Страница 26 из 110
— Не курит, не пьет, с женщинами не якшается, в карты не играет, как и положено идеальному обывателю, — сказал Консулов.
— А вы ничего интересного не замечали? — спросил его генерал. — Дольше каждого из нас возитесь с ним...
— Замечал. Даже два обстоятельства.
— Что ж молчали?
— Да, знаете... они такие... показались мне незначительными. Скорее всего случайности, хотя в чем-то подозрительные. Первая: его дом ни на миг не остается пустым, в нем всегда или Петров, или его жена, или они вместе. Пока он на работе, она даже во двор не выйдет. Хотя это самое удобное время для покупок. Дождется возвращения мужа и лишь тогда идет по своим делам. Сознаюсь, я обдумывал греховную возможность проникнуть в дом и потрясти чемоданчик. Но это исключено. По этому поводу и набрел на первую случайность.
— И никаких исключений?
— Никаких! Правило у них железное: в доме должен быть человек.
— Это уже кое-что, — сказал Ковачев. — Стало быть, жена его тоже в игре и соблюдает все правила.
— А второе обстоятельство? — спросил Марков у Консулова.
— Другое еще странней. Внимательно читая донесения наблюдателей (а читал я их многократно, все искал какую-нибудь зацепку), я подметил, что несколько раз Петров пользовался телефоном-автоматом на углу бульвара Евлоги Георгиева, возле остановки автобуса, которым он едет на работу. Но у него и дома есть телефон, и в цехе, и в канцелярии, где оформляют заказы. Первый раз он позвонил спустя три минуты после выхода из дома. Я решил, что он что-то забыл сказать своей любимой Еве. Но он звонил не ей. Вечером того же дня, сойдя с автобуса, он опять воспользовался автоматом. Я подумал: а вдруг испортился домашний телефон! Проверил. Нет. Исправен! Так повторялось несколько раз. Что это за ритуал — вести краткие разговоры до или после работы, явно предпочитая общественный телефон личному? И чем иным объяснить этот ритуал, кроме страха, что домашний телефон можно прослушать, а уличный — нет?
— Вот это идея! — сказал Марков, почесывая свои седые волосы. — Да представляете ли вы, сколь она может оказаться плодоносной? И отчего раньше не сигнализировали, ведь мы упустили несколько его разговоров!
— О чем сигнализировать? Что он звонит по автомату недалеко от своего дома? С кем такое не случается.
— Автомат всегда один и тот же?
— Судя по донесениям, да.
— Так, так... — начал потирать руки Марков. — Значит, господин Петров полагает, что если домашний его телефон прослушивается, то из будки телефона-автомата он может говорить с кем угодно и о чем угодно. Браво, идеалист Петров.
— Прикажете взять разрешение на прослушивание этого автомата? — спросил майор.
— Постоянно, весь день, не нужно. Но в момент, когда им воспользуется Петров, по радиосигналу наблюдателей мы должны слышать разговор. Преступно упустить такую возможность. Какой шанс! Какой шанс!
II. АВТОМАТ 70-69
Как и следовало ожидать, Марков был в одной из генеральских палат. И поскольку у него никого не было в Софии — родители давно умерли, свою семью он не создал, братья и сестры жили в Казанлыке, — в эти послеобеденные часы в палате он был один.
Крыстю Марков давно страдал почками. Были долгие периоды, когда они вообще не давали о себе знать. Случались недели, как он выражался, «примирения», некоего равновесия между болезнью и организмом, но время от времени болезнь набрасывалась, как лютый зверь, и тогда этот огромный бесстрашный мужчина искусывал в кровь губы и скреб ногтями стену возле кровати.
Очередной камешек двинулся в свой кровавый путь, когда началось наблюдение за уличным телефоном-автоматом № 70-69. Приступ свалил генерала рано утром в кабинете, еще до чтения бюллетеней. Несколько дней боли были настолько острыми, что только лишь огромные дозы атропина и папаверина облегчали генеральские муки. Но, слава богу, вчера камень вышел, и врачи разрешили посещения...
Когда дошла очередь до последних служебных новостей, генерал прежде всего поинтересовался, как дела с Петровым. Вместо ответа Ковачев достал из своей сумки диктофон и протянул начальнику.
