Никогда не оглядывайся

— Что означает ваш вопрос?

— Только любопытство. А вам это не интересно?

— Да нет. А почему это должно меня интересовать?

— Нет причин, разумеется. Просто попытка заглянуть в неведомое.

В глубине души Келлер был уверен, что Гэллоуэй лжет — по почему?

— Вы боитесь? На самом-то деле вы чем-то до смерти напуганы? Да?

Он внимательно изучал лицо пациента, заметив бурю чувств, промелькнувшую в глазах. Ввалившиеся щеки потемнели, глаза утратили свой блеск, став вдруг безжизненными.

— Конечно, я боюсь. Поэтому я и пришел к вам. Мне нужна помощь, а не лекция, доктор.

— Вы меня не поняли. Мне кажется, что вы не все рассказали. Есть еще что-то, и притом важное, что вы упустили. Теперь вы должны вспомнить все с самого начала. Пока я не узнаю все, не смогу вам ничем помочь. Вы сделаете это, конечно?

— Естественно. Но нет ничего, что вам не было бы уже известно.

— Очень хорошо. Я вам назначу прием на следующей неделе. Но если что-нибудь случится раньше, обратитесь к Саймону Мэллори. Я уверен, он сделает все возможное, чтобы помочь вам.

Он открыл дверь, отошел в сторону и пропустил пациента.

Гэллоуэй на мгновение остановился в нерешительности у выхода и вдруг четко сказал:

— Кстати, специалист по каким болезням этот доктор, ваш друг Саймон Мэллори? Тоже психиатр?

Келлер покачал головой:

— Нет. Он — один из лучших физиков-исследователей в стране.

— Вы думаете, что это физическое явление?

Тот уклончиво пожал плечами.

— Возможно. В данный момент трудно сказать. Но все-таки я думаю, вы должны встретиться с ним, если произойдет что-то необычное.

— Хорошо, если вы думаете, что это может помочь. О Боже, доктор, я в таком положении, что готов на все.

Улица снаружи была длинной, пустой и заброшенной. Лист бумаги, похожий на белый призрак, шуршал вдоль тротуара на противоположной стороне.

Гэллоуэй быстро пошел, торопясь, часто оглядываясь через плечо.

Ему казалось, что за ним следят чьи-то глаза, кто-то, кого он чувствовал, но не видел, шел за ним следом. Он бросил взгляд на светящийся циферблат своих часов. Было почти одиннадцать. Темнота сгущалась, и улицы были неестественно тихими и пустынными. Он на мгновение остановился в конце длинной аллеи и вгляделся в темноту, сдерживая дыхание, чутко вслушиваясь, как будто ожидая услышать крадущиеся шаги за спиной. Когда напряжение достигло высшей точки, он резко повернул голову и полный предчувствия посмотрел назад. Но там ничего не было, только пустая тьма, беззвучно смеявшаяся над ним.

Внезапно он почувствовал еще что-то — невидимое, но легко ощущаемое, от чего охватывал озноб и поднимались короткие волосы на затылке, как на загривке перепуганного пса.

Страх.

Он подкрался из черных теней, окружив, заключив в кольцо, нахлынув черной слепой волной. Гэллоуэй с усилием подавил нервное напряжение, которое охватило тело. Если бы он только мог противостоять темноте, страшным, навязчивым мыслям, таящимся в глубине сознания, прогнать их, забыть совсем.

Но он так долго жил с ними, что они стали частью его самого, и он вынужден был с этим мириться. Так продолжалось до сегодняшнего дня. Но теперь терпению его пришел конец. Он набрался мужества и пошел к психиатру, чтобы попросить его о помощи.

Келлер все равно не смог бы сделать для него больше того, что сделал, — и если бы он рассказал ему о Сибрайте, то это бы только усложнило дело, если не сказать хуже.

Но он должен рассказать о нем кому угодно. И немедленно!

Он снова ощутил волнение, легкая дрожь в ногах вернулась. Позабыв о темноте и призраках, таящихся в тени, он почувствовал бы себя легче. Но как ни старался, он не мог изгнать злых духов из своего сознания. Ужасная судорога свела мышцы живота, скрутив их узлом, заставляя сердце биться в бешеном ритме.

