Страница 122 из 133
Было уже начало шестого. Майер занял столик на веранде, а я прошел в туалет и тщательно вымыл руки, лицо, шею и, посмотрев на себя в зеркало, увидел на своей физиономии ту же идиотскую улыбку. Стерев отпечатки пальцев с бумажника, я опустил его в почтовый ящик. Майер дожидался меня, потягивая холодное «негро-модело».
– Я стараюсь ни о чем не думать, – предупредил он. – Прошу тебя, давай сегодня ни о чем не думать.
– Нет, так нет.
– Но я вспоминаю тот день на борту «Битой масти», когда я пытался сказать Бикс что-то такое, чтобы ей было легче смириться с безобразной смертью Лиз, а ее прекрасные темно-синие глаза были такими… вежливыми и абсолютно безразличными. Я пытался пробиться к ней и вызвать хоть какую-нибудь искреннюю реакцию, неважно – как. Расшевелить ее и заставить пробудиться. Эх, не будь я так раздражен своей неудачей, постарайся я получше, так может быть, в тот день…
– Майер, Майер, Майер…
– Да знаю я. Я ношу это в себе как вечный укор. Незаживающая рана. А внутренние раны быстро не заживают. Вся моя жизнь – это сплошные угрызения совести. Если бы мне удалось это, если бы удалось то… Где мы, Трэвис? Где мы, черт возьми?
– В Оксаке. Вспомни девиз торговой палаты: «Останьтесь В Оксаке Еще На Один День».
– Наверное, мне уже все равно.
– Жаль портить отпуск этим милым девочкам только потому, что дело приняло такой оборот, Майер.
– Ладно тебе, Трэвис.
– Господи, когда у тебя начинаются переживания, ты становишься невыносимым.
– Ну… Маргарита довольно молода и… черт возьми, Макги, сейчас все, что приносит удовольствие, выглядит постыдным, греховным и… грязным. Я – распутный старикашка, который мучается от раскаянья. Нам пора домой.
– Значит, мы можем вернуться в Лотердейл, в край упругой и загорелой молодой плоти и французской кухни с высоким содержанием крахмала, а потом гадать, кто же это все натворил, и переживать – может быть, стоило остаться чуть подольше и выяснить все до конца?
– Или не выяснить.
– Кто-то проделывает все это не ради денег. Его совершенно не волнуют маленькие улики, что остались в бумажнике. Рокленд провалялся мертвым в этой душной алюминиевой коробке аж с седьмого августа, и я думаю: что если тот, кто его убил, подогнал пикап к краю обрыва, долго-долго обрабатывал Рокленда, а потом столкнул машину вниз, присыпал землей, накидал сверху веток и ушел? Это было наказание, соответствующее грехам Рокленда. Весь этот план был разработан и выполнен человеком с очень больной психикой.
Знаешь, Майер, скорее всего, Рокленд был способен проделать с другими то же самое, что проделали с ним. Вспомни – это он был тем милым парнем, который затащил Бикс Боуи на кукурузное поле. Это он был тем искусителем, который в конце концов уничтожил Карла Сейшенса. И, скорее всего, именно он подстроил Бикс аварию.
Майер медленно и выразительно пожал тяжелыми плечами.
– Еще есть Банди, – неуверенно сказал он. – Мы ведь точно не знаем, рассказал ли он нам все и… Ладно, забудь об этом. Рокленда убил тот, кто по каким-то причинам очень его невзлюбил.
Неожиданно у меня за спиной возникла леди Ребекка Дайвин-Харрисон и нежно сжала рукой мое плечо.
– Трэвис, дорогой! Как я рада снова тебя видеть!
Она была с другом – загорелым юношей ростом шесть футов с лишним – во всяком случае, его глаза находились на одном уровне с моими. Это был жилистый молодой человек с волнистыми светлыми волосами, лицом и скромными манерами очень похожий на уроженца фермерского Среднего Запада.
– Познакомься с Марком Вуденхаузом, – сказала Бекки. – Чудесное имя, не правда ли?
Внезапно загар парня приобрел совсем уж кирпичный оттенок.
– Он работал в какой-то глухой деревушке, и я наткнулась на него совершенно случайно, он тащился по шоссе, весь потный и грязный с чудовищным рюкзаком, Потому что у него не было денег на автобус. Это была благотворительная работа, правда, дорогой?
– Да, мэм.
– И я искренне убеждена, что паразиты вроде меня должны использовать любой шанс, чтобы выразить глубокое восхищение таким замечательным молодым людям, как Марк, правда, Трэвис?
