Занимательная юриспруденция

Статья моя заканчивалась примерно так: “Гражданин судья, когда я увижу, что пара подонков тащит вашу дочь в кусты, чтобы изнасиловать, а после, возможно, и убить, я постараюсь потихоньку пройти мимо. Их я не боюсь, я боюсь вас, гражданин судья!”

Но статья моя ровным счетом ничего не изменила. Уже после написания статьи я прочитал книгу известного русского профессора Таганцева и узнал, что такая судебная практика существовала и при царе. Дело в том, что и царское и наше сегодняшнее государство никогда не позволяли подданным самовольно решать, каким способом они могут оборонять себя и своих близких. Так что эта тенденция берет начало в российских вековых традициях.

Перейдем к решению задачи. По моему изложению вы догадываетесь, что я не согласен с определением судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РФ. В определении говорится, что коллегия признала защиту С. несоразмерной нападению, “поскольку Костин наносил удары кулаками, в то время как С. ножом причинил ему четыре ранения”. Опять измеряют сантиметром ручку кетменя и топорища!

Ранее было написано: “Посягательство Костина на С. было общественно опасным и реальным, вследствие чего в процессе прекращавшегося нападения, С. принял меры к своей защите”. Итак, нападение было: 1) общественно опасным; 2) реальным; 3) непрекращавшимся. Чего же боле?

Одним из недостатков определения я вижу то, что не указан характер ножа. Это мог быть и перочинный ножик (я знаю случаи убийства перочинным ножиком, когда удар нанесен в сонную артерию), и профессиональный спецназовский нож. Впрочем, решающего значения это, с моей точки зрения, не имеет, так как погибают и от удара кулаком.

Что скажет жена С., придя на свидание в тюрьму? Конечно: “Дурак, надо было тебе ввязываться! Сиди теперь с уголовниками!” А он и сам теперь так думает.

ПОСЧИТАЕМ

Если бы существовала наука, сумевшая, наконец, ответить на все вопросы из своей области, то день, когда бы это произошло, был бы ее последним днем. Даже такие древние науки, которые называются точными, как математика и геометрия, имеют много нерешенных задач. Некоторые ученые, особо упорные, или лучше сказать, упрямые, убивают всю жизнь на решение одной задачи, и умирают, не решив ее. Можно ли назвать их жизнь бесплодной?

Еще больше нерешенных задач существует в науках социальных или общественных. Решение задач в них осложняется классовой борьбой, классовыми интересами. В этих науках, юридической науке в частности, иногда сначала находят удобное и выгодное решение, а потом занимаются его доказательством. Доказательство добывается “исследованиями”, которые состоят в том, что подбираются факты, подтверждающие решение и отбрасываются факты, его опровергающие.

Задача, которую я вам дал в очерке “Умеете ли вы считать до двух”, относится именно к таким задачам юриспруденции. Когда я два десятка лет тому назад опубликовал в журнале “Знание — сила” популярную статью на тему о разграничении однократных и повторных преступлений, мне пришлось слукавить. Если бы я тогда закончил статью словами, что эта проблема остается в уголовном праве нерешенной, то ее бы не опубликовали.

Ведь речь идет о наказании людей, об их судьбе. Сказать в том государстве, которое считалось еще более правовым, чем сейчас, что правил решения этой задачи нет, и сказать, что на практике она решается, как бог на душу судьям положит, то есть по произволу, было недопустимо.

Поэтому я закончил статью указанием на то, что в конкретных случаях судьи решают эту задачу по обстоятельствам, и если судьи первой инстанции допускают ошибку, то в кассационной инстанции ошибку поправят.

Сейчас я могу сказать откровенно, что в науке задача эта не решена.

Поэтому предложенная вам задача бесспорного решения не имеет. Решения может быть два: похищение мотоцикла, руководствуясь указаниями авторов учебника, признать однократным либо признать повторным. Я склонен считать повторным, поскольку первая кража осталась безнаказанной, но вор не успокоился, а решил повторить кражу.

