведущем к Балчику. Его машина съехала с шоссе и разбилась где-то недалеко от пионерского лагеря.
— Кто доложил?
— Служба наблюдения.
— Маклоренс был один в машине? Кто-нибудь еще пострадал?
— Больше ничего не известно.
Шофер мчался с такой скоростью, что Ковачев всерьез начал думать об опасности последовать за Маклоренсом. Время от времени навстречу им проносились с шумом машины, возвращавшиеся в Варну или на Золотые пески. Судя по тому, как они вписывались в повороты и не переключали дальний свет, можно было предположить, что большинство шоферов предпочли бы в эту ночь не встречаться с автоинспекторами.
На одном из поворотов, где шины снова зловеще запищали, Ковачев увидел вдалеке, как кто-то вроде бы размахивал огнем. Шофер сбавил скорость, и за следующим поворотом показался крупный мужчина с электрическим фонарем в руке, а рядом стояли машина ГАИ, санитарная машина и темная «Волга». Ковачев выскочил и сразу был ослеплен, но мужчина тут же перевел луч на землю и представился:
— Бай[1] Драган, сторож пионерского лагеря. Вы, кажется, из милиции. Другие ваши внизу. Следуйте за мною, я знаю дорогу меж камней.
Строителям шоссе пришлось здесь рассечь скалистый холм, и лишние камни так и остались на склоне. Тропинки не было, и в ночной тьме, хотя и рассекаемой фонарем бая Драгана, они все же с большим трудом сумели попасть на травянистую поляну, где теперь покоился «плимут».
Собравшиеся представились: врач курортной поликлиники Миладинов, установивший факт смерти, капитан Савов из ГАИ и два эксперта, которые закончили осмотр, фотографирование и зарисовку места происшествия, а также один работник службы наблюдения. Каждый из них дело свое уже сделал и теперь ждал указаний «начальства из Софии».
Ковачев отозвал в сторону оперативника. Тот доложил:
— Точная картина не ясна. Мы следовали сзади метрах в трехстах-четырехстах. А он погиб именно на повороте, вне пределов видимости. Какой-то шум мы, правда, услышали, но не придали значения. А когда вылетели на открытое место и увидели, что он исчез, решили возвратиться. Отъехали почти на километр. И тут его обнаружили. По огням внизу и по... проломанному парапету.
Ковачев поинтересовался, кто сообщил о происшествии. Оказалось, что первым все же позвонил в милицию не оперативник, а сторож пионерского лагеря. Сейчас и он ожидал своей очереди, смущенный вниманием, но гордый своей ролью бдительного помощника. Рядом с ним неразлучной тенью маячил сухонький старикашка.
— Вот кто видел воочию происшествие, — представил старичка капитан Савов.
— Да ну... никто его не видел, товарищ капитан.
— Не видели, так хотя бы слышали, правда?
— А как же, слышали. Сидим мы как раз, стало быть, в кухне, в картишки перекидываемся, а тут что-то как заскрежещет. Загромыхало, значит, потом удар... и еще разок ударило.
— Когда это произошло?
— Да как вам сказать, товарищ капитан, не догадались мы на часы-то поглядеть. Однако время-то достаточно прошло после вечерней поверки. За одиннадцать наверняка перевалило...
— А вы, доктор, не взглянули на часы, когда вас вызвали? — спросил Ковачев.
— Взглянул. Было 23.07, когда мне позвонили.
— Благодарю. А теперь надо вытащить из машины труп. Прежде чем он попадет в морг, хотелось бы его осмотреть.
«Плимут», перевернувшись по откосу несколько раз, снова оказался на колесах. Но почти все стекла были разбиты, крылья разодраны, дверцы раздавлены. Лишь ломом удалось вскрыть шоферскую дверь. Наконец вытащили Маклоренса. Хотя и окровавленное, лицо его сохранило холодноватую англосаксонскую красоту. Должно быть, смертоносный удар пришелся от руля в грудную клетку, к сердцу.
Из правого кармана Ковачев достал паспорт. Между страницами пестрели банкноты. Он пересчитал их: в одном месте девять купюр по сто долларов, в другом — сто двадцать левов пятерками и десятками. С первой страницы в свете фонаря ему улыбался мертвый Дэвид Маклоренс. Слева под мышкой у него обнаружился в элегантной кобуре увесистый блестящий пистолет. Ковачев стал его разглядывать. То была неизвестная американская модель, вероятно, тридцать восьмого калибра или побольше. Он сунул пистолет обратно в кобуру.
После внимательного осмотра трупа Ковачев распорядился доставить его в морг для вскрытия. А сам полез в «плимут», чтобы окинуть взглядом все изнутри, порыться в карманчиках дверок и в ящике на панели.
— А вот и еще один!
— Что вы нашли? — спросил его доктор Миладинов, склоняясь над его спиной. После находки пистолета его интерес к происходящему значительно вырос.
— Это, доктор, не по вашей части, — сказал Ковачев, вылезая из машины. В руке он держал второй пистолет, на этот раз с гораздо более длинным и тонким дулом с глушителем на конце.
Труп положили на носилки. Предстояло тащить его наверх, но уже не между камней. Бай Драган взялся показать им окольный путь по тропинке.
— Откройте багажник и вообще осмотрите машину. Самым внимательным образом, — распорядился Ковачев. — Мы с капитаном Савовым отправляемся к шоссе, поможем, если понадобится, нести труп.
Когда мертвого положили в санитарную машину, Ковачев взял у Савова фонарь и принялся внимательно разглядывать что-то на шоссе. Что он мог найти?
Оперативник ему рассказал, что в 19.30 Маклоренс и Эдлайн Мелвилл поехали в сторону Балчика. Двигались они не торопясь, как на прогулке, нигде не останавливались, ни с кем не встречались. В Балчике они заняли столик на террасе ресторана. Недалеко от них расположился наблюдатель, потягивая пиво и закусывая.
Через полчаса, когда Маклоренс (к великому ужасу наблюдателя, тоже шофера-любителя) сумел справиться с двумя стограммовыми стопками водки без всякой закуски, за их стол подсела еще одна пара: мужчина лет пятидесяти пяти — шестидесяти, низенький, с лысиной, обрамленной седыми кудряшками, и большим крючковатым носом, сопровождал тридцатилетнюю даму — непомерно загримированную броскую брюнетку в расцвеченных розовым и синим хлопчатобумажных брюках. Подсели они как старые знакомые, заказали себе ужин и все сразу начали оживленно переговариваться.
Этот спокойный момент и избрал оперативник, чтобы позвонить из кабинета директора ресторана и «попросить подкрепления» ввиду прибытия неизвестной пары. Но он так и не успел ничего о ней выяснить, поскольку его сослуживцы вскоре появились в ресторане.
К половине одиннадцатого Эдлайн Мелвилл заплатила по счету. Однако лысый и обе дамы направились не к «плимуту», а к другой иностранной машине, броская брюнетка села за руль, и они укатили. А Маклоренс допил водку (возможно, они на него за что-то рассердились) и уехал через четверть часа. Характерно, что если те трое пили лишь белое вино, то Дэвид успел влить в себя еще два стакана водки, что не помешало ему завести свою машину. Правда, сказалось опьянение: без всякой нужды он начал форсировать двигатель, будто любовался его мощностью, зажигать и гасить дальний свет, пока наконец не рванул с места с такой скоростью, что оперативная машина еле за ним успевала.
1
Бай (разг.) — почтительное обращение к старшему. (Прим. пер.)