Страница 1 из 25
Сергей Алексеев
Наш колхоз стоит на горке
ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ В КОЛХОЗ
Наш колхоз стоит на горке. Далеко кругом видать.
Глянешь вправо — даль лесная. Глянешь влево — рожь густая. Станешь к югу — речка с лугом. Повернись быстрей на север — вика, мята, просо, клевер. И, конечно, русский лен с четырех его сторон.
Наш колхоз стоит на горке. Он не лучший, он не худший. В чем-то первый, в чем-то нет. Записать в передовой — это будет очень много. Говорить о нем — отсталый, и обидно, и неверно. В общем, наш колхоз примерно, как солдат на переходе. Он пока не прибыл к первым. Он пока еще в пути.
Слава нашего колхоза за холмами — впереди.
Много разного народа населяет наш колхоз. Разве всех тут упомянешь? Разве всех тут назовешь? Люди здесь встают с рассветом и ложатся рано спать. Тут зимой и знойным летом не привыкли отдыхать. Тут кипит всегда работа, чтобы ты и твой сосед был накормлен, был одет. Слава этого колхоза, хоть она и впереди, тесно связана с людьми.
Ну, а люди — это люди. В каждом что-нибудь свое. Люди нашего колхоза — это гордость и беда. Есть великие герои, есть отпетые лентяи, есть ни два ни полтора.
Но конечно, в целом, в общем, наш колхоз на высоте. Если худо, мы не плачем. Не кричим мы об удачах. Мы совсем-совсем не те.
Приезжайте посмотрите — убедитесь в этом сами. Мы и сами ведь с усами. Палец в рот нам не клади. Мы готовы к встрече с вами. Напишите нам о дне. Адрес наш: среди березок, на Российской стороне.
Что же к этому добавить? Что же нам еще сказать?
Приезжайте посмотрите.
Наш колхоз стоит на горке. С горки лучше все видать.
Глава первая
ИСТОРИЯ ТОПТЫГИНЫХ
ДЕВЯТЬ — ДЕСЯТЫЙ
Председатели в Березках менялись, как сны. Просто беда бедой. Можно сказать — наваждение. За несколько лет сменилось их девять. Только приедет один, едва осмотрится, только приступит к работе — смотришь, на смену спешит другой. За ним третий, четвертый, пятый…
Одни уезжали по доброй воле. Других по партийной снимали линии. Кого-то забрали куда-то наверх, то есть люди пошли на повышение. Со снижением тоже были. Правда, последнее реже. Короче, с колхозным начальством история длинная. Как-то в Березках председатели не держались. Хотя и климат в Березках, можно сказать, отличный и люди душевные.
И вот приехал в село десятый.
Был он ни стар, ни молод. Ни худ, ни толст. Голос имел не громкий.
— Савельев, Степан Петрович, — представился прибывший.
Встречали его бригадиры и члены правления. А от рядового народа — старик Опенкин. После каждой подобной председательской встречи Опенкин делал прогноз, надолго ли новый в Березки прибыл. Как он к выводам своим приходил, из каких там примет и поверий, никому не известно. Но не было случая, чтобы старик ошибся. Поэтому на встречи его и брали.
Как водится, первым делом приехавший совершает обход по колхозу: пройдет по селу председатель, заглянет на фермы, на птичник, конный двор, другие осмотрит колхозные службы.
Все ждали, что новый с того же начнет.
И вдруг:
— Где здесь в Березках кладбище?
Где? За околицей. На самом высоком месте. Метрах в двухстах от села. Кто-то когда-то очень давно очень верно тут выбрал место. Гордились раньше в Березках кладбищем. Лучшее было во всей округе. Но те времена миновали. Теперь страшно глянуть на тот погост. Ограда давно разрушена. Ненасытные козы, как волки, бродят. Могильные холмики сникли, осыпались. А половина и вовсе с землей сровнялась.
Пришел председатель на кладбище. Шапку снял, постоял, посмотрел на убогие эти могилы. На кресты, которые вкривь и вкось, на козлиное это стадо.
Ничего не сказал председатель. Молча поклонился земле и ушел.
Вернулся Савельев в село, и дальше начался обычный всему осмотр.
Посещение председателем кладбища, столь неожиданное и непонятное, посеяло в колхозе десятки догадок.
— Может, он из поповского рода?
— Может, умер кто-то из очень близких и он на могилах теперь чуть тронутый?
— Оригинал!
— Ну как? — обращались крестьяне к деду Опенкину. — Надолго приехал в село десятый?
Дед чесал бороду, но с ответом тянул. Необычным поведением председателя он и сам был поставлен в немалый тупик.
ПЕРВЫЙ
Да не везло Березкам на председателей. Не получалось.
Первый, о котором ниже пойдет рассказ, вовсе не самый первый. Первым председателем в Березках был Капитон Захаров. В 1931 году его кулаки убили. Этот же первым просто для счета назван. Первый он потому, что с него и пошли неудачи в Березках, завертелась мельница председательских смен.
Фамилию этот первый носил Топтыгин. Фамилию он оправдал.
Левонтий Михалыч Топтыгин был мужчина огромного роста. Уже заметно в летах. Со сложившимся характером и привычками.
С одной стороны, был мягок, с другой — крут и словно начинен взрывчаткой. Если Топтыгин сердился — отбегай, как от мины, от него на версту.
Впрочем, и мягок — слово не то, просто податлив он оказался на лесть и делал для тех поблажки, кто ходил следом и подошвы ему лизал.
А такие нашлись. Даже в Березках.
В остальном же Топтыгин был настоящий Топтыгин. Возражений никаких не терпел. Мнений чужих не слушал. Довел колхоз до того, что и пикнуть при нем не решались.
Попробовал, правда, бригадир Червонцев, но тут же был скручен в бараний рог. Лишь через два председателя после Топтыгина Червонцев вернулся опять к бригаде. А работник он был исключительный. Человек тоже.
Дед Опенкин и тот пострадал. Однако по собственной неосторожности. Отозвался он как-то недобрым словом о председателе. Кто-то немедленно донес Топтыгину. Опенкин попал в опалу. Единственная работа, которую теперь старику поручали, — это возить на поля навоз.
В общем, словно бы набежала над селом и колхозом туча. И песни при Топтыгине в Березках пропали, и посиделки стали совсем не те.
Дети тоже его боялись. Поэтому матерям достаточно было сказать: «Вот Левонтий Михалыч тебя заберет», — как любой озорник становился сразу шелковым.
«Я поставлен над колхозом», — любил повторять Топтыгин.
Решал все сам. Колхозного правления не собирал. В Березках при нем даже забыли, кто у них в членах правления.
И вот само собою сложилось так, что как бы ни поступил, что бы ни сделал Левонтий Михалыч — это самое верное, самое мудрое. Что бы он ни сказал — то включай хоть в учебник истории, храни на века для потомства. Топтыгин и сам в такое уверовал.
Хозяйство он вел более или менее со знанием дела, но так приглушил людей, что о каком-то развитии, о росте колхоза при Топтыгине нечего было и думать.
Жили со скрипом. Вперед не двигались.
Конечно, долго продолжаться так не могло. Конец Топтыгина был неизбежен. И он наступил.