— Это наш общий подарок, товарищ генерал, по случаю вашего выздоровления. Нет, не диктофон, а кассета.
— Уж не записи ли моей любимицы Лили Ивановой?
— Кое-что потрогательней. Записи телефонных разговоров товарища Петрова по автомату номер 70-69, снабженные информационными справками и нашими комментариями к оным. Идея, как и сценарий этой радиопьесы, принадлежит капитану Консулову. Он и ведущий. А исполнители все мы, ваши подчиненные.
— Радиопьеса ради одного меня? — спросил явно польщенный и обрадованный Марков.
— Зная ваше любопытство, я и не помышлял заявиться к вам без папки под мышкой со всеми документами. И опять возник этот Консулов. Генералу, говорит, делают уколы атропина, значит, он не может пока что читать. Да и зачем читать, когда у нас на пленке живые голоса. Так и родилась радиопьеса. Слушайте на здоровье... А я не стану мешать.
— Суббота, девятого августа, тринадцать часов сорок восемь минут, — услышал он отчетливый голос Консулова с характерными металлическими нотками. После краткой паузы что-то лязгнуло (явно включился автомат), и другой голос сказал:
— Можно ли попросить товарища Пипеву?
— Одну минуту, — отвечал девичий голос. — Мама, тебя зовут.
Последовала пауза.
— Жанет Пипева у телефона, — поплыл плотный альт. Видимо, обладательница его была женщиной полной и властной.
— Вас беспокоит Христакиев. Брат Кынчевой.
— Минутку.
Краткая пауза, затем послышался шум, как будто закрыли дверь.
— Деверь Гинки?
— Да. Что у вас для меня?
— Глаубер может уезжать. Сделка не состоится. Аппаратуру все-таки доставим из Союза. Так решил замминистра... Максимальная цена, которую мы предложим Мантонелли, составляет сорок семь долларов пятьдесят центов за штуку... Вурм может с наших содрать три шкуры, тут большой прорыв — без запасных частей, которые он предлагает, через месяц с небольшим завод в Разграде остановится. Мы готовы дорого заплатить... А насчет переговоров со Свенсоном все оказалось блефом. На сегодня хватит.
— Благодарю. И снова повторяю: никаких встреч, никаких личных контактов ни по какому поводу. На ваш счет будет переведено еще пятьсот долларов. В чем-нибудь нуждаетесь?
— Пока что ни в чем.
— Тогда... до очередного звонка.
И снова голос Консулова:
— Справка. Справка. Жанет Минчева Пипева, тридцать восемь лет, разведена, проживает по улице Световой, дом номер семнадцать, третий этаж. Домашний телефон: сорок девять — восемнадцать — пятьдесят три, спаренный. Работает экономисткой в Софияимпорте, закончила немецкую филологию в Софийском университете. Живет с дочерью Минкой, ученицей десятого класса.
— Товарищ генерал, — начал свою роль в радиопьесе Ковачев, — тот, что представился Христакиевым, разумеется, Петров. Далее вы услышите, как он постоянно меняет фамилию, хотя и в определенных фонетических границах. Немаловажен и размен информации: «брат Кынчевой» — «деверь Гинки». При каждом разговоре эти условные вопросы и ответы повторяются, как, например, обмен позывными при радиосвязи. И как вам станет ясно в дальнейшем, нарушение порядка, отсутствие ожидаемого пароля — это сигнал, что разговор не состоится. Но продолжим...
— Воскресенье, десятого августа, тринадцать часов сорок семь минут, — пояснил Консулов.
— Зара, это ты?
— Я. Кто спрашивает?
— Христодоров, туз пик!
— Десятка треф. Слушаю вас.
— Сначала я вас послушаю.
— Мы познакомились. Состоялся и первый сеанс. Ничего особенного. В азарт он вошел, но он все еще полный профан. В любое время могу его проглотить, а пуговицы выплюнуть.
— Пока это не нужно. Оставим на потом. Переходите на валюту. Но разменивайте не ниже один к трем! И только когда он будет в выигрыше. Ухлопайте на него до пятисот долларов, они будут вам высланы незамедлительно. На сегодня все.