Страница 5 из 66
Подобно мне, Барри позволял нагружать себя выступлениями для публики. Он чувствовал, что это дело нужное. Он никогда не мог сказать «нет» людям, которые требовали от него выступления. Но мне кажется, ему было бы трудно считаться с этими требованиями, если бы он был на самой вершине спортивной славы. Мне нравился характер Барри, и особенно его расположение к клубу и товарищам по тренировке. Если я рыскал повсюду, скрупулезно подыскивая таких партнеров по тренировке, которые могли мне помочь, то Барри оставался с теми, с кем бегал всегда, даже если они были только «кроликами».
Билл — целиком человек общества, и притом такой, которого невозможно не принять хорошо. Я думаю, что если бы его когда-нибудь по-настоящему не поняли, ему бы пришел конец. Он полон доморощенной философии, и ему все равно, кто его слушает. Некоторые из его любимых изречений стали легендарными в кругу друзей. После женитьбы, однако, он радикально переменился, перестал быть затейником для публики, предметом ее насмешек, и, думаю, это для него к лучшему.
Билл мог бы вызывать раздражение, возможно ненамеренно, поскольку он от природы человек прямодушный. Однажды он прогудел: «Что вы делаете? — Шесть по 440.— Ну, вам следует это делать чуточку лучше, иначе это будет напрасная трата времени». В другой раз в Стэнмор-Бэй, в то время как мы в поте лица трудились на тренировке, он заявил: «Боже мой, вы — слабаки».
Мое последнее выступление летом 1957/58 года (В Новой Зельдии середина лета падает на январь. — Прим. пер.) показало, как сильно я нуждаюсь в общей выносливости, приобретение которой спланировал для меня Лидьярд. Речь идет о полумиле в Вайкато против команды австралийских университетов в Седдон-парке Гамильтона, где я впервые соревновался с очень хорошим австралийским бегуном Тони Блю, впоследствии ставшим моим близким другом.
В этот период у меня уже была некоторая известность — я был третьим бегуном Новой Зеландии на полмили, — и, чтобы поддержать свою репутацию, я сразу после старта взял лидерство и вел бег без неприятностей до 660-ярдовой отметки. После этого Тони поставил меня в глуповатое положение, выйдя вперед и победив без особых усилий.
Вплоть до этой встречи я горел желанием непременно выступать в соревнованиях, но теперь, мысленно возвращаясь к тем дням, не могу не видеть, что во время встречи с Тони мое физическое состояние не позволяло больше участвовать в соревнованиях. Если начертить кривую готовности к соревнованиям, то тогда я находился на ниспадающем ее участке. Резервов больше не оставалось.
Артур убеждал меня как можно скорее присоединиться к ребятам и включиться в полную тренировку в беге на выносливость. Однако я нашел это чрезвычайно тяжелым, и мои начальные усилия пройти через программу 100 миль бега в неделю давали сбои. После двух добрых пробежек по 15 миль могли быть хилые четыре мили в день, во время которых я старался отдохнуть от проведенной работы. Не был благоприятен для тренировки и тот факт, что я был вынужден вечерами, дважды в неделю, ходить в школу, для подготовки к экзаменам на звание землемера, которые должен был держать в конце года.
Я ясно понимал свои недостатки благодаря определенной линии, которую Артур настойчиво проводил в своих советах. Эти идеи до сих пор живы во мне. Артур говорил, что я буду готовым ко всему на свете лишь тогда, когда проглочу столько бега на выносливость, что, пробежав один раз по кольцу Вайатаруа, почувствую себя в состоянии сделать еще один круг.
Поскольку Вайатаруа — это 22 мили по сухой почве через холмы, по заросшим кустарником тропам, указанная задача казалась мне невыполнимой. Тем не менее после того, как я побегал несколько недель по 10 и 15 миль, меня как-то склонили присоединиться к пробегу по Вайатаруа. Для этой цели Артур организовал большую группу бегунов, и мы начали бег от дома Мюррея, что сокращало расстояние на милю против обычного, когда старт давался от дома, где жил Артур.
Мне было приятно узнать, что Кейт Скотт взялся сопровождать нас по трассе в своем автомобиле, чтобы подбирать тех, кто свалится по дороге. Я внутренне чувствовал, что мне его помощь понадобится.
