Страница 8 из 120
Городом правил отец Яна старый князь Родивон Изяславич - муж в летах, но ещё крепкий телом и духом. Двое сынов было у него, да вот как судьба повернулась - старший, Аникей, сложил четыре года назад буйну голову в распрях князей владимирских, а меньший, Ян, уж несколько лет как служил дружинником у молодого князя Ярослава Всеволодовича. Одно оставалось утешение старому князю под конец жизни - внуки, дети старшего сына - Евстафий шести лет от роду да Аннушка. Маленькому Евстафию в тот год как раз по весне справили постриги[65]. Ещё немножко - и сможет он к мужской воинской науке быть допущен. Старый Родивон Изяславич изо всех сил торопил этот день - Яна не скоро дождёшься к родному очагу, - он с каждым днём всё сильнее чувствовал дающие себя знать года.
В просторном добротном тереме изборских князей долгое время стояла тишина - старый воевода жил тихо, привыкнув к последним мирным годам, он всё надеялся, что при его жизни Изборску не придётся столкнуться с врагом. Год назад схоронил Родивон Изяславич жену, с которой прожил без малого тридцать лет. В доме оставалась только вдова старшего сына Любава с малыми детьми. Хоромы Изяславом Романовичем, дедом Родивона с братьями рубились на большую семью, да только не задерживались в них дети - одни умирали во младенчестве, другие, чуть оперившись, улетали из-под родительского крова. А потому в тереме было много пустующих горниц, и Ян не кривил против истины, когда обещал, что рязанцы ни в чём не будут знать нужды.
Так и получилось. Любава с радостью приняла гостей, устроив боярскую вдову в покоях покойной свекрови, а детей её на женской половине дома. Добрыня оказался поселён в горницах, когда-то принадлежавших самому Яну, что ему не слишком-то понравилось.
Первую зиму, чуть схлынула суматоха новоселья, рязанцы прожили тихо и скучно. Любава чуяла, что горю их надобно перегореть, подёрнуться пеплом времени, и доноры не тревожила гостей. Пока они были чужими, всякий, даже последний холоп, старался как-то не задеть, не обидеть ненароком неосторожным словом. Потом, когда к боярской семье привыкли, их перестали почитать за чужих.
Человек привыкает ко всему. Прошло время - и горе впрямь отдалилось, стало глуше. Через год после пожога Рязани и смерти боярина Романа мало что напоминало о пережитом. Приходилось самим подстёгивать память, чтобы не забыться.
Дети первыми перестали тяготиться своим положением изгнанников. Они сдружились с дворовыми детьми, как когда-то в Рязани и целыми днями бегали с ватажкой новых приятелей за городским валом и к реке. Они успели привыкнуть к новой родине и словно никогда не знали иной жизни. Взрослея, они больше тянулись к сестре Елене и ласковой терпеливой тётке Любаве, что всю жизнь мечтала о большой семье, но осталась одна с двумя малышами. Младшие Романовичи заменили ей нерождённых детей.
Старая боярыня тяжко страдала на новом месте. Первую зиму она всё лила слёзы, оплакивая свою горькую вдовью участь, разорение родового гнезда и несчастную судьбу своих детей. В такой ли глуши жить и расцветать её дочерям, тут ли возмужать меньшому сыну! А старший, Добрыня? Ни силой, ни статью Господь его не обидел, а вот горькая судьба - не служить молодому Романовичу боярскую службу своему князю, не заседать в палате вместо отца своего. Всю судьбу поломали молодцу в единый миг лиходеи владимирцы! Уж и невеста была облюбована, уж и сговор был. В ту осень честным пирком да за свадебку - а оно вон как повернулось! И Елене давно пора было жениха искать, а что теперь? Уж не за дружинника ли того её отдавать! Девушка уж тайком повинилась матери, что в тот раз именно с ним столкнулась в своём саду. Ой, не зря он возле них отирался! Грех замаливал, пёс бесстыжий! Из-за него все беды!..
Так думала старая боярыня, целыми днями сидючи в своей светёлке и глядя на двор. Позовут к трапезе - встанет, выйдет, побудет со всеми - и опять к себе. Забегут дети - оживится ненадолго Ирина Игоревна, приголубит дочерей, вздохнёт, взглянув на подрастающего меньшого сынка, а как уйдут они - снова затихнет. Старшая дочь Елена входила неслышными шагами, на цыпочках, боясь потревожить мать. Она чувствовала свою вину перед нею - мать и старший брат оба узники, оба помнят, что заточены здесь по приказу Великого князя Всеволода и мстительного сына его Ярослава, оба тяготятся житьём в Изборске, а она никак не может себя смирить. Молода боярышня Елена Романовна, а молодость жить хочет.
