Страница 8 из 117
— Она все равно узнает.
— Но не сразу. Если я скажу ей потом, она не будет так потрясена. Если б она узнала вчера вечером, то почти наверняка сказала бы, что не станет жить в этом доме. Проклятие на дом Локвудов.
— Ты так это называешь?
— Нет, конечно. Но в представлении других это выглядит так. Романтизируют злосчастную историю с воришкой. О чем ты задумался? Не нравится, что я назвал его воришкой?
— Да нет, наверно, так оно и было, — ответил Пенроуз Локвуд.
— Тогда что же гложет тебя? В мыслях ты блуждаешь где-то очень далеко отсюда.
— Нет. Я совсем рядом. У меня своя проблема. Ничего похожего на твою, но проблема.
— Могу я помочь?
— Думаю, да. Ты всегда был сообразительней меня по части женщин. Может быть, ты подумаешь за меня. Сам-то я, кажется, думать разучился. По крайней мере, об этом. И из-за этого не могу думать ни о чем другом.
— Попробуем, Пен.
— Только не называй меня братишкой.
— Но мысленно-то можно, я думаю? Я хочу помочь. Не так уж много на свете людей, которым я хотел бы помочь. Итак, у тебя есть подруга.
— За всю совместную жизнь с Уилмой, а женаты мы с ней более двадцати лет, я никогда не изменял ей. Бывали моменты, когда, как мне кажется, я мог завести роман и один раз уже почти завел. Это было во время войны, на Лиг-Айленде, где стояла наша часть. Девушка, вернее женщина, из Филадельфии, жена одного моего знакомого, которого ты не знаешь. Но мы оба поняли, что это — только блажь, потому что в глубине души она любила своего мужа, а я — Уилму. И мы перестали встречаться. Сейчас, когда я об этом думаю, я вижу, что между нами не было ничего такого, за что ее муж или Уилма могли бы быть в претензии. Мы просто любили беседовать. За все время знакомства я поцеловал ее только раз, и после этого мы поняли, куда это может повести. Мы сразу же порвали отношения.
— И ты ни разу с ней не переспал?
— Я же сказал тебе. Поцеловал ее единственный раз — и только. Я не такой, как ты, Джордж.
— Откуда ты знаешь, какой я? Продолжай.
Пенроуз Локвуд встал и подошел к окну. Но взгляд его был устремлен не на дома деловых кварталов Нью-Йорка, а в свое прошлое.
— Три года назад или чуть раньше я встретил молодую женщину. Ей немногим более двадцати лет. Красивая. Достаточно умная. Образованная. Кажется, из хорошей зажиточной семьи. Не из Нью-Йорка. Мне приходилось видеться с ней довольно часто, и постепенно, не отдавая себе в этом отчета, я начал испытывать к ней влечение. Видимо, здесь сыграло роль то, что мы часто виделись. Красивая молодая девушка — таких тысячи работают в Нью-Йорке, — на них обращаешь внимание (потому что они хорошенькие) и тут же забываешь об их существовании. И вот, встречаясь с ней повседневно, время от времени перекидываясь парой слов, я перестал смотреть на нее как на безымянную хорошенькую девушку и скучал, если подолгу не видел.
— Привычка.
— Конечно, — согласился Пенроуз Локвуд. — Как ты, наверное, догадываешься, она работала в одном из здешних финансовых учреждений. Однажды после работы я подвез ее на такси домой. Время у меня было свободное, и я зашел к ней.
— Это случилось три года назад?
— Собственно, уже почти четыре. До того дня в наших отношениях не было ничего личного. Она была для меня мисс такая-то, а я для нее — мистер Локвуд. — Он отошел от окна и сел в просторное вращающееся кожаное кресло, сложил руки на груди и вперил взгляд в свои ботинки. — Это необыкновенная женщина. Несмотря на свои двадцать три года, она уже была замужем, развелась и теперь живет снова под девичьей фамилией. Ее муж был профессиональный картежник в одном из городов Запада, но узнала она об этом лишь когда они отправились в свадебное путешествие в Саратогу. Когда она поняла, что у него за друзья, он признался, что лгал ей. Никаким продавцом облигаций он вообще не был, а был самым что ни на есть профессиональным картежником. Не прошло и года, как она устала от такой жизни. Переключиться на другое занятие он не захотел, сказав, что уже поздно. Тогда она ушла от него, но он не пошел на конфликт. Ему было под сорок, он уже сменил трех-четырех жен, но и скрыл это от нее, а при регистрации брака дал о себе ложные сведения. Поэтому естественно, что он не хотел поднимать шума и довольно охотно дал ей развод. После развода она не захотела возвращаться в свой родной город к родителям и поступила на курсы стенографии и машинописи. Квалифицированной стенографистке с ее внешностью и умом нетрудно найти в Нью-Йорке работу. Кроме того, она три года училась в университете, что ставило ее значительно выше обычных стенографисток, и поэтому ее назначили старшей в группе.
