Страница 4 из 144
Блюхеру совсем «не улыбалась». Во-вторых, в Москве знали (и Сталин тоже), что прославленный полководец Блюхер в последние годы стал сильно «зашибать», что, в свою очередь, послужило предметом разбирательства в высших партийных инстанциях (он ведь был кандидатом в члены ЦК ВКП(б) и членом ЦИК СССР). Несколько раз даже ставился вопрос о снятии его с должности командующего ОКДВА, но благосклонность к нему Сталина спасала Блюхера вплоть до октября 1938 г.
Иван Федорович Федько ранее не работал в центральном аппарате наркомата обороны. А посему, длительное время проходя службу на периферии, в пограничных районах Советского Союза (Закавказье, Приморье и др.), он не был избалован столичной жизнью. Он не входил в состав высоких московских комиссий, инспектировавших состояние дел в военных округах, не готовил проектов приказов по армии о результатах этих проверок. На практике чаще всего проверяли его и подчиненные ему войска. Однако, вне всякого сомнения, Федько к середине 30-х годов был вполне подготовлен для выполнения более ответственных задач уже в масштабе всех вооруженных сил страны. Положительные аттестации его по должности командующего Приморской группы войск ОКДВА, Приволжского и Киевского военных округов красноречиво говорят об этом.
Кстати, о взаимоотношениях Федько с Блюхером. Они были достаточно сложными. Иван Федорович уважал Блюхера за его лучшие качества военачальника и человека. Тот факт, что Федько в
1933 г., будучи командующим войсками Приволжского военного округа, дал свое согласие на определенное понижение в должности, чтобы пойти заместителем к Василию Константиновичу, — говорит о многом и характеризует отношения этих двух военных деятелей РККА как весьма хорошие и благожелательные. В любой среде, а в армейской особенно, переход от самостоятельной должности на пост заместителя, да к тому же с понижением, — событие далеко не рядовое, связанное с серьезными психологическими переживаниями. Подобное событие случилось в жизни Ивана Федько, и он вышел из этой ситуации с честью. Правда, в заместителях у Блюхера он ходил всего лишь год. А затем, в силу качеств своего характера и природы военачальника попросился все-таки обратно в войска, приняв командование Приморской группой войск и не выходя при этом из непосредственного подчинения маршала Блюхера. И вот в январе 1938 г. их роли поменялись — по должности первого заместителя наркома обороны СССР Федько стал начальником для командующего войсками ОКДВА.
Но были заявления и другого плана. Например, бывший заместитель начальника Управления по командно-начальствующему составу РККА комдив И.Я. Хорошилов на допросе 23 февраля 1938 г. (то есть задолго до ареста как Федько, так и Блюхера) показал, что Федько с недоверием относился к Блюхеру и его руководству войсками армии.
Назначение Федько на пост первого заместителя наркома обороны состоялось не в самое лучшее время кадровых перемен в Красной Армии. Да и само это назначение было обусловлено прежде всего тем, что его предшественник маршал А.И. Егоров, долгие годы пользовавшийся расположением Сталина и Ворошилова, подвергся серьезной критике и опале, получив большое понижение в должности — он стал командующим войсками далеко не престижного Закавказского военного округа. Следует заметить, что этот округ был сформирован в 1935 г. на базе Кавказской Краснознаменной армии, войсками которой в свое время командовали как Егоров, так и Федько.
Назначение состоялось, и Иван Федорович приступил к работе в новом качестве. Было бы неправдой сказать, что он совсем безразлично принял это назначение. Безусловно, Федько гордился тем, что из многих командующих войсками округов на эту должность второго лица в военном ведомстве Политбюро ЦК ВКП(б) остановило свой выбор именно на нем. Это означало, что его оперативностратегический кругозор и организаторские данные, накопленный опыт работы были по достоинству оттенены и признаны соответствующими для занятия должности одного из важнейших наркоматов государства. Да и какой военный, в первую очередь кадровый командир, откажется от назначения на более высокую должность, если все нижестоящие он изучил вдоль и поперек. Действительно, к тому времени И.Ф. Федько уже давно перерос рамки окружного масштаба, побывав там и начальником штаба, и помощником (дважды) командующего, и командующим фактически трех военных округов (Кавказская армия функционировала на правах округа, а Приморская группа по количеству войск и стратегическому положению, а также предназначению даже превосходила некоторые, особенно внутренние, военные округа, хотя и была составной частью
ОКДВА).
