Страница 112 из 129
Вим поднялся, принял душ, тщательно побрился, причесался, а потом, восстановив свой привычный облик, решил, что просто никогда не будет возвращаться к этой истории, а станет вести себя так, будто ничего не произошло. Он еще себе не представлял, как охотно Мег будет ему в этом помогать…
Сама Мег открыла глаза намного позже — так крепко она в этот раз заснула. Когда она вытянулась на кровати в пустой комнате, которой не узнавала, ее охватил страх. Снаружи доносился шум. На площади Ареццо раздавались какие-то крики. Она подошла к окну и увидела зевак, полицейских, фотографов и журналистов. Она рефлекторно отпрыгнула к стене, чтобы ее не заметили. Когда она осознала, что все они, скорее всего, явились сюда вовсе не из-за нее, она еще раз выглянула в окно.
Группы людей стекались к особняку Бидерманов.
Кучка женщин скандировала:
— Подлец! Подлец! Подлец!
А справа, на плакате, который держали люди в форме железнодорожников, была странная надпись: «Переспать с Бельгией не удастся!»
Мег почесала в затылке, немного побродила по квартире, потом пришла в себя, поискала телевизор и села смотреть.
За несколько секунд она узнала, что за скандал вызвал такое скопление народу. Она обдумывала эту первую за день новость — в растерянности и в шоке, голова раскалывается с похмелья; она привыкла, что с ней самой ничего особенного никогда не случается, поэтому даже не задумывалась о прошедшей ночи: помнила, что вечером ей пришлось остаться здесь и она выпила, чтобы убить время.
Она собрала одежду, прошла в ванную, энергично вычистила зубы и решила смыть остатки алкоголя, из-за которого у нее было противное ощущение во рту. Только под душем у нее перед глазами развернулась картина того, что произошло у них с Вимом. Вим ее обнимает. Вим входит в нее. Вим месит ее ягодицы. Вим доводит ее до оргазма — вот он, энергичный, с улыбкой, внимательно вглядывается в ее лицо. Она застыла. Может, это сон? Может, она перепутала мечты с реальностью? Ведь не может быть, чтобы…
Но эти картинки заново всплывали у нее в мозгу, такие яркие и невероятные. Что же случилось на самом деле?
Кстати, а где Вим? Если он сейчас не спит с ней рядом, значит он и не входил в ту комнату. И если она встала одна, то лишь потому, что и ложилась тоже одна. А все, что ей кажется воспоминаниями, наверно, на самом деле просто ее фантазии?
Мег была так ошарашена и смущена, что не могла собраться с мыслями, — точно так же у нее плохо получалось управлять своими движениями: ей понадобилось много времени, чтобы одеться и привести себя в более-менее нормальный вид.
Но когда она справилась с этой задачей, то вздрогнула от мысли, что сейчас ей придется выйти из этой спальни. Как только она внизу встретится с Вимом, она узнает правду. Не то он действительно на нее набросился и они правда были любовниками, как подсказывает ей измученный мозг. Не то он обращался с ней как обычно, а она все это выдумала. Какой вариант понравился бы ей больше? Пожалуй, у обоих есть свои плюсы.
Она спустилась по лестнице и тут же услышала громкие голоса.
Вим и Петра фон Танненбаум громко спорили.
— Да нет, я слишком хорошо тебя знаю, — усмехался Вим.
— Какая наглость!
— Ты же выдумала эту историю, Петра, только ради того, чтобы о тебе говорили.
— Чтобы обо мне говорили? А разве мне требуется переживать грязное насилие, чтобы обо мне говорили? Насколько мне известно, обо мне и так говорят.
— Да, говорят, конечно. Но недостаточно… Ничто не может насытить твоего нарциссизма, никакой славы тебе не хватит. Петра, это я давно понял. Это меня не смущает. Но сейчас ты поступаешь ужасно. Ты взялась за всемирно известного и уважаемого человека, который должен стать премьер-министром в этот кризисный период! Ты можешь натворить бед, которых будет уже не исправить. Это отвратительно.
— Но он принудил меня!
— Ни на секунду в это не поверю.
— И какие тебе нужны доказательства?
— Настоящие доказательства.
— Ну что ж, будь спокоен, они будут. Например, анализ ДНК…
— Да ладно!
— Тебе не приходит в голову, что я могла оказаться жертвой?
