Страница 48 из 144
Припоминаю, что перед самым голосованием в зал буквально ворвалась большая толпа военных, как выяснилось сразу же — работников Штаба РККА. Помню, что сидевший рядом со мной Маковский и еще ряд товарищей нашего курса потребовали удаления вошедших с собрания и поименного голосования, так как стало очевидно, что вошедшие явились исключительно для того, чтобы протащить троцкистскую резолюцию. (В Штабе РККА, как в ближайшем окружении Троцкого, было много троцкистов.)
Помню, что пришедшие бурно запротестовали против их удаления. В обстановке шума, криков произошло голосование и в результате, несмотря на протесты большинства товарищей нашего курса, была принята резолюция, предложенная Радеком...
После этого собрания, по инициативе Лысова и Маковского, собрались наиболее активные члены партии нашего курса, верные Центральному Комитету партии. Собрание проходило в академическом общежитии... Помню, что нас было около 20 человек. Мне запомнились товарищи Лысов, Маковский, Дзенит13, Сверчевский14. На этом собрании было решено довести до сведения Центрального Комитета партии об оппортунистической, беспринципной линии Центрального бюро (академии. — Я. Ч.), разоблачить явных и скрытых троцкистов, которые засели в руководящих партийных органах академии. Тут же было составлено письмо в ЦК партии. В этом письме были конкретно указаны антипартийные деяния троцкистов и персонально указаны троцкисты.
Была избрана делегация, которой и поручено было передать это письмо в ЦК партии. Это письмо было подписано нами. Спустя некоторое время нам стало известно, что Центральный Комитет партии считает, что письмо правильно вскрыло недостатки партийной работы в академии. Были проведены курсовые и общеакадемические партийные собрания, на которых троцкисты были выведены из партийных руководящих органов. В Центральное бюро академии были выбраны товарищи, зарекомендовавшие себя с безупречной стороны и верные ленинскому ЦК. Я лично был прикреплен к Центральному бюро комсомола академии.
Годы, проведенные в Военной академии, были самыми светлыми страницами в моей жизни. Лучшей наградой считаю характеристику, которая была дана мне Центральным бюро комсомола академии при прохождении партийной проверки вузовских ячеек.
В этой характеристике было сказано: «Болотков Михаил Иванович на протяжении всего времени активно боролся против троцкизма»8.
Надо сказать, что даже эта блестящая (с партийной точки зрения) характеристика все же не смогла уберечь комбрига М.И. Болоткова от обвинений в принадлежности к контрреволюционной организации. Как и в случае с И.В. Дубинским, танковый комбриг Болотков провел много лет в заключении.
И чтобы закончить рассказ о танкистах, в свое время окончивших Военную академию РККА, приведем рассказ еще одного так называемого «троцкиста», над которым это проклятие висело более двух десятков лет. Исповедь этого человека изложена в приведенном ниже документе.
«Министру Вооруженных Сил Союза ССР
Маршалу Советского Союза т. Василевскому
Копия: Командующему бронетанковыми и механизированными войсками
Маршалу бронетанковых войск т. Богданову
От исполняющего должность командира 3 гвардейской танковой Котельниковской Краснознаменной ордена Суворова дивизии — члена ВКП(б) с августа 1918 г., гвардии генерал-майора СЕЛЕЗНЕВА К.Ф.
Витебская область, почтовое отделение Иконки, войсковая часть 44181.
В 1925 году, будучи слушателем 2 курса Военной Академии имени Фрунзе и членом партбюро того же курса, я вместе с группой товарищей по курсу допустил политическую ошибку, выразившуюся в голосовании против закрытого письма ЦК ВКП(б) о прекращении дискуссии по вопросу «Уроков Октября».
Спустя два-три дня, я и несколько других товарищей эту свою ошибку признали, о чем сделали устное заявление новому составу партийного бюро и письменное заявление через академический журнал «Под знаменем Ильича». На этом вопрос был покончен и мы продолжали учебу. Никаких взысканий ни я, ни другие товарищи, допустившие эту же ошибку, не получили.
