Глаза, чтобы плакать (сборник)

– Какое это имеет значение? – спросил Гесслер. – Что еще?

Этот ответ не удовлетворил Франка. Ему не нравились ни спокойствие его собеседника, ни его презрительный тон. Молодой человек взял со стола один из телефонных аппаратов и изо всех сил запустил его в другой конец комнаты. Телефон разбился о железную опору. Гесслер не моргнул и глазом. Только улыбнулся еще более иронично.

– Почему вы вернулись сюда, утверждая, что полиция перегородила туннель?

– Чтобы избежать естественного искушения, – ответил Гесслер, – предупредить власти, что в данный момент три охранника умирают в затопленном фургоне.

– Это все?

– Мне также нужно было удостовериться, что все пройдет гладко до прихода вашего корабля.

– Все это – совершенный парадокс, – возразил Франк, желчно улыбаясь. – Просто-напросто вы вернулись из-за нее. Правда или нет?

– Правда, – признался Гесслер.

– Вы любите ее?

Адвокат не колебался ни секунды.

– Я люблю ее.

Простота, с которой было сделано это признание, разочаровала беглеца. Он замолчал, храня при этом полнейшее спокойствие.

– Уже давно? – с робостью спросил Франк.

– Не знаю.

Франк меланхолично кивнул.

– Мой отец был архитектором, – помолчав, сказал он. – Иногда по четвергам он брал меня на стройку и оставлял в машине, а я скучал. Тогда, чтобы убить время, я начинал считать. Я заключал сам с собой пари. Например, я думал: "Когда дойду до двухсот пятидесяти, он вернется". Однажды я досчитал до шестисот тридцати. Вы мне не верите?

Гесслер сделал уклончивый жест. Эта тирада, выпадавшая из общего контекста, заинтриговала его.

– А в другой раз, – продолжал Франк, – я заснул на трех тысячах. Папа умер от эмболии, споря со своими подрядчиками. Меня в суматохе забыли в машине. Видите ли, уважаемый мэтр, с тех пор я ненавижу цифры. Интересно, не правда ли?

Казалось, Франк пробудился после глубокого сна. Он бросил на адвоката растерянный взгляд внезапно разбуженного человека.

– Ну что же, – сказал он, – вы хотели подробностей о моем детстве и юности...

– Не то время, – возразил Гесслер.

– Как раз наоборот, потому что скоро мы расстанемся. Детские воспоминания, Гесслер, всегда ко времени. Человеческая жизнь длится всего лишь двадцать лет, а остальное... остальное – это воспоминания. Я хотел бы, чтобы вы знали: я не такой, каким вы меня видите, – плохо кончивший сын добропорядочных родителей. Я сам захотел сделать свою жизнь легкой и опасной. Да только, чтобы понять это... Чтобы понять это, нужно быть Лизой.

– Я всегда задавался вопросом, как вы познакомились, – прошептал Гесслер.

– А она вам не рассказывала? – удивился Франк. – О чем же вы тогда говорили?

Он облизнул пересохшие губы, ему хотелось пить. Почему никто не догадался принести попить?

– Однажды я пощипал одного биржевика, у которого она работала секретаршей. Все шло без сучка без задоринки. И вот две недели спустя я сталкиваюсь нос к носу с Лизой в одном ресторане: случай... Я фазу же понял, что она узнала меня. Вместо того чтобы исчезнуть, я объяснил ей, как организовал это дело, и, прежде чем уйти, назвал ей свое имя, дал свой адрес. Я спрашивал себя, что же она предпримет. Так вот! В один прекрасный день ко мне заявилась вовсе не полиция, а Лиза собственной персоной! Романтично, не правда ли?

– Очень, – согласился Гесслер.

– Да, немец способен понять это, особенно если он влюблен в Лизу. А у вас?

– Извините? – не понял Гесслер.

– А у вас как это произошло с Лизой?

Адвокат покачал головой.

– Что вы имеете в виду?

– Как она стала вашей любовницей?

– Лиза не моя любовница.

– Она сама сказала мне об этом, – солгал Франк, выдерживая взгляд своего собеседника.

– Она не могла сказать вам это!

– Вы хотите, чтобы я заставил ее повторить это в вашем присутствии?

– Было бы интересно.

Франк встал и решительным шагом направился к двери, ведущей на склад.

– Паоло! – позвал он.

