Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 75 из 120

Дружинники и новгородцы торопливо устраивались в землянках, а самого Ярослава и старшую его дружину Пелконнен пригласил в детинец.

Там тесно, одна подле другой, толпились избы, крытые дёрном. Все были низкие, без окошек и просторные - в каждой могло жить до двадцати-тридцати человек: одна большая семья. Изба князя Пелконнена стояла в середине, к ней сбегались дорожки со всего детинца. За нею можно было заметить ещё ограду - там стояли идолы корельских богов - властителя неба Укко, повелителя леса Тапио, хозяина вод отца Ахто, их жён и детей. Оглядываясь по сторонам, пока шёл рядом с хозяином по детинцу, Ярослав заметил и знакомые избы. Они были выше раза в полтора корельских полуземляных строений, по-иному сработаны и обнесены собственной оградой.

   - Уж не русские ли тут у тебя живут, князь? - Ярослав указал на избы.

Не отходивший от него Афанасий перевёл и выслушал важный ответ:

   - Да, княже! То русские из Новгорода. Они живут тут уже давно, женились тут, детей завели... Через них Корела с Ладогой и Новгородом торгуют!

   - Передай князю, хочу я с ними перевидаться, - молвил Ярослав. Русские пришли позже, когда в просторной избе князя Пелконнена был устроен пир для гостей. Старшая дружина и новгородцы веселились сами по себе, и лишь Ярослав и его ближние были гостями корельского князька.

Жарко горел огонь в очаге, бросая на закопчённые стены багровые отсветы. Гости и хозяева сидели на разостланных шкурах вокруг пиршественного стола. Сам Пелконнен, поджав ноги и отав в. меховых одеждах, украшенных речным жемчугом и бисером похожим на половца, восседая во главе стола.

Ярославу досталось почётное место против хозяина. Княжеские ближники расселись вперемежку. С ними сидели и русские, живущие в Кореле. Приветствуя Ярослава, они принесли мёд и русские блюда. Гордясь своими запасами, Пелконнен приказал достать привезённый из Новгорода бочонок вина.

Оказавшись наконец после нескольких месяцев кочевой жизни в доме, за хорошим столом, где мороженая, сушёная, вяленая рыба и дичина, в том числе и морская, соседствовала с пирогами и рассыпчатыми кашами, от которых успел отвыкнуть, Ярослав, к удовольствию хозяина, сперва налегал на подаваемое женщинами угощение. Гостям прислуживали две жены князя, две дочери и молоденькая жена старшего сына, сидевшего вместе с гостями. В полутьме избы, где княжеская роскошь почти не бросалась в глаза, одетые в праздничные белые рубахи с алыми вышивками по вороту, рукавам и подолу, с распущенными по спинам светлыми косами, звеня подвесками и бусами, женщины казались тенями, вынырнувшими из мрака на миг, чтобы поразить воображение и исчезнуть снова.

Афанасий, которого здесь чаще кликали его корельским именем Якко, примостился подле Ярослава и не успевал жевать, переводя разговор.

   - Куда ходил ты, князь Ярослав? - спрашивал Пелконнен. Выслушав от Афанасия подробный ответ, он кивал узким скуластым бледным лицом: - Да, ты великий герой, князь новгородский! Ты прошёл туда, где на моей памяти и памяти моего отца и деда не бывал ни один русский! Ты сродни героям из страны Калевы[242]! О тебе тоже будут петь песни!

Переводя, Афанасий по-своему переиначивал слова князя, уже зная, что Ярослав любит, как всякий человек, слушать хвалы себе, но иногда бывает не доволен грубой лестью. И сейчас он замолк, едва князь отмахнулся от его речей, как от мухи.

   - Что привело тебя в наши земли? - по праву хозяина продолжил расспросы Пелконнен, едва заметил, что толмач кончил говорить. На сей раз Ярослав не стал отговариваться коротким ответом.

   - Скажи, не тревожат ли твои земли инородцы, люди, пришедшие из-за моря, называемые свеями? - заговорил он, подавшись вперёд. - Не ходят ли набегами? Не засылают ли своих людей к вам?

Пелконнен покачал головой, поморщившись:

   - Ой-ой, князь! О чём ты говоришь! В такой хороший день о таком плохом вспомнил!.. Не надо об этом сейчас говорить! Сейчас мы как друзья встретились, праздновать встречу надо, а не о плохом говорить! Радость уйдёт!..

