Страница 106 из 129
Еле слышный голосок, слабенький, как старушечьи пальцы, выводил старинную мелодию «Белые розы».
Фаустина даже сжалась, настолько ее пугала эта песня. Когда-то она услышала ее из уст любимой мамы в том возрасте, когда ее сердце еще не знало ни насмешливости, ни цинизма, и она плакала, сопереживая этой душераздирающей истории. И теперь, каждый раз, как она ее слышала, с ней происходило что-то странное: она воспринимала ее нынешними ушами, но сердце слушало ее, как в те давние времена.
Слова помимо ее воли трогали сердце и возвращали ее во времена любви и наивности. Она отвернулась и кусала губы. О, как же ее терзало это чувство; грусть воскрешала в ней иную, умершую Фаустину из далеких времен, ту, которой больше не было или которая пряталась где-то ужасно глубоко, скрытая за семью печатями жестокого, унизительного и обидного жизненного опыта. Надо ли ее воскрешать?
Фаустина задрожала… Хорошо ли, что она так ожесточилась? Теперешняя Фаустина обхохоталась бы, впервые услышав эту мелодраматическую историю, и сочла бы ее сказочкой для полных кретинов. Но при звуках этой песни в ней просыпался ребенок, которым она когда-то была, и Фаустина ощущала, что ее ирония — только защита, она осознавала, что за ее бесчувственностью и уверенностью скрывается на самом деле разочарование в жизни. А вдруг она не права? Может, было бы лучше принять собственные чувства?
Фаустина внимательно всмотрелась в лицо матери. Понимает ли та, что поет? Она правильно произносила каждое слово и не путала их порядок — а вот была ли это для нее простая последовательность звуков, или она понимала их смысл?
Еле слышный старушечий голосок задрожал. Выцветшие глаза покраснели. Да, она знала, о чем эта песня…
Старушка допела песню, глядя ей в глаза, держа руки дочери в своих. Фаустина улыбалась сквозь слезы. Мать послала ей сообщение из того непонятного места, где заплутал ее разум: «Я знаю, что ты моя дочь, что ты приносишь мне свои белые розы, твои визиты — это все, что у меня осталось, и я благодарна тебе за то, что храню о тебе прекрасные воспоминания, я унесу их с собой в могилу».
Медсестра, которая пришла, чтобы увести Фаустину, нашла ее совершенно преобразившейся, бесконечно счастливой и одновременно бесконечно несчастной; она растрогалась, видя волнение посетительницы:
— Вы такая хорошая дочь! Вот если бы все такими были…
Когда Фаустина вернулась домой, Патрик встретил ее с ежедневником в руках: он хотел договориться о дне свадьбы.
Теперь план обретал конкретные очертания. Они выбрали 4 сентября, и Фаустина затанцевала по комнате, радуясь жизни. Патрику польстила ее радость, но он попытался вернуть ее к реальности:
— Может, и не стоит слишком веселиться, ведь организовывать свадьбу — такое сложное дело…
— Откуда ты знаешь, Синяя Борода? Из личного опыта? — И она указала пальцем на стол, где мерцал разноцветными огнями ноутбук Патрика, который разрывало от срочных сообщений. — Давай, дорогой главред, берись за работу, а я пока созвонюсь с подружками.
И он сел к экрану, а она скрылась в комнате. Не успела она поделиться своим восторгом с подругами, как ее остановило одно сообщение:
Поздравляю, моя шлюшка, до меня дошли слухи, что ты сорвала крупный куш (я имею в виду твои жизненные планы). Дани.
С горящими висками, она весело напечатала:
Благодарю за поздравления, я их принимаю.
Через несколько секунд прилетел ответ:
Обожаю замужних женщин. Особенно если они слегка неудовлетворены. А с тобой явно так и будет.
Она в ответ настучала:
— Мне важно быть свободной.
— Свободной от чего?
— Свободной делать то, что я хочу.
— Например, спать со мной?
Она покусала губы, быстро оглянулась по сторонам и ответила:
Почему бы нет?
И в тревоге стала ждать следующего сообщения. Оно появилось через минуту, которая показалась ей невероятно долгой:
— Я уже тебе написал, что обожаю замужних. Это самые неуемные шлюхи.
— Не знаю. Я еще ни разу не изменяла мужу.
— Встретимся в «Синей луне» через двадцать минут.
Она рассмеялась. Каков нахал! Этот Дани не из трусливых. Кстати, из-за чего это мы с ним поссорились?
Ок!
Она быстро переодела белье, сунула в сумочку духи и вышла в гостиную.
Патрик работал, устроившись лицом к окну, за которым надрывались возбужденные попугаи, он сгорбился перед компьютером — идеальное воплощение трудолюбивого серьезного мужа.
— У тебя там много дел осталось, дорогой?
Не поднимая головы, он пробормотал:
— Часа на два. Это как минимум.
«Мог бы и посмотреть на меня, я ведь не служанка. Честно сказать, если бы он сейчас поднял голову, я бы не пошла».
— Тогда я пока выскочу, мне надо кое-что купить.
Она быстрыми шагами подошла к нему и погладила его по плечу:
— Я тебя люблю, милый.
Тут он все-таки поднял голову. «Ну слава богу!» Он прищурился и, схватив ее за руку, произнес:
— Я счастливый человек!
Фаустина поддакнула, хотя ее душил смех, но она сумела с ним справиться.
— Да, мой милый, так и есть. Наверно, даже самый счастливый на свете.
8
Когда автобус вылетел на площадь Ареццо, словно с силой пущенный шарик, мадемуазель Бовер съежилась на сиденье, закрыв лицо рукой, сердце у нее колотилось. Получится ли у нее все посмотреть и остаться незамеченной?
Она села в автобус только для того, чтобы посмотреть на то место, где раньше жила, взглянуть на окна своей бывшей квартиры. К счастью, в автобусе было всего два пассажира: она и какая-то женщина, которая спала на заднем сиденье, прикрыв лицо, поэтому никто не удивился ее странному поведению.
Поглядывая в щелочку между пальцами, пока автобус объезжал круглый сквер, мадемуазель Бовер осмотрела особняк Бидерманов, перед которым курили фотографы, слонявшиеся без дела в ожидании какого-нибудь удачно подсмотренного кадра.
Потом она думала посмотреть на кого-нибудь из семейства де Кувиньи, отца или детей, оценить, сильно ли их изменило горе. Зря надеялась! Когда автобус проезжал мимо их дома, ей пришлось резко отвернуться: она заметила массивный силуэт Марселлы, которая выносила мусор. Вдруг она увидела, что по другую сторону, под деревьями, муниципальный садовник с карликом и девочкой играли в петанк. «Какая наглость! — вздохнула она. — Наши налоги идут на то, чтобы они тут развлекались!» Едва она успела пробурчать себе под нос это замечание, как сама же себе и возразила: во-первых, кажется, она так злилась просто потому, что не могла вытерпеть, что кто-то здесь чувствует себя счастливым без нее; во-вторых, она заметила, что садовник весьма хорош собой. Почему она раньше не обращала на это внимания?