Страница 46 из 69
Скоро все эти развлечения потеряли в его глазах всякий интерес, венецианские торговые и общественные дела казались ему все скучнее. Ему уже приелась однообразная жизнь у каналов и лагун, сделки с мелкими торговцами, убогие разговоры о местных событиях и семейных скандалах. Он все больше и больше раздумывал и мечтал о былой привольной жизни в тех странах, где восходит солнце.
По каким-то неведомым нам причинам Марко не женился по приезде в Венецию, хотя ему давно уже перевалило за сорок. Может быть, в далеком Катае у него осталась жена или красивая, с миндалевидными глазами, возлюбленная. Мы знаем, что отец Марко отнюдь не чурался женщин на Дальнем Востоке: когда в 1295 году трое путешественников возвратились в Венецию, с ними было два внебрачных сына Никколо — Стефано и Джованнино. Что же касается самого Марко, то о его любовных делах мы ничего не знаем, в книге его об этом нет ни малейших намеков. Ведь, в конце концов, Марко составлял описание стран Азии, а не автобиографию. Жил он в Венеции, согласно имеющимся записям о роде Поло, с отцом, мачехой и единокровными братьями.
После того как венецианцы вдоволь наслушались Марко, им стали надоедать и его воспоминания и его постоянные разговоры о том, с каким размахом идет жизнь на Востоке и как велики его богатства, если сравнить это с серой жизнью Венеции и ее скудеющими богатствами. Венеция — если говорить об одном свободном населении — была не так уж многолюдна, и скоро о приключениях Марко прекрасно знал весь город из конца в конец. И вот люди начали избегать его — ведь иначе придется выслушать еще одну небылицу о Востоке. Многие земляки Марко не скрывали своего скептического отношения к его рассказам, считая, что по большей части он, обладая на редкость богатым воображением, все измышляет.
Для Марко оставался один выход — действовать и действовать, заглушив таким образом свои думы. Ощущать, как под тобой вздымается палуба корабля, вдыхать соленый воздух муссона, с утра до вечера сидеть на верблюде или ослике, править полудиким монгольским конем, грезить, чувствуя мерное покачивание паланкина, спать в открытой степи прямо под звездами, когда тебе и глаза и ноздри щиплет дымок от костра, где горит сухой коровий помет, наблюдать многоцветный калейдоскоп китайской жизни, быть придворным у самого могучего в мире государя, наслаждаться роскошью и почестями, которые оказывают его высоким слугам, — вот какие мечты и желания не оставляли Марко ни днем, ни ночью.
Родичам Марко и его знакомцам на Риальто и площади святого Марка все это казалось и странным и смешным. Они не могли понять, почему безразличен Марко к борьбе Венеции с Генуей, почему он всегда заговаривает об одном и том же, как только вокруг него собираются люди. Но разве они что-нибудь знали о захватывающих приключениях на суше и на море, разве они понимали, как волнуют кровь далекие зовы, — они, всю жизнь прожившие на узеньких извилистых каналах, в угрюмых, высоких домах старой Венеции? При мысли о том, что он может бежать от этой невыносимо скучной жизни и вновь окунуться в пучину опасностей и приключений, которые с ранней юности стали его стихией, Марко прямо-таки ликовал — перед ним после унылых сумерек вновь засиял бы дневной свет.
И вот он уже готовит торговое плавание и в намеченное время выходит в море, на этот раз один, без отца и дяди, оставшихся в Венеции. Когда его вооруженная галера миновала ивняковую изгородь, защищавшую набережные Венеции от разрушительных волн прибоя, Марко почувствовал себя наконец самим собой, прежним Марко Поло. Опять он плывет в открытое море, опять будет торговать, встречать новых, незнакомых людей, искать новые земли, идти навстречу новым приключениям, которые так радовали его сердце. Марко был из тех людей, вся жизнь которых — поиски неведомого. И сами эти поиски куда важнее для них, чем результаты поисков.
Но счастливая звезда, хранившая Марко все его двадцать шесть лет странствий по Азии, увы, сразу изменила ему, как только он вышел в море. Его новое странствие не сулило ему ни богатств, ни новых почестей, хотя в конечном итоге, когда его уже давно не было в живых, оно принесло ему бессмертную славу.