Об этой своей ошибке я заявлял комиссии по чистке парторганизации 1-го Дома РВС СССР в 1929 году. Аналогичное заявление делал комиссии по чистке парторганизации Управления пограничных и внутренних войск НКВД в 1933 году. Об этом же самом, будучи начальником штаба Высшей пограничной школы НКВД, заявлял при проверке и обмене партийных документов в 1936 году.
Ни одна из проверяющих комиссий никаких замечаний не делала и никаких взысканий не выносила. Об этой моей ошибке записано мною во всех моих документах.
Спустя 12 лет, т.е. в августе 1937 года, будучи командиром и комиссаром механизированного полка войск НКВД в городе Тбилиси, партийное бюро полка, где я как комиссар был членом бюро, предъявило мне обвинение по вопросу допущенной ошибки в
1925 году и исключило меня из партии. Окружная партийная комиссия пограничных и внутренних войск НКВД Грузии, смягчив формулировку, утвердила это решение.
В сентябре того же 1937 года решение этой парткомиссии мною было обжаловано в Центральную партийную комиссию Пограничных и Внутренних войск НКВД. Центральная партийная комиссия войск НКВД, рассмотрев мое заявление, не утвердила решения окружной партийной комиссии пограничных и внутренних войск НКВД Грузии, восстановила меня в партии, объявив строгий выговор «за притупление партийной бдительности и халатное отношение к работе».
Весной 1948 года я подал заявление в парткомиссию Забайкальского военного округа с просьбой снять с меня партийное взыскание, наложенное в 1937 году.
Парткомиссия, рассмотрев мое заявление осенью 1948 года, вынесла решение о снятии с меня партийного взыскания.
Мое служебное положение: вот уже скоро пять лет, как я нахожусь в должности заместителя командира 9 гвардейской механизированной и 3 гвардейской танковой дивизий и при этом около года исполнял должность командира 9 гвардейской механизированной дивизии и вот уже шесть месяцев исполняю должность командира 3 гвардейской танковой дивизии.
За это время командование не раз выдвигало меня на самостоятельную должность — командира дивизии, однако высшее командование с этим не соглашалось, из чего я лично делаю вывод, что я как: кандидат на эту должность по каким-то мотивам (только не по служебным) недостоин. Думая над этим вопросом, перебирая все недостатки, я пришел к выводу, что основанием для отвода моей кандидатуры на эту должность служила моя ошибка в 1925 году и партвзыскание, полученное мной за эту ошибку в 1937 году...»9
Вернемся к воспоминаниям М.И. Болоткова. Упомянутый в них слушатель академии М.О. Зюк — это ветеран червонного казачества, бывший начальник артиллерии бригады и дивизии, которыми командовал в годы Гражданской войны Виталий Примаков. Не секрет, что большинство командиров червонного казачества, выдвинутые и опекаемые Примаковым, находились под сильным влиянием последнего, готовые идти за ним в огонь и в воду. Виталий Маркович властвовал в умах подчиненных не только как командир с широким тактическим кругозором, но и оказывал большое воздействие своими политическими воззрениями. Известно и то, что в конце Гражданской войны, а особенно после нее Примаков всерьез поддерживал многие взгляды Льва Троцкого и даже подписался под «Заявлением 83-х».
Михаил Зюк по многим вопросам высказывал мнение и поступал точно так же, как «товарищ Виталий». О непререкаемом авторитете В.М. Примакова для своих бывших и настоящих подчиненных повествует Илья Дубинский в своих книгах «Особый счет», «Трубачи трубят тревогу» (серия «Военные мемуары»), «Примаков» (серия «Жизнь замечательных людей»).
Сам В.М. Примаков был «троцкистом» до середины 1928 г. Учитывая сложившуюся в партии обстановку, поражение Троцкого и его сторонников по всем дискуссионным вопросам, Примаков, будучи военным атташе СССР в Афганистане, обратился в июле 1923 г. с письмом к председателю Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б) Г.К. Орджоникидзе, который хорошо знал Виталия Марковича по фронтам Гражданской войны и высоко ценил его командирское дарование.