В этой книге вы узнаете еще многое о Кейте Скотте, подобно тому как и я с течением жизни узнавал о нем все больше и больше. Мудрый советчик оклендских спортсменов и врачеватель их болезней и недомоганий, приземистый, коренастый, басовитый Кейт сочетал в себе философа и первоклассного массажиста. Он был человеком, к которому мы, спортсмены, шли со своими проблемами, и Кейт вместе с женой, не менее, чем он, отзывчивой, знал о нашей личной жизни, наверное, больше, чем кто-либо другой в Окленде.
Позднее Кейт познакомил меня с поэмой Киплинга «Если» и подарил мне прекрасно иллюстрированный экземпляр этой книги. Его руки были доступны для нас в любое время дня и ночи, и временами казалось, что они имеют глаза. Отыскивая и излечивая усталый или напряженный мускул, они были настолько проницательны, насколько был таковым его мозг, ободряя и умиротворяя чье-нибудь обеспокоенное или путаное сознание. Кейт был всегда большим поклонником Лидьярда, правда исключая одно. Он никогда не мог понять, почему Артур в высшей степени пренебрежительно относился к его идеям относительно гимнастических упражнений и однако включил их в свою книгу «Бег к вершинам мастерства».
Как бы то ни было, в первые восемь миль моего первого пробега по трассе Вайатаруа через Авондейл и Глен-Эден я чувствовал себя в норме. Но затем пошли холмы, и на этой стадии бега Джефф Джулиан и Брюс Эйвент, которые решили посоревноваться в тренировке, вырвались вперед. Они рассеяли группу, и очень скоро по всей дороге были видны спортсмены, трудившиеся в одиночку.
Я поднажал, и вскоре Артур и Барри Мэги остались позади. В этом не было ничего удивительного, поскольку Барри готовился к Играм в Кардиффе и к этому пробегу относился легко, а Артур оставался рядом с ним для поддержки. На вершине большого холма я перешел на ходьбу, и теперь оставшиеся многие мили стали рисоваться мне в мрачном свете. Артур перегнал меня, спросил коротко, с какой целью иду пешком, и продолжал бег. Повинуясь, я снова перешел на трусцу.
Вблизи Титиранги, после 15 миль бега, мне снова стало плохо и показалось, что все ушли далеко вперед. Внезапно Рей Пакетт догнал меня. В ответ на мой удивленный вопрос, откуда он взялся, он сказал, что некоторые обязанности перед природой задержали его пару раз в пути, но теперь все в порядке, и он готов составить мне компанию на оставшуюся часть пути.
После 18 миль мне показалось, что трассы не одолею. Я крикнул Кейту, все еще терпеливо рулившему в своей удобной машине, держаться поближе, потому что почувствовал, что он мне скоро понадобится. Через две мили я решил пересесть в его машину, но, обернувшись назад, увидел, что он исчез. Кейт уехал. Позднее он сказал, что принял такое решение, так как считал, что я не умру, если продолжу бег, но если сойду с трассы в первой же пробежке, то мне не удастся одолеть ее никогда.
Хорошенькая философия, сказать нечего, но теперь легкая крутизна холма святого Джуды в Авондейле казалась мне южной стеной пика Эверест, и, когда мне не удавалось идти вверх, я полз на четвереньках.
Я сказал Рею, чтобы он уходил. «Я готов», — сказал я ему. Это не выглядело слишком убедительно, но, поколебавшись немного, он ушел вперед.
Смутно помню, как дошел до Хендон-авеню, совсем рядом и так далеко от дома. Мои ноги отчаянно болели даже при ходьбе, и я повис на заборе. Однако я сказал себе, что должен закончить дистанцию во что бы то ни стало. В такой компании я никому не желал бы упасть духом, и уж, конечно, не самому себе.
Безотчетная, слепая решимость подгоняла меня вперед, и я тащился вдоль улиц до тех пор, пока каким-то образом не очутился рядом с домом Халберга. Все остальные были уже там, одетые в тренировочные костюмы. Я протащился в комнаты, упал на диван и разразился потоком слез. Это было стыдно, почти унизительно, но я ничего не мог с собой поделать.