Страница 14 из 19
Дон Корлеоне нахмурился. Когда речь шла о делах, он не любил напыщенности. Хаген продолжал:
— Они зовут Солоццо Турком. На то имеются две причины. Он прожил долгое время в Турции, и говорят, что у него там жена и дети. Во-вторых, говорят, что он очень ловок в обращении с ножом. Солоццо очень способный человек и сам себе господин. Дважды сидел в тюрьме: в Италии и в Соединенных Штатах, и известен полиции, как торговец наркотиками. Это нам на руку: его прошлое и тот факт, что он стоит во главе дела, никогда не позволят ему дать показания против нас. Сейчас он женат на американке и имеет от нее троих детей. Он прекрасный семьянин и сумеет спокойно вынести любое наказание, если будет уверен в том, что о его семье позаботятся.
Дон затянулся сигарой и спросил:
— А что ты скажешь, Сантино?
Хаген знал, что скажет Сонни. Сонни не терпелось принять участие в крупной операции, и это было подходящим случаем.
Сонни отхлебнул виски:
— В этом белом порошке масса денег, — сказал он. — Но это и опасно. Кто-то может загреметь в тюрьму лет на двадцать. Я бы предложил участвовать только в защите их от закона, но не принимать непосредственного участия в операциях, и тогда это будет великолепной идеей.
Хаген с удовольствием посмотрел на Сонни.
— А ты, Том, что ты думаешь по этому поводу?
Том говорил искренне. Он уже понял, что дон откажет Солоццо и был убежден, что один из тех редких случаев, когда дон не продумал дело до конца.
— Говори, Том, — подбадривал Хагена дон. — Даже советник-сицилиец не всегда соглашается с боссом.
Все засмеялись.
— Я считаю, что ты должен сказать «да», — сказал Хаген. — Тебе известны только факты, лежащие на поверхности. Но важнейший из фактов заключается в том, что в наркотиках кроется более крупный денежный потенциал, чем в любом другом деле. Если мы не войдем в дело, войдут другие, возможно, — семейство Татаглия. Огромные доходы помогут им накопить большие силы, и их «семейство» станет сильнее нашего. В конце концов нас станут преследовать и отнимут все, чем мы сегодня обладаем. Чего бы они не делали, мы не должны от них отставать. Становясь сильнее, он превращаются для нас в реальную опасность. Сейчас в наших руках азартные игры и профсоюзы, и на сегодняшний день это лучшее капиталовложение; но завтра принадлежит наркотикам. Я думаю, что мы либо принимаем участие в этой операции, либо подвергаем опасности все, что у нас есть. И мы почувствуем это, если не сегодня, то через десять лет.
Казалось, что речь Хагена произвела глубокое впечатление на дона. Он вынул сигару изо рта и промямлил:
— Это, разумеется, самое главное. — Он вздохнул и встал. — В котором часу я должен встретиться с этим безбожником?
Хаген ответил с надеждой в голосе:
— Завтра в десять утра.
Быть может, дон все же согласится?
— Я хочу, чтобы вы оба присутствовали на встрече, — сказал дон.
Он встал, потянулся и похлопал сына по плечу:
— Поди поспи немного, Сонни. Ты плохо выглядишь. Береги себя, не всегда будешь молод.
Сонни, которого отеческая забота дона вывела из глубокого забытья, задал вопрос, все время вертевшийся на языке у Хагена:
— Ну так что же, отец, каким будет твой ответ?
Дон Корлеоне улыбнулся:
— Пока я не слышал, какие проценты они предлагают и каковы их остальные условия, я ничего не могу сказать. Кроме того, я хочу продумать данный мне здесь сегодня совет. Вы знаете, я не из тех, кто делает дела на скорую руку.
Уже выходя, дон обернулся и спросил Хагена:
— У тебя записано, что до войны этот Турок жил на доходы от проституции? Как сейчас семейство Татаглия. Запиши это прежде, чем забудешь.
На и без того красном лице дона проступил румянец насмешки. Хаген умышленно не припомнил этой детали, так как она была несущественной. Но теперь у дона может возникнуть неправильное представление о его работе. Когда дело касается секса, дон был непреклонен.