Скрипнула половица. Ирина Игоревна подняла тусклый от слёз взор и словно не сразу признала дочь. В новом расшитом навершнике[66] Елена была так хороша, что у старой боярыни захватило дух. «Женихов бы ей на двор зазывать, к венцу благословлять. А ныне - кто возьмёт сироту бесприютную?» Слеза набежала на глаза боярыни, она сморгнула и опустила голову.
- Что приключилось, матушка? - Елена мигом оказалась рядом, припала на колени, обнимая мать. - Недужится?
- Всё со мной хорошо, моя сладкая, - Ирина Игоревна погладила дочь по голове сухой рукой. - Ты-то вот, голубка сизокрылая, болезная моя... Нет тебе волюшки, не будет тебе счастья в жизни! Охти, доля твоя горькая!.. Мне-то что - мне уж скоро в землю уходить, к Роману Мстиславичу моему - чую, ждёт он меня, дождаться не может... А вам-то жить, сиротинкам!..
- Да что ты, матушка, - удивлённая Елена вывернулась из-под ласкающей руки матери. - Рано ты о смерти задумалась! Да и чем же плохо-то всё?
- Как же! Пора бы тебе суженого искать да под венец, а тут кому ты нужна? Богатства за тобой ныне нет никакого, а за красу не всякий полюбит!..
Елена опустила голову. Матушка права. Чужие они тут. Первое время Елена сама сторонилась парней, а теперь, два года спустя, чувствовала, что ушло её время безвозвратно[67]. Восемнадцать лет — не шутка! По первости всё приходил на память тот витязь, что их сюда привёз, да постигшее их горе, матушкины речи гневные да долгое отсутствие Яна Родивоновича сделали своё дело - коль и помнила его Елена Романовна прежде, то теперь уж позабыла.
- Не тужи, матушка, - попробовала девушка уговорить мать. - Бог даст - всё образуется!..
- Так, дитятко, - вздохнула боярыня. - Истинно так... Молись Спасителю да Пресвятой Богородице - пусть оборонят да заступу сделают! Молись, милая...
Сама боярыня последнее время много часов проводила перед иконой - лила слёзы да просила оборонить её деток от всякого зла. И сейчас она дёрнула дочь за руку и вместе с нею повалилась на колени перед образами...
... В тот же самый миг дозорный на стене увидел далёкого всадника, что во весь опор скакал к городцу.
Елена вышла на двор, тяжело дыша и сжимая руки на груди. Хотелось плакать - и от досады за свою судьбу и от томивших душу желаний. Она была ещё так молода, так мало видела жизнь, а ныне... Страшно повторить то, что предложила ей только что мать. Как! В её возрасте, совсем молодой принять постриг, уйти от мира в монастырь! В глубине души девушка понимала, что это будет лучшим выходом, но не могла смириться с тем, что в её жизни уже не будет радости. Выйдя со двора, она тихо пошла по улице.
Изборск - городок маленький и тихий, не кажется приграничным. Улицы тесны, на земле постелена мостовая по примеру Пскова и Новгорода. Тесовые заборы огораживают дворы бояр изборских, посадских людей да ремесленников. Тут, как в любом граде, всяк селится близ своих - гончары к гончарам, кожевники к кожевникам. Близ детинца гридни дружины - всякий день там то позванивают мечи, то посвистывают сулицы[68]. Изборцы ждут - не призовёт ли их князь Мстислав Удалой под свою руку, не кинет ли клич Господин Великий Новгород или Псков-град. Кроме дружины, что за давностью лет обзавелась семьями да детишками, добрая половина ремесленного и простого люда при случае за оружие возьмётся - на порубежье только воинам и жить.
65
Постриги - гражданское пострижение - обряд признания ребёнка мужчиной, законным сыном и наследником отца, будущим членом общества, совершался, когда ребёнку исполнялось 3 года, «на переходе его в отрочество, правили молебен, впервые отроду стригли общей для взрослых стрижкой (в скобку или круглую), пировали, пили заздравную, поздравляли родителей и сажали мальчика на отцовского коня».
66
Навершник - нарядная одежда из дорогой ткани с вышивкой, имела вид туники, длинной и широкой, с короткими широкими рукавами. Навершник не подпоясывался.
67
«…ушло её время безвозвратно» - брачный возраст на Руси в XIV-XV вв. был от 12 до 18-20 лет, более ранние браки совершались лишь в среде господствующего класса, сюда вплетались политические мотивы, так дочь Всеволода Большое Гнездо, Верхуслава, когда её выдавали замуж была «млада суще осьми лет». В дальнейшем ранние браки были ограничены запретом митрополита Фотия венчать «девичок меньше двунадцати лет». Родители традиционно несли ответственность за устройство семейной жизни детей, пять гривен золота штрафу должны были выплачивать «великие бояре» (гривна бралась с «меньших») лишь за то, что они не выдали вовремя дочерей замуж.
68
Сулица - ручное холодное оружие, род копья для метания.