Страница 78 из 144
Мустафин Исаак Абрамович (1897—1938). С 1932 г.— заместитель начальника политического управления Черноморского флота. Арестован 11 июня 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР 18 апреля 1938 г. по обвинению в принадлежности к военному заговору приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение в тот же день.
4
Гугин Г.И. —член Военного совета Черноморского флота, армейский комиссар 2-го ранга.
5
Селиванов Михаил Максимович, военинженер 1-го ранга, начальник морского факультета Военно-инженерной академии. Арестован 9 апреля 1937 г. Военной коллегией 20 июня 1937 г. приговорен к расстрелу.
6
УОВС — Управление обозно-вещевого снабжения РККА.
7
В момент своего ареста (9 мая 1937 г.) занимал должность начальника управления дегазационных отрядов московского областного совета Осоавиахима.
8
Ильин Николай Ильич в 1935 г. работал старшим инспектором Политуправления РККА в мотомеханизированных войсках.
9
Ткачев Марк Львович. В момент своего ареста (4 июня 1937 г.) занимал должность начальника противовоздушной обороны г. Ленинграда.
10
Захаров Михаил Павлович. В момент своего ареста (16 июня
1937 г.) занимал должность начальника оргмоботдела Управления ВВС
РККА.
11
Базенков Борис Ильич, комдив. В момент своего ареста (9 ноября 1937 г.) занимал должность начальника Управления материально-технического снабжения ВВС РККА.
В этой дивизии совсем недавно служил и его родной брат Владимир, занимая с декабря 1920 г. должность начальника штаба дивизии. Погиб В.К. Мурзин в стычке с махновцами 3 января 1921 г. вместе с командиром дивизии А.Я. Пархоменко.
12
Мунгалов А.Г. на момент своего ареста занимал должность комиссара Калининского военно-технического училища.
13
Горбачев Б.С. в 1929—1931 гг. возглавлял Военную школу имени ВЦИК.
Горбатов был награжден двумя орденами. Один (Красного Знамени) у него был за Гражданскую войну, а второй он получил в 1936 г. за успехи в боевой и политической подготовке частей возглавляемой им дивизии (орден Красной Звезды).
14
Правильно — Стовбунский.
После Гражданской войны занимал должности командно-начальствующего состава. В 1921—1924 гг. — командир учебно-кадрового полка, командир 31-й бригады и 33-го стрелкового полка 11-й стрелковой дивизии. В декабре 1924 г. командируется в Китай, где работает в качестве военного советника Кантонской армии. По возвращении из Китая командует (с ноября 1925 г.) 58-м стрелковым полком, а затем работает помощником командира 20-й стрелковой дивизии. С января 1930 г. — командир и комиссар 4-й стрел
ковой дивизии. В 1927 г. окончил курсы «Выстрел», а в 1929 г. — КУВНАС при Военной академии имени М.В. Фрунзе.
С января 1931 г. по декабрь 1934 г. — начальник Инженерного управления РККА, заместитель начальника инженеров Красной Армии. С января 1935 г. — комендант и комиссар Мозырского укрепленного района. С мая 1936 г. — заместитель, а с мая 1937 г. — начальник (после ареста коринженера Я.М. Фишмана) Химического управления РККА. В ноябре 1938 г. уволен в запас. Награжден двумя орденами Красного Знамени (1920 г., 1922 г.).
Комкора Степанова арестовали в самом конце 1938 г. К тому времени стало казаться, что репрессии против высшего комначсостава уже пошли на убыль и что вскоре они совсем прекратятся. Ему было известно, что из начальников центральных управлений РККА и руководящего состава военных округов за последние три месяца аресту подвергся только один человек — начальник УВВУЗ комкор А.И. Тодорский.
Однако надежды Максима Осиповича не оправдались— пришли и за ним. Пришли 9 декабря 1938 г., хотя с одинаковым успехом могли прийти и на два, и на три месяца раньше. Дело в том, что показаний на него к декабрю 1938 г. было предостаточно. А раз так, то Степанову приходилось много раз объясняться по этому вопросу в партийном порядке, писать массу объяснительных записок в самые различные инстанции.