Но Ярослав не хотел уходить от разговора:



   - Значит, бывают на твоей земле рыцари из-за моря?

   - Бывают, - сознался Пелконнен, - приходили они тем летом с силой большой, по берегу моря войной прошли, чуть сюда не завернули!

Поговаривали те, кто их видел, что они всех призывали в их бога верить, поклоняться и служить ему, как и тем, кто также верит. Грозили непослушным... А мы что? У нас нет сил с ними спорить!

   - Нет сил спорить? - найдя зацепку, Ярослав даже привстал. - Но разве вы не подданные Новгорода? Разве не платите уже дань русским князьям?.. Я пришёл сюда, чтобы закрепить эту землю за Новгородом и оградить её от рыцарей и свейских попов! Теперь вся корельская земля будет ходить под рукой Господина Великого Новгорода и горе тому, кто посягнёт на неё! Будут на тебя иноземцы наседать, князь Пелконнен, приходи просить помощи у Святой Софии - дадим!

Маленькие, окружённые морщинами, глаза князя загорелись, но он сокрушённо покачал головой:

   - Ты великий воин, князь Ярослав! Ты можешь своими речами заставить сильнее биться любое сердце!.. Мы все, - он обвёл рукой своих ближних и сновавших по избе женщин, - знаем русских. Они живут рядом с нами, берут наших женщин в жёны, торгуют с нами, охотятся, рыбу ловят... Нам от русских нет никакого вреда! Но сейчас не время для таких разговоров. Будь гостем моего города, оставайся - тогда и переговорим о помощи! Тебе и людям твоим ни в чём отказа не будет!

Разговор после этого перекинулся на иное. Пелконнен с удовольствием рассказывал о жизни своего народа, вспоминал только что прошедшую зиму, урожай прошлого года и жаловался на то, что земля плохо родит вблизи города. Его ближники тоже понемногу начали включаться в беседу, заговаривая с людьми Ярослава. Особенно многословны оказались живущие здесь русские. По мере того, как женщины разносили и наливали мёд и вино, разговор становился всё горячее.

Оба князя почти не вмешивались в общую беседу. Ярослав позволял своим людям говорить и слушать что угодно. Сам помалкивая, он вслушивался в беседу, уже приняв решение и зная, что нужно только время, чтобы оно стало ясным и чётким.

Первые походы на запад, против немецких и датских рыцарей были ещё свежи в памяти. С того дня, как несколько лет назад он сразился с Орденом на земле Унгании, Ярослав чувствовал, что до сей поры он словно спал, а теперь только проснулся. Да, Новгород был его землёй, его любовью, его страстью, ради которой можно и убить. Его враги были врагами Ярослава, его выгоды были выгодами князя.

Ярослав вспомнил поход на эстов. Он с самого начала был обречён на неудачу, просто тогда этого не было видно. Но немцев уже нельзя было выгнать из Ливонии - слишком крепко они держались за эту землю.

Они строили свои замки, основывали города, лишали людей богов и вместо этого насаждали своего. Они пускали глубокие корни, выкорчевать которые уже было нельзя. Новгородцы поступали не так, и в этом Ярослав видел их и свою ошибку. Он вспомнил следы свеев на земле еми - храмы, где Люди молились новому богу. Он пойдёт по их стопам, научится у своих врагов захватывать земли. Рыцари строят свои замки - и русские селятся среди корелов. Рыцари основывают города - и на дальнем севере, у берегов Белого моря, есть поселения выходцев из Новгорода, оттуда идёт на торг рыбий зуб и северный жемчуг, а также жир и рыба. Но главное - вера. Вера - это власть. Если корелы станут молиться Христу, как русские, они станут ближе к ним и дальше от свеев и немцев. Ярослав начнёт отсюда. Он закрепит эту землю за Новгородом и потом двинется дальше - на запад, захватывать новые земли.

...Лёгкое движение сбоку отвлекло Ярослава от размышлений. Мимо него бесшумно проскользнула невысокая девушка. Склонив голову, она прошла вдоль пирующих, не глядя ни на кого, и приблизилась к стоящим в углу кроснам[243]. В полутьме они были не ясно видны, и лишь по движениям девушки можно было догадаться, что она занялась тканью.

242

Калева - страна, где совершают свои подвиги герои корело-финских народных песен (рун), объединённых Э. Лёнтротом в 1835-49 гг. в эпос «Калевала».

243

Кросно - ткацкий станок, нитяная основа, натянутая на ткацкий станок, а также готовые холст, полотно.