Страница 38 из 117
— Зачем? По-моему, они не внушают тревоги. Мы сорвем на них большой куш, Локи. Такого выгодного дела у нас еще не бывало.
— Выходит, мое мнение ничего не значит?
— Конечно, значит. Но на этот раз ты ошибаешься. Ты слыхал о Хавемейере?
— О Хавемейере — нет. Но я знаю об Американском банке и других лопнувших банках, не говоря уже о филадельфийской компании страхования жизни. Я хочу на время выйти из игры. Сам ты можешь поступать как хочешь, но мою долю отдай. Сто двадцать тысяч.
— Не могу, — сказал Гарри Пенн Даунс.
— Почему?
— У меня нет этих денег.
— То есть как?
— Нет у нас никаких сахарных акций. Я тебя обманывал. Я ничего не покупал. Очень не вовремя ты просишь денег.
— Как видно, именно сейчас и время.
— Нет. Прежде я был честен с тобой, Локи, и зарабатывал для нас обоих.
— Куда ты девал деньги?
— А это уж не твое дело, черт побери. Довольно и того, что я признался в мошенничестве. Но я скажу тебе. Я проиграл их в покер.
— Проиграл сто двадцать тысяч в покер?
— Больше.
— Где? Кому?
— В «Юнион лиг». Неважно кому. Хотя при желании ты и это можешь узнать.
— Наверно, могу. Так крупно не часто играют даже в «Юнион лиг». Я не знал, что ты состоишь в этом клубе. Думал, ты — в Филадельфийском.
— Я член Филадельфийского клуба, но, наверно, долго им не пробуду» Я разорен, Локи. У меня есть дом, есть вот эта контора — и все.
— А год назад ты стоил больше миллиона.
— Верно, стоил. И выигрывал в покер. Но потом пошла плохая карта, а я все играл. Причем с игроками, от которых мне следовало избавиться.
— Почему ты не играл с ними в вист?
— Эти люди играют только в покер, в вист не играют.
— Ты хочешь сказать, что проиграл больше миллиона долларов в покер?
— Да, именно это я и хочу сказать.
— Как это можно? Впрочем, конечно, можно.
— Я потерял четыреста тысяч за одну ночь. Потом поехал в Нью-Йорк, где встретил кое-кого из тех же самых людей, и проиграл им еще почти столько же.
— Тех же самых? Ты не имел права играть с ними. Они будут играть до тех пор, пока от них не отвернется фортуна.
— Я имел такое же право играть с ними в карты, как и играть против них на бирже. Не забывай, что было время, когда я обыгрывал их и в покер, и на бирже.
— Сколько же времени ты играл при таких высоких ставках?
— Около трех лет.
— Ты должен был сказать мне.
— Не считал нужным. На твою долю я все равно зарабатывал.
— Знают ли в Филадельфии о твоих проигрышах?
— Думаю, да.
— А жена?
— И она теперь знает. Вот что, Локи: что ты намерен предпринять? За решетку посадить ты меня, конечно, можешь.
— Могу. Только это не поможет мне вернуть сто двадцать тысяч.
— Не поможет.
— Ты говоришь, что разорен. Ну, а дом? Тогда я твой дом возьму.
— Э, нет. Дом я давно перевел на жену.
— Что же, милый друг, получается? Если бы я просто подарил твоей жене дом, ты счел бы это оскорблением, но ведь этого ты, в сущности, и добиваешься.
— Может быть. Считай как хочешь.
— Иначе рассматривать это, Гарри, я не могу. Если всем известно о твоих крупных проигрышах, кто тебе поверит в долг хотя бы пятнадцать центов? В этом городе — никто. Здешние квакеры отвернутся от тебя, если ты у них попросишь.
— Уже отвернулись.
— Скажут: «Ты был нечестен, Гарри». Но я-то почему должен терять свои сто двадцать тысяч? Потому что ты раздарил все деньги нью-йоркским мультимиллионерам? Они не были ни твоими друзьями, ни партнерами. Эти люди старше нас, очень богаты. А в проигрыше остался твой старый друг и партнер. С какой стати я должен дарить Марте Стерлинг дом? Она даже не узнала бы меня, если бы зашла сейчас сюда. Нет, брат, поищи себе простака где-нибудь еще. Ты даже не удостоил меня чести познакомить с кем-нибудь из своих игроков.
— А что будет, если я все-таки откажусь?
— Ты знаешь, Гарри, что мой отец убил двух человек.