В частности, на него как на заговорщика показали арестованные органами НКВД: первый заместитель наркома обороны командарм 1-го ранга И.Ф. Федько, его бывший заместитель в Химическом управлении РККА дивизионный комиссар А.И. Минчук, заместитель председателя СНК СССР В.Я. Чубарь (по своей должности курировавший химическую промышленность страны и военно-химическое дело в частности), начальник научно-исследовательского химического института РККА комбриг Г.И. Брынков. А также ряд свидетелей из числа сотрудников Химического управления Красной Армии — как военнослужащих, так и гражданских лиц. Еще до его ареста с некоторыми из них Степанову делали очные ставки — чтобы снять с себя подозрения и обвинения, Максим Осипович сам просил провести такие следственные действия. Как правило, подобные рискованные шаги не приносили ему положительных результатов, так как арестованного на очную ставку приводили уже подготовленным и говорил он те слова, которые нужны были следователю. Об этом будет сказано чуть ниже, при цитировании фрагментов обвинительного заключения.
Историк О.Ф. Сувениров в своей широко известной монографии «Трагедия РККА», перечисляя в соответствующем разделе лиц командно-начальствующего состава, не сломленных в ходе следствия, называет среди них и бывшего начальника Химического управления РККА комкора М.О. Степанова. При этом особо отметим, что Сувениров в научном мире известен крайней скрупулезностью в подборе научных фактов при публикации своих трудов. Однако в данном случае уважаемый доктор исторических наук допустил серьезную осечку — арестованный комкор Степанов признал себя виновным уже через неделю после ареста, а именно 16 декабря
1938 г. Почему у Сувенирова, ныне уже покойного, так получилось, сейчас трудно объяснить, но попытку такую все же сделаем.
Обвиняемый со всех сторон во вредительстве, Степанов в ходе следствия пытался лавировать и делал это зачастую на грани дозволенного. Еще до своего ареста, отбиваясь от наветов и в то же время стремясь ублаготворить вездесущие «органы», он написал
7 октября 1937 г. письмо недавно назначенному наркому внутренних дел СССР Лаврентию Берии. Основным аргументом его рассуждений было то, что он был окружен врагами народа и поэтому невольно им помогал. Но вербовке в заговор он не подвергался.
В этом письме Степанов заявлял, что «...прямо я завербован не был и не был я шпионом, но я еще раз повторяю, что по существу меня и вербовать прямо им не было необходимости, т.к. они на меня и так рассчитывали. Я это им позволил сам, общаясь с ними»73.
Вот в том-то и состоит парадокс — считать ли это заявление Максима Степанова признанием им своей вины и принадлежности к заговору в Красной Армии? Или все-таки не считать, полагая, что по-другому в тех сложившихся обстоятельствах он сказать не мог, если хотел сохранить свою свободу и жизнь? Как тут поступить— причислять ли М.О. Степанова к людям, не покоренным следственным аппаратом НКВД, или же исключить его из числа таковых?
В обвинительном заключении по его делу, подготовленном в конце апреля 1939 г., говорится: «Привлеченный в качестве обвиняемого Степанов М.О. виновным себя в предъявленном ему обвинении (обвинение было предъявлено 8 января 1939 г. — Н.Ч.) признал полностью и показал:
«...В дополнение к ранее данным показаниям, сообщаю, что я подтверждаю выводы экспертизы о задержке мною ввода на вооружение новых образцов химзащиты и нападения. Эту задержку я осуществлял сознательно как вредительство, направленное к ослаблению мощи РККА...
Хочу отметить, что я особенно задерживал ввод на вооружение образцов 1937 года...
Из-за моего вредительства произойдет позднее освоение промышленностью объектов ввода, страна будет подготовлена к ветре-че с интервентами на много месяцев позднее, чем она могла быть подготовлена...»74