Взяв себя в руки, он глубоко вздохнул и медленно пошел вперед. Вдруг ему показалось, что он слышит жуткий, нечеловеческий смех за спиной. Он еле сдержался, чтобы не оглянуться, потому что знал: именно этого хочет Сибрайт. Посмотреть назад — значит опять увидеть искаженное агонией лицо и насмешку в темных глазах, уже полных смерти.

«Будь ты проклят! — подумал он взбешенно, — Я не оглянусь. Я знаю, ты здесь, Ральф, но сегодня этот номер не пройдет! Ты хорошо заперт там, откуда ты больше не сможешь мне помешать. Я положу конец твоим циничным выходкам. Может быть, раньше это было несчастьем, но сегодня ты не запугаешь меня своими угрозами».

Он осторожно обошел красный почтовый ящик на углу улицы, споткнулся и инстинктивно прыгнул, громко проклиная паршивую уличную кошку, выскочившую из кустов перед домом, перебежавшую дорогу и исчезнувшую в темноте. Он на ходу отругал себя за то, что так распустился, и пошел дальше. Страх вернулся опять, ожив в груди. Если бы он только мог забыть искаженное лицо Сибрайта, который постоянно жил в его сознании, подстерегая в слепой темноте смерти, выжидая удобного случая, готовый протянуть руку и коснуться его плеча. Да еще этот проклятый стук в стену!

Следующие три квартала нужно было пройти в полной темноте. Гэллоуэй вздохнул, почувствовав, как холодный пот ручейками сбегает по телу. Он дышал с трудом, пересекая пустынную улицу; глаза насторожились, нервы были натянуты и возбуждены до предела и, казалось, готовы были лопнуть. В голове раздавался стук, гулом отдававшийся в висках.

Сунув руку в карман, он вытянул пачку сигарет, зажал одну дрожащими губами, зажег ее и благодарно затянулся. Выпустив кольцо дыма в тихий ночной воздух, он широко зашагал.

Как случилось, что дьявол так напугал его? Вполне возможно, что это просто физические отклонения, как сказал врач. Гэллоуэй не верил в призраков и фантомов, так же как и в другие глупые суеверия, о которых его спрашивал Келлер. Эти вещи не могут повредить ему, если он откажется верить в них. Сибрайт умер, прошло больше года. Он не мог вернуться назад, выйти из могилы. Из-под земли — да, но не оттуда, где он сейчас. Гэллоуэй почти рассмеялся над собой, вспомнив, как он шел по пустынной улице.

Сибрайт при жизни был очень злым. В нем было что-то пугающее, какая-то странная власть, которой он, казалось, обладал, и внутренняя, иррациональная вера.

Гэллоуэй стал вспоминать незначительные события, которые, возможно, и стали причиной испытаний, выпавших теперь на его долю.

Однажды, три года назад, у них состоялся очень странный разговор. Было уже далеко за полночь, и они говорили о призраках, загробной жизни и всяких таких вещах. Сибрайт, казалось, верил во все это безоговорочно.

— Я заключу сделку с тобой, Вальтер, — сказал он, медленно потягивая из своего стакана, смакуя вино, как знаток. — Ты не веришь в эти вещи, а я верю. У меня есть достаточно доказательств того, что жизнь после смерти действительно существует и что душа или сознание, называй как хочешь, отделяется и живет после того, как тело умерло.

— Но доказательств этого нет, — упорствовал Гэллоуэй, убежденный, что он прав. — Как будто назло тебе, никто еще не вернулся оттуда и не рассказал нам о загробной жизни.

— Может быть. Но ты такой проклятый реалист, Вальтер, что я вижу, только невероятные события заставят тебя поверить. Ты из тех глупых слепцов, которые верят только в то, что можно увидеть, услышать или потрогать руками. Если они чего-то не могут ощутить своими пятью ограниченными чувствами, то отказываются верить в это.

Гэллоуэй кивнул, плохо понимая, чего добивается Сибрайт. Здесь нужно было поставить точку в разговоре, он это чувствовал, но то, что сказал Сибрайт в следующий момент, поразило его.

— Я знаю, что умру раньше тебя, Вальтер. Не спрашивай, почему я это знаю, все равно ты никогда не поверишь мне, даже если я поклянусь, что это правда. Но после смерти я приду к тебе. Я заставлю тебя поверить мне.

Гэллоуэй медленно кивнул головой в темноте. Может быть, ему нужно было рассказать об этом врачу. Он был уверен, что это имеет прямое отношение к делу. И это не вызвало бы никаких подозрений, а их нужно было избегнуть любой ценой.