— Никак ты не доберешься до сути, Пен, — прервал его Джордж Локвуд.
— Это потому, что мне еще не приходилось никому об этом рассказывать. Я хочу, чтоб и ты понял, что это — не дешевая, случайная интрижка. Ни с ее стороны, ни с моей.
— И тем не менее она скоро стала интрижкой, насколько я могу судить, — сказал Джордж Локвуд.
— Нам незачем вдаваться в подробности, верно? Я не очень горжусь собой. Мне тогда было сорок шесть лет, и я не имел оснований ломать свою жизнь. У меня прекрасная жена, хорошие друзья, много денег. Но когда я попадал в общество той девушки, приезжал к ней домой, меня словно подменяли. — Он повернул кресло так, что снова оказался лицом к окну. — У нее в квартире стояло пианино. У меня дома оно тоже было, но я никогда к нему не прикасался, а тут начал играть. Она покупала ноты всех музыкальных новинок, и я играл, а она пела. У нее хороший голос, контральто. Я стал проводить у нее все субботние вечера. Не буду притворяться, Джордж, будто мы встречались только ради невинных развлечений. Это не так. Но связь эта вызывала во мне какое-то совершенно новое чувство. Прежде отношения с женщиной никогда не связывались в моем сознании с понятием любви, и теперь я понимаю, чего нам с Уилмой не хватало. Равнодушие Уилмы было в значительной мере следствием моего равнодушия.
— Слово «любовь» я слышу впервые в этом разговоре, — сказал Джордж Локвуд. — Ты был влюблен в эту молодую женщину?
— Я и сейчас влюблен — вот в чем дело, — сказал Пенроуз Локвуд. — Она собирается выйти замуж, и я готов пойти на все, лишь бы этому помешать.
— На все, кроме женитьбы?
— Не кроме, а включая женитьбу.
— Ты делал ей предложение?
— Да. Прошлым летом, когда она сказала, что у нее есть другой человек, который хочет на ней жениться. Потом она уехала в отпуск, и, пока ездила, у нее случился приступ аппендицита. — Пенроуз быстро взглянул на брата.
— Ничего, Пен, — сказал Джордж Локвуд, — я все равно уже догадался.
— Каким образом? Что я сказал?
— Когда ты говорил об ее способностях и о том, что она старшая в группе стенографисток. Да я и раньше начал догадываться. Ты же не со многими стенографистками видишься каждый день. Кроме того, мисс Стрейдмайер действительно самая интересная в нашей конторе.
— Как-то летом, когда мы были с ней вдвоем, она сказала мне о своем женихе.
— Ты переспал с ней тогда?
— Нет. Я хотел, но она не стала.
— Что она ответила, когда ты сделал ей предложение?
— Она сказала, что не пойдет за меня и что уволится с работы и я забуду про нее.
— А ты что сказал?
— Я посоветовал ей взять отпуск за свой счет и не появляться у нас, пока не захочется, лишь бы потом она вернулась.
— Зачем?
— Я знаю, что ей хорошо со мной. Если она хочет попытать счастья в замужестве, я не имею права препятствовать. Но я уверен, что ей захочется вернуть то, что было между нами. Ей будет этого не хватать. Три, даже почти четыре года нас связывали отношения, которые когда-то казались мне невозможными.
— Ты думаешь, она была верна тебе все эти годы?
— Вначале — нет. Но последние три года — да.
— Ты веришь ей на слово, Пен.
Пенроуз Локвуд улыбнулся.
— Она никогда не давала мне обещаний. Просто я уверен. Этим-то и хороша неопытность, Джордж. Ты на моем месте был бы полон сомнений, потому что ты, так сказать, человек бывалый. Но этот опыт тебе обошелся Дорого. Ты вынужден сомневаться в людях, ибо сам даешь им повод сомневаться в тебе.