Изборский витязь

Ярослав прискакал в город в самом конце декабря - налегке, без припасов. Сам посадник Стефан, извещённый с полдороги, вышел встречать его. В городе звонили в колокола, заговорила даже Святая София, созывая народ, словно на вече. Проехав запруженными народом улицами, Ярослав спешился на вечевой площади, поднялся на ступень и стоял там почти один - посадник, тысяцкий, бояре и дружинники оставались внизу и чуть в стороне, пока на площадь стекался народ. Счастливый тем, что видит их, Ярослав улыбался мальчишеской открытой улыбкой, а потом шагнул вперёд, к краю, срывая с тёмных кудрей шапку.

   - Великий Новгород! - пронёсся над постепенно замирающей толпой его голос. - Принимаешь ли ты меня князем своим?

На миг пала тишина - для того лишь, чтобы откуда-то изнутри стёкшихся к вечевой площади толп вдруг родился и волной прокатился слитный многоголосый гул приветствия. Он ураганом ударил в грудь Ярославу громким криком, и князь раскинул руки в стороны и засмеялся беззвучным довольным смехом.

Несколько дней спустя он уже принимал княжение, целуя крест на старых грамотах Ярослава Мудрого, но о положенных Михаилом Черниговским указах и обещаниях и слушать не хотел. Всё, что тот положил, Ярослав отменил раз и навсегда и не захотел даже слушать об отмене даней.

А ещё несколько дней спустя, перед самым Крещением[276], в Новгород прибыла его семья и бояре, поезд с княжескими вещами и казной. Старшие сыновья - двенадцатилетний Феодор и десятилетний Александр - обогнали остальных и в сопровождении пестунов и десятка дружинников охраны верхами въехали в Новгород, как положено князьям. Когда Ярослав увидел, как чинно въезжают на княжье подворье его мальчики, он впервые почувствовал не просто гордость за своих сыновей, но и уверенность, что они вырастут и покажут себя настоящими князьями.

С княжьим поездом прибыли и почти все новгородские бояре, кто в разное время покинул город и переметнулся в Переяславль. В их числе был бывший тысяцкий Новгорода Вячеслав Борисович, за время изгнания ставший одним из думных бояр Ярослава. Князь тут же нашёл ему подходящую службу: чуть оправившись от дороги, Вячеслав отправился во Псков и занял там должность княжьего наместника. Город принял его появление спокойно - своего князя в нём давно не было, а Ярослав пока был в силе, и спорить с ним не стали.

Но как ни хотелось Ярославу подольше задержаться в Новгороде, ему скоро пришлось оставить город и выехать в Суздаль, на зов Великого князя. В надежде и желании вернуться он оставил в городе весь свой двор и поставил вместо себя до возвращения старших сыновей.

Проведав о возвращении на новгородский стол Ярослава и о радостной встрече, устроенной ему горожанами, изгнанники, до сей поры остававшиеся в Торжке с юным Ростиславом, наконец решились и отправились в Чернигов. В конце концов, они преданно и до конца служили княжичу - не может же его отец не заметить и не вознаградить их за верную службу!

Как ни странно, надежды изгнанников оправдались. Михаил Черниговский, конечно, не мог радоваться тому, что его сыну показали путь из богатого, обильного Нова Города, но не оставивших в беде маленького княжича бояр принял милостиво. Повелел пригласить к себе в палаты, где задал им обед, долго и ласково расспрашивал о делах, сочувствовал горю и в награду выделил им несколько весей для прокормления и позволил строиться, где и как похотят. А двум старшим боярам, Внезду Вадовику и Борису Негоцевичу, даже передал приглашение служить отныне ему. Бояре милостиво согласились.

До Ярослава вскоре дошла весть о том, что его недоброхоты бежали и сейчас находятся у злейшего врага князя. В том, что Михаил Черниговский ему враг и должен быть уничтожен, он теперь не сомневался.