— Да, слыхал. Ты собираешься убить меня?
— Ну, это уж слишком. К тому же подобный факт испортил мне всю жизнь. Могу я стать членом Филадельфийского клуба?
— Нет.
— Вот видишь. И не потому, что лично я в чем-то провинился. Ты вот состоишь и в Филадельфийском клубе, и в Ассамблее, а мне туда никогда не попасть, хотя моего отца и оправдали. А ведь ты украл у меня деньги, много денег. Даю тебе месяц срока, чтобы достать шестьдесят тысяч. Это — половина того, что ты мне должен. В конце концов, мы были партнерами, и пусть это будет наша общая потеря.
— Что ж, Локи, я думаю, это благородно. На большее я не имею права рассчитывать. Но я не стану просить Марту отдать тебе дом и прекрасно понимаю, что мне негде взять шестьдесят тысяч.
— Подумай. Может быть, тебе еще повезет. Неужели друзья-мультимиллионеры не поверят тебе в долг? Дай им расписку.
— Нет. Проигравший должен расплачиваться чеком сразу же после игры. Мы начинаем с покупки фишек на десять тысяч долларов, а чека на такую сумму я подписать сейчас не могу.
— Своди меня к ним как-нибудь. Может, я выиграю.
— Не могу. Они меня больше не зовут.
— Ну, тогда нам с тобой не о чем, видимо, больше говорить. Надеюсь, через месяц ты достанешь шестьдесят тысяч. Искренне надеюсь. Между нами все кончено, но я надеюсь, что ты снова станешь на ноги.
— Спасибо, Локи. Извини, что так вышло.
— Вышло скверно, — сказал Авраам Локвуд, вставая. — Как ты думаешь, Гарри, имею я право рассчитывать на честный ответ, если задам тебе еще один вопрос?
— Вероятно.
— Ты ведь потратил деньги не только на игру в покер, так?
Даунс погладил подбородок.
— Так.
— Ты спекулировал еще на чем-то, не ставя меня в известность?
— Да.
— Ты заботился о моем благе? Не хотел, чтобы я терял капитал?
— Как легко мне было бы сейчас тебе солгать. Нет, Локи, я не думал о твоем благе. Я часто занимался сделками, считая, что ты не обязан знать о них.
— Почему же? Мы ведь договаривались, что я буду знать обо всем, что тебе кажется выгодным.
— Будем считать, что я сделал мысленно оговорку.
— С самого начала?
— По-видимому, да. Можешь теперь сказать, что ты обо мне думаешь. Что я всегда был мошенником.
— Ты сказал это за меня. Что же, наконец-то мы поняли друг друга.
— Не совсем. Тебя, Локи, я никогда не понимал. Не знал, чего ты хочешь. И сейчас не знаю. Знаю только, что деньги для тебя — это не все. И положение — тоже не все.
— Я бы сказал, но сейчас мне кажется, что моя цель не стоила того, чтобы ее добиваться. Сейчас она мне кажется просто глупостью. Впрочем, что тут говорить загадками. До свидания, Гарри.
— До свидания, Локи. Руку мне подашь?
Даунс встал.
— Не могу, Гарри. Желаю тебе удачи, но руки подать не могу.
— Ладно. Понимаю. Рука у меня грязная. Нечистая рука.
— До свидания, Гарри.
Когда Авраам Локвуд шел на вечерний поезд, в скороговорке мальчишки-газетчика, выкрикивавшего новости, он услышал имя Г.-П.Даунса. Он купил газету и прочел больно ранившее его, но не удивившее извещение о том, что Гарри покончил с собой выстрелом в ухо, сидя за письменным столом в своей конторе. Газета не могла совсем умолчать об его причастности к биржевым делам, но явно старалась не связывать самоубийство с недавними крахами ряда банков и страховых компаний. Сев в поезд, Авраам Локвуд порадовался тому, что едет домой, в Шведскую Гавань, дальше, дальше от Филадельфии! Он считал, что точно знает меру своей ответственности за самоубийство Гарри Пенна Даунса; он дал своему другу и партнеру последний толчок в спину. Но до того, как его путешествие домой закончилось, Авраам Локвуд еще раз вернулся к мысли о своем Деле. Нельзя обвинять Дело в гибели чьей-то жизни, ибо человек, ставший его невольной жертвой, знал, что делал: он воровал у Дела, чем подвергал опасности само Дело и угрожал благополучию одного из его будущих властителен — Джорджа Локвуда.