Судебная практика решает эту проблему проще — если хотят наказать помягче, квалифицируют как однократное деяние, надо наказать построже — квалифицируют как повторное.

Мое решение о признании хищения мотоцикла повторным не является бесспорным. Если вы решаете иначе, я не настаиваю на том, что вы не правы. Этим юриспруденция отличается от арифметики.

ОБ ИЛЛЮЗИИ УЩЕРБА

Прежде чем решить первую задачу, надо разъяснить разницу между бумагами, талонами, знаками, на которых обозначена нарицательная стоимость. Есть, например, так называемые ценные бумаги. Они участвуют в гражданском обороте почти как деньги. К ним относятся акции, облигации, всякие сертификаты и прочее. Их можно продавать, закладывать, давать в долг, продавать. На некоторых может стоять их нарицательная стоимость, на некоторых нет. Некоторые свою рыночную стоимость меняют. В период бума АО “МММ” печально известного Мавроди эти акции стоили дорого, когда “МММ” лопнуло, они превратились в мусор.

Некоторые бланки, как, например, театральные билеты, имеют нарицательную цену, которая напечатана на билетах, но их еще надо оформить: проставить штампы даты, времени начала спектакля, место и т.д. Можно ли украсть эту книжку и использовать для продажи фальшивых билетов или для “левых” концертов и т.д.? Да, конечно, можно. Именно поэтому кассиров, потерявших пачку билетов, обвиняли в хищении социалистической собственности, исходя из нарицательной стоимости, напечатанной на билетах, хотя фактически они имеют копеечную стоимость. Обвиняли и сажали в лагеря кондукторов трамвая, когда они теряли катушки билетов, которые практически не стоили ничего, на том основании, что кондуктор может на них обогатиться.

Но некоторые знаки имеют реальную стоимость, равную их номинальной цене. Их можно продавать по номинальной цене. В случае пропажи таких знаков получивший и потерявший их сотрудник, должен по нашему современному законодательству возместить их полную стоимость. Расписка в получении приравнивается к договору о полной материальной ответственности.

Но все равно нельзя человека, потерявшего какие-то билеты или другие ценности, привлекать к уголовной ответственности, только на том основании, что их можно где-то использовать. Довод: “Тогда каждый может украсть и сказать, что потерял” противоречит презумпции невиновности. Нужно доказать, что работник украл ценные бумаги.

У вас не возник вопрос, почему грамотные, вроде бы, люди, экономисты и юристы с высшим образованием подсчитывают несуществующий ущерб вопреки не только закону но и просто здравому человеческому смыслу’? На это имеется множество причин. Главная из них — страх, воспитываемый годами, вечный страх советского человека перед основой советского строя — социалистической собственностью, священной и неприкосновенной.

Изданный, несомненно, по личной инициативе полуобразованного сатрапа закон 7 августа 1932 года (на языке зэков “закон 7/8”) установил за хищение социалистической собственности единственную кару — расстрел (в этом законе впервые социалистическая собственность была названа “священной и неприкосновенной”). Только при смягчающих обстоятельствах ее дозволялось заменить максимальным сроком лишения свободы. Причем судьи были предупреждены, что в случае проявления слабости к голодным людям, собирающим колоски на поле после уборки урожая, которые все равно будут запаханы (это тоже пример причинения несуществующего ущерба), судьи сами отправятся туда, куда должны были отправить посягнувших на святую собственность.

Малое количество похищенного не служило смягчающим обстоятельством, и потому суды сотнями отправляли несчастных голодных людей на смерть. Напомню, что в начале 30-х годов в стране, особенно на Украине, был голод. Даже Сталин увидел, что так можно перестрелять половину страны. Он дал отбой. И лицемерно указав на “ошибки” судов, постановление Верховного суда предложило использовать статьи УК, предусматривающие более мягкие наказания за мелкие хищения. Ранее Верховный суд давал судам указания, что закон от 7 августа 1932 года эти статьи перекрыл. Не отменяя этот закон, Верховный суд СССР предписал не выполнять его.