Полгода Федько тянул свою совсем нелегкую ношу. Трудная в силу многочисленных и сложных обязанностей, она к тому же для него усугублялась рядом обстоятельств, которые надолго выбивали из .привычной колеи, не давая трудиться в полную меру сил, отвлекая, а то и напрямую мешая своевременному выполнению задач государственной важности. В первую очередь это относилось к необходимости постоянно открещиваться от различного рода обвинений, поступавших на него по линии партийных и «компетентных» органов.
Командарм 1-го ранга Федько был активным противником продолжения репрессий против командно-начальствующего состава РККА. По этому поводу он несколько раз обращался в ЦК ВКП(б) и лично к И.В. Сталину. К тому же они, репрессии, задевали и его личную честь, партийную и служебную репутацию. Ему неоднократно приходилось давать в различных инстанциях, в том числе в ЦК ВКП(б), устные и письменные объяснения.
Одно из таких разбирательств состоялось в апреле 1938 г. К тому времени в досье на Федько поступили показания от арестованных высших командиров РККА: командарма 1-го ранга И.П. Белова, бывшего командующего войсками Белорусского военного округа, командарма 2-го ранга И. А. Халепского — бывшего начальника Управления механизации и моторизации, комкора С.П. Урицкого — тоже бывшего начальника Разведуправления. В застенках НКВД следователи старались изо всех сил, чтобы из подследственных выбить (выдавить, вытащить) все новые и новые показания на Федько. В первую очередь «давили» тех, кто проходил с ним службу в войсках, кто был подчинен ему в Наркомате обороны, кто хорошо знал его. Задавая наводящие вопросы, а зачастую заставляя (после соответствующей физической обработки) заносить на страницы признательных заявлений и показаний нужные им имена, следователи тем не менее не всегда получали желаемый результат. Как это было в случае с комдивом И Я. Хорошиловым. Несмотря на «подсказки» следователя, тот на допросе 23 февраля 1938 г. показал: «Я не могу сделать вывод, что Федько является участником организации, т.к. это мне неизвестно».
Отношения органов госбезопасности с И.Ф. Федько в первой половине 1938 г. строились весьма своеобразно. Они выглядели несколько иначе, нежели с другими подозреваемыми, когда компромат накапливался в строжайшей тайне от будущего их клиента, а за утечку информации виновные беспощадно карались. В данном же случае картина выглядела совершенно иначе — в Особом отделе ГУГБ НКВД СССР Федько ознакомили с содержанием показаний на него со стороны ранее арестованных И.П. Белова, И.А. Халепского, С.П. Урицкого. А в апреле 1938 г. организовали ему очные ставки с названными лицами в присутствии членов Политбюро ЦК
ВКП(б).
Как видно из материалов дела И.Ф. Федько, на этих очных ставках он категорически отрицал свою причастность к военному заговору. А еще он по этому поводу писал письма в ЦК ВКП(б) и лично И.В. Сталину. Его жена Зинаида Михайловна в жалобе на имя Прокурора СССР в сентябре 1939 г. писала из Тайшетского лагеря (она была арестована в один день с мужем и получила пять лет ИТЛ): «...когда мне заявил следователь на 1-м допросе, что Федько И.Ф.
враг, я ему не поверила, так как Федько считала честнейшим коммунистом и у меня были основания не верить следователю, а именно такие. Перед самым моим арестом Федько был откровенен со мной. Он мне рассказал об очной ставке в Кремле, ужасался чудовищной клевете на него со стороны его бывших товарищей. Я знала о том, что Федько писал письма,на имя Сталина, Ворошилова, Ежова о том, что если его считают виноватым, то он требует своего ареста... Он со мной делился отдельными моментами из разговоров с Ворошиловым, касающихся лично его. Рассказывал отдельные эпизоды о Ежове и Фриновском, говорил о том, что они к нему относятся плохо. Потом он относился недоверчиво к массовым арестам среди командиров Красной Армии, считал это не случайным. Им в последний день перед арестом, а именно 7 июля было отправлено личное письмо на имя Сталина, содержание письма я знала, копия письма им была оставлена перед вызовом в органы НКВД мне. Я письмо спрягала. Он меня просил это письмо в случае чего уничтожить. Я Федько настолько верила, что мне казалось чудовищным, когда мне на следствии говорили, что он враг народа и я упорно ничего о Федько не рассказывала»7.