«Турок» — Виргилий Солоццо был невысок и так темен, что его и в самом деле можно было принять за настоящего турка. Его кривой нос и жестокие черные глаза еще больше подчеркивали это сходство. В нем чувствовался избыток самоуверенности.
Сонни Корлеоне встретил его у двери и повел в кабинет, где сидели Хаген и дон. Хагену показалось, что он в жизни не встречал столь опасного на вид человека. Сравниться с ним, пожалуй, может лишь Лука Брази.
Все присутствующие вежливо пожали друг другу руки. «Если дон когда-нибудь спросит меня, имеет ли этот человек крепкие яйца, буду вынужден сказать «да»», — подумал Хаген. Никогда не приходилось ему видеть такой силы в одном человеке. Даже дону было далеко до него. Дон вообще предстал в очень невыгодном свете. Он был очень просто одет и от его приветствий веяло чем-то крестьянским.
Солоццо приступил к делу. Речь идет о наркотиках. Все готово. Кое-какие маковые плантации в Турции обязались поставлять ему определенное количество сырья ежегодно. У него имеется завод во Франции, на котором из этого сырья будут готовить морфий. Имеется у него совершенно надежное предприятие и по изготовлению героина в Сицилии. Переправка сырья в обе эти страны налажена и надежна, насколько что-то может быть надежно в этом деле. Переправка продукции в Соединенные Штаты связана с потерей примерно пяти процентов, так как ФБР, как им обоим известно, подкупить невозможно. Доходы будут колоссальными, а риск ничтожен.
— Для чего же ты пришел ко мне? — спросил вежливо дон. — Чем я заслужил такую честь?
На темном лице Солоццо не дрогнул ни один мускул.
— Мне нужны два миллиона долларов наличными, — сказал он. — И, что не менее важно, я нуждаюсь в человеке с прочными связями в верхах. Несколько из моих людей попадут в руки полиции. Этого избежать невозможно. У каждого из них незапятнанное прошлое, и судьи со спокойной душой смогут приговорить их к минимальным срокам. Мне нужен человек, способный гарантировать, что когда мои друзья попадут в беду, они проведут в тюрьме не более двух лет. Тогда они не заговорят. Но если они получат по десять — двадцать лет, то кто знает? В этом мире много слабых людей. Они могут заговорить и подвергнуть опасности более важных людей. Связи в суде просто необходимы. Я слышал, дон Корлеоне, что в твоем кармане не меньше судей, чем медяков в кармане чистильщика обуви.
Дон Корлеоне не потрудился поблагодарить гостя за комплимент.
— Какой процент получает моя семья? — спросил он.
Глаза Солоццо заблестели.
— Пятьдесят процентов, — торжественно произнес он, а потом заговорил почти ласково. — С самого начала твой доход будет равен трем или четырем миллионов долларов. Потом он возрастет.
Дон Корлеоне спросил:
— А каков процент семьи Татаглия?
Солоццо явно занервничал.
— Они получают небольшую часть моей доли. Мне они нужны для непосредственного участия в операции.
— Так, — сказал дон Корлеоне, — я получаю пятьдесят процентов только за первоначальное капиталовложение и судебную защиту. Ты хочешь сказать, что сама операция — не мое дело?
Солоццо подтвердил слова дона кивком головы.
— Если ты считаешь, что два миллиона долларов — это «всего лишь» капиталовложение, мне остается только приветствовать тебя, дон Корлеоне.
Дон заговорил тихим голосом:
— Я согласился на встречу с тобой, потому что питаю глубокое уважение к семейству Татаглия и потому что слышал о тебе много хорошего. Я вынужден ответить отказом на твое предложение. Но считаю долгом объяснить свой отказ. Доходы в твоем деле огромны, но и риск не мал. Согласись я на участие в твоих операциях, это могло бы повредить остальным моим интересам. Верно, что у меня немало друзей в политике. Но они откажутся от меня, если вместо азартных игр я займусь наркотиками. Они считают, что азартные игры — это что-то вроде спиртных напитков: грех, но безвредный. В то же время наркотики они считают делом грязным. Нет, не возражай, это их мнение, а не мое. Меня не интересует, каким способом человек зарабатывает на жизнь.