Страница 7 из 69
Дела шли превосходно, и через год братья Поло, обогатившись, решили возвращаться в Солдайю, а оттуда на родину. Стояла весна 1262 года. Братья не были в Венеции восемь долгих лет, им хотелось поскорей оказаться дома. Они почти уже тронулись в путь, как вспыхнула междоусобная война между их хозяином, Берке, и его двоюродным братом Хулагу[10], родным братом Хубилая. Война длилась восемь месяцев, в течение которых обычные дороги на Константинополь и Венецию для Поло были закрыты. Хотя в мирное время монголы поддерживали на караванных путях относительное спокойствие и безопасность, надзор за ними во время частых войн поневоле ослабевал. Этим пользовались грабители и разбойники, купцы и караваны оказывались в их власти. Разбойничьи шайки русских, татар, венгров рыскали всюду. Днем они уходили в укрытия, а по ночам, пользуясь своим излюбленным оружием — луком и стрелами, — устраивали нападения, убивали, грабили и, прихватив добычу, вновь исчезали Впереди себя они гоняли табуны лошадей, запасные лошади и конина у них были всегда, поэтому они имели возможность уходить от погони и держаться вдали от городов. Они являлись бичом степей, и у Никколо и Маффео были все основания их опасаться.
К тому времени братья уже умели бегло говорить по-монгольски и усвоили немало местных обычаев. Более того, среди туземных купцов, с которыми они торговали, у них появилось много друзей. И вот братья решились ехать «на восход солнца», надеясь отыскать дорогу, которая в конце концов приведет их в Венецию.
Свои товары — торговые дела братья Поло никогда не забывали ни на минуту — они погрузили на арбы; такой вид повозки существует в тех местах и поныне. У арбы два очень высоких колеса — для езды по воде и грязи — и верх из рогожи или войлока — для защиты от солнца или от дождя. В безводной местности в нее вместо лошади или осла впрягали верблюда.
Прошло несколько недель тяжелого пути, и венецианцы вступили в настоящую пустыню. Семнадцать дней ехали они по пустыне и ни разу не видели ни города, ни даже маленького селенья. Но им встречалось множество татар. Татары жили в шатрах и кочевали со своими стадами в поисках подножного корма с одного места на другое.
На семнадцатый день путешественники добрались до Бухары. Чингис-хан разграбил Бухару, но Угедей[11] отстроил ее. Теперь здесь правил Борак-хан[12]. После долгого однообразного пути от Болгара Бухара показалась прекрасной. Город окружали валы, над ними вздымались сиявшие на солнце голубые купола и изразцовые стены мечетей. Раскинувшаяся на берегу реки Зеравшан, с крепостью, высившейся на холме посреди города, Бухара была одним из самых оживленных торговых центров Монгольской империи. Лавки Бухары ломились от восточных товаров — шелка, фарфора, слоновой кости, пряностей, мастерски изготовленных металлических изделий. Улицы, базары, караван-сараи города были наполнены шумными толпами, стекавшимися изо всех стран Азии — от Желтого моря до Черного. Китайцы и представители других народов Восточной Азии здесь встречались всюду — всех их завела сюда погоня за барышами. Никколо и Маффео и тут занялись торговлей, не теряя, однако, надежды возвратиться на родину, с которой они были разлучены так долго. Но когда братья предприняли попытку выехать из Бухары, им пришлось столкнуться с еще большими затруднениями, чем раньше. К своему огорчению, они обнаружили, что отрезана дорога и на восток, к Китаю, и та дорога, по которой они сюда прибыли, — оба пути преграждали воинственные племена. С тем философическим спокойствием, которое приходит после многих странствий по Азии и знакомства с ее народами, они подчинились необходимости и остались в Бухаре в ожидании лучших времен.
Когда истекал третий год их жизни в этом городе, судьба венецианцев изменилась самым непредвиденным образом. В Бухару прибыл посланник, ехавший с миссией от хана Хулагу к его брату — великому хану, властителю всех монголов, «жившему на краю земли, между восходом солнца и греческим (северо-восточным) ветром, по имени Хубилай-хан». Услышав, что в городе находятся два человека с дальнего Запада, посланник навестил их и весьма дивился странной наружности и манерам чужестранцев, а также их успехам в монгольском языке. Со своей стороны венецианцы сразу поняли, что если этим знакомством умело воспользоваться, то они, вероятно, смогут не только вырваться из Бухары и в конце концов добраться до Венеции, но и совершить по дороге кое-какие очень выгодные сделки. Торговать, всюду торговать — вот что прежде всего занимало умы братьев Поло.