В море было множество генуэзских судов — генуэзские военные галеры нападали на любой корабль, идущий под венецианским флагом, а вооруженные суда генуэзских купцов готовы были, при удобном случае, наброситься на каждое судно, какое можно было захватить и ограбить.
Источники почти не освещают тот период жизни Марко Поло, который начался после его возвращения на родину в 1295 году и закончился катастрофой — генуэзским пленом. Но несколько скудных заметок об этом событии, при всей их загадочности, представляют для нас огромный интерес: здесь мы лицом к лицу поставлены перед одной из нераскрытых тайн жизни и деятельности мессера Марко Поло. Мы располагаем двумя весьма несхожими версиями о том, когда и где попал Марко в руки генуэзцев; и из этих двух версий мы должны выбрать какую-нибудь одну.
В малоизвестной латинской хронике «Imago Mundi», написанной современником Марко, доминиканским монахом Якопо д’Аккви, есть несколько строк о нашем путешественнике. Монах рассказывает:
В год Иисуса Христа 1296, при папе Бонифации VIII, в море Армении около Лаяса произошла битва между пятнадцатью галерами генуэзских купцов и двадцатью пятью венецианских [купцов], и после большого сражения галеры венецианцев потерпели поражение и все [команды галер] были или убиты, или взяты в плен; среди них взят в плен мессер Марко Венецианец, который был с теми купцами.
С другой стороны, в предисловии к книге Марко Поло, написанном в 1553 году, то есть когда после интересующих нас событий прошло более двухсот пятидесяти лет, Рамузио говорит, что господин Марко Поло был назначен sopracomito, то есть командиром, одной из галер флотилии, возглавляемой Андреа Дандоло, и что в 1298 году он отплыл вместе с Дандоло бить генуэзцев. Венецианская флотилия и флотилия генуэзцев, пишет Рамузио, встретились около далматинского острова Курцола [Корчула], в день Богоматери Сентябрьской (7 сентября) завязали бой и
(игрою военного счастья) наш флот был разбит и [Марко Поло] взят в плен, ибо, желая вырваться со своей галерой в авангард и атаковать флот противника, доблестно и с большой храбростью сражаясь за свою отчизну и безопасность своего народа, он не был поддержан другими, он был ранен и взят в плен, немедленно закован в кандалы и отправлен в Геную.
Ни в одном источнике, восходящем ко времени жизни Марко, таких сведений нет.
Возникает вопрос: какая из этих двух версий верна? Версию Рамузио, после появления его предисловия, принимали все историки Венеции без исключения, хотя подтверждений этой версии нет никаких. Надо, однако, сказать, что француз Полей Пари, писавший в середине XIX века, осторожно замечает, что генуэзцы держали Марко Поло в плену по неизвестным причинам. Другой французский биограф, Шарль Виктор Ланглуа, признавал в 1921 году лишь следующее: «Вполне законно будет допустить [курсив автора], что господин Марко, по возрасту еще обязанный нести военную службу, попал в плен в этом переполохе».
Решать данный вопрос следует исходя из известных нам фактов и тех выводов, которые из этих фактов логически вытекают.
Допустим, что добрый монах Якопо напутал в своей хронике с битвой при Лаясе. Битва при Лаясе на самом деле произошла 22 мая 1294 года и, как нам известно, венецианцы в ней были разбиты наголову. Но Марко не мог участвовать в этой битве, так как он вместе с отцом и дядей был тогда лишь на пути в Венецию, куда они приехали в 1295 году. Более того, если битва, в которой Марко попал в плен, произошла при папе Бонифации VIII, то это не могло быть в 1294 году, так как Бонифация избрали папой 24 декабря 1294 года, а на папский престол он был возведен лишь в начале 1295 года. И однако, как вполне справедливо отметил выдающийся итальянский переводчик и издатель книги Марко Поло Луиджи Бенедетто, это сообщение Якопо д’Аккви игнорировать отнюдь не следует. Надо сопоставить его и с заявлением Рамузио, который пишет, что Марко отплыл с флотом non molti mesi dapoi che furono giunti a Venetia (не много месяцев после того, как они приехали в Венецию). Это заявление не вяжется с данными самого же Рамузио о том, что Марко попал в плен под Курцолой, ибо отрезок времени с неведомого дня 1295 года до 7 сентября 1298 года назвать «немногими месяцами», конечно, нельзя.