После замирения с братом Юрием два года назад Ярослав стал готовиться было к войне с Михаилом, желая на поле брани добыть новгородский стол. Черниговский князь, со своей стороны, тоже собирал войска, для чего и выехал из Новгорода первый раз. Но Великий князь, прослышав о приготовлениях, послал бояр со словом мира. Сам епископ Кирилл отправил к спорящим князьям черниговского священника Порфирия. В дело вмешался даже новый родственник, Владимир Рюрикович Киевский, и всё кончилось миром. Но, хоть и сложив оружие под давлением родственников и духовных пастырей, князья продолжали почитать друг друга врагам и. Поэтому, узнав о новых происках Михаила, Ярослав не стал медлить. Он поднял на ноги свою дружину, позвал сыновцев Константиновичей и охочих мужей-новгородцев и отправился в земли своего противника. Два города, Серенек и Мосальск, были сожжены и порушены. Опустошена вся округа. В полон угоняли целые деревни - семьями, иной раз позволяя полону прихватить с собой кое-какие пожитки на первое обзаведение. Гнали табуны коней, захваченные стада. На обозных телегах грудами, без разбору, лежали кули с зерном и мукой, узлы с добром, меха, бочки, порты, упряжь и похватанные по весям вещи. Отдельно везли серебро - кованое узорочье, гривны и дорогую посуду. Чуть было не разграбили две церкви - вовремя остановились, - но всё равно в обозе каким-то образом потом оказались священные сосуды и кое-какая церковная утварь.

Ярослав воевал с размахом - под его началом находились большие полки переяславльцев, ростовчан и новгородцев. Чтобы удоволить такое огромное войско, нужно было много добычи. Заполнив обозы, полки откатились назад, только понеся большие потери под Можайском, которбго взять так и не удалось. Тогда было убито много Ярославовых старых дружинников, с которыми он начинал дела. Мира взять князь не захотел, да и не смог, но этим набегом Ярослав дал понять, что шутки с ним плохи.

В Чернигове встревожились. Северная часть княжества оказалась наполовину опустошена. Собравшиеся вместе князья торопливо решали - собирать ли общую рать против Ярослава.

Слово на совете взял Борис Негоцевич - прознав, что родной зять Василько пошёл в этой войне против тестя, Михаил Черниговский помалкивал. Призванный на съезд от имени Новгорода, боярин изо всех сил старался убедить князей забрать город у Ярослава ратной силой.

   - Не бойтеся Ярослава, князья! - горячо, взмахивая руками, говорил боярин. - Ведомо мне, что не новгородской волей ставлен он на стол Господина Великого - волей посадника лишь, у меня обманом место отнявшего! Новгородская вольница сегодня одному, назавтра другому «Славу!» кричать станет!..

   - Однако ж не так легко приохотить вольный Новгород, - осторожно возразил Мстислав Смоленский, двухродный брат Михаила Черниговского. - И ратиться с Ярославом — не значит ли это рать с самим Великим князем? А ведь за него стоят ныне князья киевские!

   - Что до Великого князя, то он вашему дому свойственник, должен понимать, что к чему! - не сдавался Борис Негоцевич. - А мне от верного человека пришла из Нова Города грамотка, так из неё доподлинно известно, что ныне нет в городе князя Ярослава!.. Уехал он обратно, в свой Переяславль!.. А всё почему? Потому как не люб он новгородцам! Есть те, кто ему «Славу!» кричат, а есть те, кто молчат... От них он и сбежал, сидеть не стал!.. Да и не усидит на одном месте - не таков он... Сейчас, передаёт мне человек мой, в городе лишь сыновья его. Ты, князь Михаил, - повернулся Борис к черниговскому князю, - должен идти, потому как твоего сына Ярослав с места согнал! А ты его сыновей сгони!

Но Михаил помалкивал, и тогда с места вскочил молодой, ещё порывистый князь Святослав Трубчевский[277].

   - Я пойду! - воскликнул он. - Коль взаправду не люб новгородцам князь Ярослав, я сам приду и возьму стол княжеский! Мне мал мой Трубецк!

   - В добрый час, княже, в добрый час! - закивал головой Борис Негоцевич.

Более ничего тот княжий съезд не порешил, и смоленские и черниговские князья разъехались по своим вотчинам. А Святослав Трубчевский отправился готовиться к походу на Новгород и в середине лета выехал на север.

276

Крещение - или Богоявление - великий двунадесятый праздник, приходящийся на 6 (19) января. В этот день вспоминается Крещение Иисуса Христа в водах Иордана. В западной церкви первое упоминание о празднике относится к 360 г., в памятниках русской православной церкви - к XII-XIII вв.

277

Святослав Трубчевский (Трубечский) - князь, упоминается в Новгородских летописях. Владел Трубечской волостью в Черниговской земле.