Они стали добиваться расположения ханского посланника усерднейшим образом — тут и пиры, и подарки, и прямая лесть, — и вот уже последовало сердечное, даже настойчивое приглашение ехать вместе с посольством в столицу великого Хубилая. Им и их «слугам-христианам, которых они взяли с собою из Венеции», была обещана защита и безопасность в пути.
Любопытно, что, по утверждению Марко, посланник говорил им, будто бы «великий царь всех татар никогда не видел латинян, а видеть он очень желает». У нас есть достаточно свидетельств, которые гласят, что во время монгольского владычества в Китае из Европы ко двору великого хана шел поток путешественников и что приезд братьев Поло был отнюдь не необычным фактом. Монах Джованни Плано Карпини в 1245 году ездил в Каракорум и оставил нам описание своего двухгодичного путешествия. В 1253 году посланник французского короля Людовика IX Гильом Рубрук, тоже монах, посетил в Каракоруме хана Мункэ. Рубрук рассказывает, как он встретил в Каракоруме греческого рыцаря, а немного ниже пишет следующее:
…женщина из Меца, в Лотарингии, по имени Пакетта, находившаяся ранее в плену в Венгрии, разыскала нас и устроила нам пир, постаравшись из всех сил… живет она очень хорошо, ибо у нее есть молодой муж, русский, плотник, от которого у нее трое детей... Между прочим она сказала нам, что в Каракоруме есть золотых дел мастер по имени Гильом, родом из Парижа. Фамилия его Бюшье, отца его зовут Лоран Бюшье. Она заявила, что у него есть и брат, живет у Большого моста, зовут его Роже Бюшье.
В следующей главе монах Гильом описывает огромное серебряное дерево с серебряными львами, изрыгающими струю кобыльего молока, — дерево это смастерил для великого хана Бюшье. У дерева были ветви, листья, плоды — все из серебра, — а наверху ангел с трубой и четыре позолоченных змея, обвивающих дерево: из их пастей в чаши лилось четыре сорта крепких напитков.
Эти и множество других свидетельств говорят, что в середине XIII века европейцы в монгольской столице были совсем не диковиной. Нельзя поэтому согласиться с утверждением Марко о том, что хан Хубилай никогда не видал «латинян». Марко, возможно, считал, что так и было, и это делает его рассказ интереснее.
Братьям Поло не терпелось как можно скорей выехать из Бухары, где они жили по необходимости. Хорошо зная, что западный путь на родину все еще отрезан, они собрали все свое мужество и, «положившись на волю божию», пустились в далекое путешествие на Восток. Дорога их шла через неведомые степи и реки, пустыни и горы — к столице великого хана Хубилая, чей дед Чингис сделал слово «монгол» символом смерти и разрушения для всего Запада. Им предстояло оказаться лицом к лицу с тем властелином Азии, перед хмурым взглядом которого трепетали все, имя которого, произносимое шепотом, наводило страх на всю Европу — от папы и императора на троне до бедного хлебопашца на ниве.
В предисловии к книге Иеремии Кэртина «Монголы» Теодор Рузвельт удачно сказал, что удивительнейшим и важнейшим событием XIII века было возвышение Чингис-хана и расширение монгольской державы от Желтого моря до Адриатики и Персидского залива: «Этого никто не предвидел и не предчувствовал — это было для всего мира столь же неожиданно, как и возвышение арабской державы за шесть столетий до монголов».
10
Хулагу — внук Чингис-хана, завоеватель Ирана, принявший титул «ильхан» («повелитель народов») — Прим. ред.
11
Угедей (Угэдэй) — третий сын Чингис-хана и его преемник (правил с 1229 по 1241 год) — Прим. ред.
12
Борак-хан — правнук Чингис-хана, правитель Туркестана — Прим. ред.