— Ты — жертвой? Да ты прирожденная хищница.
— Не важно, что ты об этом думаешь, мне на это плевать. Я же не прошу меня утешать, я просто прошу разрешения остаться в этой квартире.
— И речи быть не может.
Мег вздрогнула, услышав эти слова. Может, он так поступает, чтобы она, Мег, заняла место Петры? Тогда выходит, что действительно сегодня ночью…
Петра встала и возмущенно ткнула в Вима указательным пальцем:
— Отлично, господин продавец старых крашеных тряпок, так ты не хочешь, чтобы я оставалась? Что ж, если ты настаиваешь, я уйду и прямо сейчас отправлюсь к этим журналистам и фотографам, которые толпятся на площади, заплачу и расскажу, что мой жених, знаменитый галерист, вышвырнул меня на улицу, как этакий разгневанный мачо.
Вим отшатнулся, будто она его ударила:
— Ты омерзительна. Ты ведь не сделаешь этого?
— Ты тоже, мой дорогой, этого не сделаешь — ты не вышвырнешь меня отсюда сейчас.
Повисла тишина. Вим сел и, хотя он уже несколько лет как бросил курить, зажег сигарету.
— Ладно, оставайся.
И, не думая его благодарить, Петра удовлетворенно села. Она выждала минутку, а потом уточнила:
— Естественно, я больше не хочу делить с тобой спальню. После того, что я пережила.
— Ты это о чем?
— Об изнасиловании, кретин. Посели меня отдельно в другой части квартиры. Я хочу как можно реже с тобой видеться.
— В этом мы совпадаем, — заключил Вим, вставая.
Вот тут он и заметил Мег, которая стояла в коридоре, чуть ли не разинув рот.
— Мег, вы как раз вовремя. Передайте, пожалуйста, персоналу, чтобы они устроили мадам фон Танненбаум на нижнем этаже, объясните им, как все организовать. Чтобы ей там было удобно и не потребовалось подниматься наверх.
— Хорошо.
— И если вас не затруднит зайти на кухню, то чашечка эспрессо была бы как нельзя кстати. После той ночи, которую я сегодня провел… точнее, которую мадам Танненбаум нам всем устроила.
Петра презрительно повела плечами.
После этой фразы у Мег исчезли последние сомнения: ей действительно все это приснилось.
Жизнь продолжалась, и с виду все шло как обычно. Мег все так же помогала Виму, как крайне предусмотрительная и внимательная ассистентка; она ни разу не позволила себе ни фамильярного жеста, ни понимающей улыбки, ни томных глазок — ничего, что могло бы намекать на интимную близость с шефом.
Это было единственно правильное решение, если ее странные воспоминания были просто фантазиями.
А сам Вим скорее умер бы под пытками, чем признался бы в том, что произошло. Связь с Мег совершенно не соответствовала его жизненным принципам. Он был галерист, занимался искусством и продавал только прекрасные полотна, он культивировал красоту и окружал себя только прекрасным. Если станет известно, что у него роман с дурнушкой, — это, во-первых, покажет его профессиональную несостоятельность (как может хорошо подбирать картины человек, который не в состоянии выбрать женщину?), а во-вторых, пойдут насмарку все его прежние усилия. Прекрасная квартира, прекрасная машина, прекрасная женщина и прекрасная галерея — все это было взаимосвязано и пребывало в гармонии. Одна ошибка — и весь замок рухнет. За его манерами утонченного эстета, за всеми этими стилистическими изысками стояла наивная вера некрасивого ребенка, который хотел скрыть свою непривлекательность, окружая себя прекрасным, — как будто красота может затронуть, заразить и его и посредством капиллярного проникновения или путем мимикрии он тоже приобретет черты прекрасного. Когда-то давно, в юности, первобытный инстинкт, сходный с религиозным каннибализмом, заставлял его есть те же блюда, что и роскошные модные личности, с которыми он общался; теперь от этих магических практик осталась только оборотная сторона: в ресторане он никогда не выбирал то же блюдо, что и сосед, если тот был толстым. По той же логике, чтобы забыть о своей непритязательной внешности или поверить, что она не такая уж посредственная, он взял за правило заводить романы только с красавицами, даже если они оказывались скучными, глупыми или такими невыносимыми, как Петра фон Танненбаум.