Молчание. Франк испугался, подумав, что Лиза убежала. Он вышел, чтобы посмотреть, что творится внизу, и увидел на складе двух полицейских. Баум и Фредди с самым старательным видом таскали ящики. Оба полицейских подняли глаза и увидели его. Хладнокровие никогда не покидало Франка. Он с удовлетворением отметил, что пять лет заключения не расшатали его нервов. Вместо того чтобы отступить назад, он прислонился к перилам и посмотрел на полицейских. Те, потеряв всякий интерес к нему, не замедлили уйти. Паоло побрел вверх по лестнице, останавливаясь через каждые две ступеньки, чтобы отдышаться.

– Я чуть в штаны не наделал, – сказал он. – Представь себе, что господа тевтонские рыцари обследуют все доки в поисках фургона.

– Раз они его ищут, значит, они его не нашли, – заключил Франк. – А пока они не нашли его, мы можем не беспокоиться. Составь-ка Гесслеру компанию на минуточку, я должен переговорить с Лизой.

Паоло скорбно взглянул на него. Ему не нравилось поведение друга: оно было недостойно их, недостойно риска, на который они шли, недостойно преступлений, которые они совершили, чтобы вытащить Франка из тюрьмы. Вздохнув, человечек уселся за стол.

– Похоже, не очень-то ладится у вас с Франком? – спросил он у Гесслера.

Тот в ответ лишь улыбнулся.

– Глупо не ладить с собственным адвокатом, – горько пошутил Паоло. – Это все из-за Лизы, да? Он что-то учуял? Знаете, Франк – отличный парень!

– Я знаю.

– Да только у него один большой недостаток, – признал Паоло, – он слишком много думает.

– Да, – согласился Гесслер, – он слишком много думает.

– А в тюряге разные мысли лезут в голову. И потом он... Как бы это выразиться... Слишком чувствительный, вот!

– Сверхчувствительный! – предложил свой вариант адвокат.

Паоло в восхищении склонился перед ним в поклоне.

– Да уж, – произнес он, – явно, словарем Ларусса вы не орехи колете.

Вернулись Лиза и Франк. Хотя она и шла впереди, было видно, что он никак не принуждал ее. Они молча остановились перед Гесслером. Паоло в смущении направился к двери, насвистывая.

– Повтори, что ты сказала, Лиза, – прошептал Франк.

Прокашлявшись, Лиза сказал Гесслеру:

– Я сказала Франку, что была вашей любовницей, Адольф.

Гесслер посмотрел на нее, затем отвернулся. Франк нагнулся к адвокату и рявкнул:

– Есть какие-нибудь возражения, месье Гесслер?

– Если Лиза говорит так, значит, это правда, – ответил Гесслер.

– Нет, Франк! – закричала молодая женщина. – Нет, это неправда! Неправда!

Она бросилась на него, неловко стуча кулаком в грудь своего любовника. Он так грубо отшвырнул ее, что она упала на пол. Гесслер хотел помочь ей подняться, но Франк загородил ему дорогу.

– Оставьте ее!

Лиза и не пыталась встать. Лежа на полу, она кричала, негодуя:

– Я сказала так, потому что ты попросил меня об этом, чтобы провести опыт и доказать тебе, что... Я была совершенно уверена, что месье Гесслер... Адольф – взмолилась она. – Умоляю вас, скажите ему правду. Скажите ему, что между нами никогда ничего не было! Почему вы не отрицали?

Гесслер закрыл лицо руками.

– Прошу прощения, Лиза. Но это была такая сладкая ложь, что у меня не хватило духу отрицать!

– Да, да! – закричала Лиза, поднимаясь с пола. – Ты слышал, Франк? Это – ложь, которую ты сам выдумал.

От последовавшей за этими словами тишины всем присутствующим стало плохо.

– Паоло, – внезапно приказал беглец, – спустись с ней обратно!

Паоло чихнул. Казалось, на его лице остался только прыщавый нос.

– Послушай, Франк, даже если она и сделала это...

– Она сделала это, Паоло, – сказал Франк, – она сделала это.

Его лицо было ужасным.

– Да нет же, – запротестовала Лиза сквозь рыдания. – Нет, Франк, клянусь тебе...

– Ладно, пойдемте, – участливо сказал Паоло, обнимая женщину за плечи.

– Франк, – прошептала Лиза, – ты стал таким же жестоким и холодным, как и стены твоей тюрьмы.