Я не мог разглядеть ее глаз за темными стеклами очков, но мне показалось, что она подмигнула.
– Не желаешь к нам присоединиться? – спросил я.
– О, огромное спасибо, но боюсь, что нет. Нам еще надо сделать кое-какие важные дела, правда, Марк, дорогой? Рада была увидеться. Надеюсь, Трэв, ты еще здесь задержишься. Пойдем, Марк.
Выглядела она прямо-таки сногсшибательно – оживленная, напористая, полная кипящей, почти невероятной энергии. Глядя, как она, грациозно покачивая своими упругими и четко очерченными бедрами, исчезает в длинном проходе между столиками, я вдруг вспомнил старый случай, очень подходящий к данной ситуации.
Мы с моим старым другом Биллом Уордом вышли на маленькой лодке в Мексиканский залив у побережья Манасота-Ки и, забросив удочки, медленно дрейфовали в поисках чего-нибудь интересного и съедобного. Но рыба не клевала. Мимо пролетала чайка, и исключительно со скуки Билл прицелился в нее пальцем и тихо сказал: «Бах!» В тот же миг чайка, по-видимому заметив какую-то рыбешку на поверхности, камнем рухнула вниз. Билл, вытаращив глаза и раскрыв рот от изумления, повернулся ко мне, Случайно направив «роковой» палец на меня. «Эй, не наставляй на меня эту штуку!» – поспешно сказал я.
– И вот теперь ты сидишь, – пробормотал Майер, – и мучаешься от ревности и зависти.
– Мальчик умер с улыбкой на устах.
– Да, чертовски нелегко ему будет возвращаться со своим рюкзаком в эту его глухую деревушку.
– Поползет на четвереньках. Так на чем мы остановились?.. Что ты скажешь насчет Уолли Маклина?
– Бедняга Уолли! – хмыкнул Майер. – Как он выразился по поводу того, что он собирается сделать? А, он пытается «помочь этим ребятам». Впрочем, может быть, Это выражение уже не соответствует его намерениям.
– Для человека, посвящающего все свое время поискам дочери, он плохо организован. Он даже не выяснил имен тех, кто сначала был с ней в одной группе.
Мы немного посидели, молча разглядывая посетителей.
– Кому-то пришлось чертовски долго и у всех на виду возвращаться из того места, где мы нашли прицеп, – сказал Майер. – Если только, конечно, перед тем, как столкнуть машину с обрыва, он не сгрузил с нее взятую напрокат «хонду».
– Да брось ты! Уолли пытается наладить связи. Он очень упорный человечек.
– Помнишь, он рассказывал нам о разговоре с Роклендом? Он сказал, что некий таинственный незнакомец пытался вытянуть из него деньги в обмен на возвращение любимой доченьки. Если бы Уолли видели вместе с Роклендом… за сколько до того, как с ним приключилось это досадное происшествие?
– Мы предполагали, что это должен был быть последний день июля. Рокленд прожил еще пять дней. Но мог ли этот дохляк-коротышка вырубить Рокленда на достаточно долгий срок, чтобы успеть скрутить его проволокой и заткнуть ему рот кляпом? Что-то непохоже. И мог ли он устроить бойню на Койотепек-роуд? Всех троих?
Я еще раз обдумал все это и наконец сказал:
– Пункт первый. Допустим, чисто теоретически. Уолли считал, что Джерри Неста был вместе с другими. Он мог застигнуть Майка врасплох, а потом убить обеих женщин, прежде чем они успели убежать. Потом он должен был обнаружить, что Джерри там нет. Пункт второй. Он специально говорит мне, что в то утро проезжал по Койотепек-роуд на своем мотоцикле.
– Нет, Трэвис, – покачал головой Майер. – В плохие игры мы играем.
– Согласен. Но только он – наш общий знаменатель, и нам надо его вычеркнуть. Если мы этого не сделаем, он нам лишь все запутает.
Майер сходил в отель и, вернувшись, сообщил, что ключ в ячейке, а значит, Уолли Маклина нет. Я спустился с веранды и положил в его ячейку записку с просьбой позвонить мне в «Викторию». Потом появились сестры из Гвадалахары с новыми прическами и элегантно одетые: высокие каблуки, перчатки, вечерние сумочки и шикарные платья, больше подходящие для ночной жизни в Гвадалахаре или Мехико, чем для сентябрьского вечера в Оксаке.