Страница 24 из 120
Елена и Ростислава под белыми покрывалами сидели друг против друга похожие, как сёстры, - обе притихшие, покорные, с тревожно и отчаянно бьющимися сердцами. Обе вздрагивали, когда гости криками возносили им хвалу, обе смущались и путались, когда дело доходило до исполнения обязательных свадебных примет. И обе побелели под покрывалами, когда князь Мстислав Удалой, отец одной из них, встал и, поднимая чашу, громко провозгласил:
- А теперь благословим молодых в опочивальню!
К Яну обратился, неспешно поднимаясь, тучный одышливый боярин Творимир, посаженный отец Елены. Вставая навстречу, тот нашарил руку Елены и заметил, что она дрожит, как заячий хвост. Он ободряюще сжал холодные пальцы, и девушка тонко пискнула, вздрогнув.
Когда за ними закрылась тяжёлая дверь нетопленной опочивальни, дружка нарочито громко заложил засов, а удаляющиеся шаги гостей затихли в переходах терема, Ян повернул к себе жену и одним движением снял с её головы свадебный убор, открыв заплетённые две косы. За спиной Елены высилась снопяная постель, от которой сладко пахло сеном. Свечи чуть чадили, истончая еле уловимый запах ладана и душистых трав. В их колеблющемся свете бледное лицо девушки слегка дрожало, а глаза неестественно блестели.
Не сводя с молодой жены жадного взора - она, как потерянная, стояла посреди опочивальни, Ян сел на постели. Ещё утром он пробудился со сладкой мечтой о том, что совсем скоро сожмёт её в объятьях и не отпустит до утра. В спешке дороги было не до того, и Елена, уже несколько дней как бывшая мужней, ещё не знала его прикосновений.
- Иди ко мне! - позвал он.
Девушка сделала неверный шаг вперёд и, как подрубленная, упала на колени. Руки её дрожали, когда она снимала с его ног сапоги. Справившись наконец, дотянулась, отыскала плеть, подала, уже вжимая голову в плечи в ожидании обязательного удара. Но Ян не ударил. Приняв плеть из жениной руки, он отмахнулся ею, швырнув в дальний угол и, нагнувшись, за плечи поднял ставшую безвольной Елену и усадил к себе на колени. Обнимая одной рукой напрягшиеся плечи, стал осторожно снимать ожерелья, расстёгивать жемчужные пуговки... От её тела и приоткрывшейся груди исходил дразнящий терпкий аромат. Не в силах сдерживаться, Ян уложил Елену на подушки. Она откинулась всем телом назад, запрокинула голову, кусая губу, и он как мог нежно прикоснулся губами к её шее, целуя и лаская, в то время как рука его легко скользила по податливому бедру девушки к подолу.
- Мама! - вдруг испуганно воскликнула Елена. - Мама!.. Она... тут, смотрит!.. Я не могу! Мама!
Застывший над нею Ян невольно прислушался - и мороз пробежал у него по спине. Сзади, у стены, впрямь кто-то стоял. Незваный гость не выдал себя ничем - ни шороха, ни вздоха, но он был.
Ян медленно обернулся, впивясь глазами в полутьму клети. Воздух у дальней стены словно сгустился в чью-то фигуру. Она не двигалась, и признать, кто это, было невозможно.
- Прости нас, Ирина Игоревна, - выдавил он глухим голосом. - И ступай с миром! Я защита дочери твоей, а тебе - вечный покой!
Он перекрестился сам, осенил крестом тень в углу, и та растаяла. Но ощущение чужого присутствия осталось, и в ту ночь Ян так и не прикоснулся к своей жене, дабы не обидеть память её матери.
Во дни подготовки к свадьбе и первые дни после неё князь Ярослав Всеволодович времени даром не терял. Он поспевал всюду: бывал на торгу, у Святой Софии[143], даже на вечевой площади. Его частенько видели на Ярославовом дворище и в хоромах некоторых бояр. Он старался где ласковым словом, где щедрым посулом, а где и расчётливой резкостью расположить к себе новгородский люд. Ярослав словно чуял, что вскорости ему придётся вернуться сюда и хотел подготовить для себя почву. Мстислав Удалой уходил - самое время попытаться занять его место.
И Ярослав понял, что оказался прав, когда уже в начале зимы, через полгода после свадьбы, к нему в Переяславль неожиданно прибыло посольство новгородских бояр. Переяславльский князь обрадовался гостям, давно ожидая чего-то подобного, и немедленно приказал проводить их к нему.
В горницу, степенно пристукивая посохами, вошли несколько бояр. Двоих из них Ярослав хорошо знал - то были Семён Борисович из рода Мирошкиничей и Владислав Завидич. Другие были знакомы на лицо - но и то было хорошо: знать, пошли за ним, поверили.
- Добрый вам День, господа-бояре, - первым молвил он, любезно наклоняя голову, хотя внутри всё трепетало от противоречивых предчувствий. Казалось бы, из-за чего новгородцам являться в далёкий Переяславль, кроме как звать себе князя, но снедало сомнение. - Легка ли дорога была?
- Милостью Божьей на путину не жалуемся, - за всех басом ответствовал Семён Борисович. В посольстве он был старшим. - Путь был хорош.
- Всё ли в Нове Городе по-старому? - продолжал расспросы Ярослав. - Каков торг? Не тревожат ли свей? Тихо ли на границе?
- Всё в Нове Городе хорошо, - закивал боярин. - И товары не залёживаются, и сами покупаем немало. Свей попри тих ли малость... Милостью Божией на жизнь не жалуемся!
- С чем же прибыли вы, бояре новгородские, в город мой? - молвив, Ярослав даже дышать перестал в ожидании ответа. И до белизны впился ногтями в дерево резных подлокотников креслица, когда услышал, как, прокашлявшись для солидности, боярин Семён Борисович важно произнёс:
- Слово имеет к тебе Господин Великий Новгород. Пришли мы звать тебя на новгородское княжение!
Ярослав перевёл взгляд на находившихся тут своих бояр - Хохата Григоровича, Творимира Олексича и Дружину Гаврилыча и воеводу, слышали ли они.
- Истинно ли молвленное вами - Новгород хочет видеть меня на столе своём? - переспросил Ярослав.
- Истинно так, - с достоинством ответил Семён Борисович. - Посадник Новгородский, Юрий Иванович, собрав знатных бояр, отправились в Ростов, к брату твоему старейшему, князю Константину Всеволодовичу, испросить для Новгорода князя. Он с нашим словом согласился и ответил, что пришлёт в город гонца, когда ждать нам князя. Юрий Иванович с посольством отправились назад, обрадовать горожан, а мы самолично порешили с дороги свернуть и узнать, каково твоё слово будет, княже!
Услышав, что новгородцы именуют его брата Константина старейшим и не величают его Великим князем только потому, что не уверены в сем, Ярослав тихо заскрежетал зубами. Стоявший у него за спиной Василий Любимович, его меченосец и ближний к воеводе человек, бросил на него тревожный взгляд. Но Ярослав уже овладел собою и внешне был спокоен. Двое старших братьев всё ещё спорят о великом княжении. Ярослав - сильный союзник Юрия в борьбе с Константином, тот не может упустить возможности ослабить брата. В другое время Ярослав бы с презрением отверг любую милость из рук старшего брата, но загвоздка заключалась в том, что он сам хотел новгородского стола.
Он откинулся назад, изображая раздумье. Пусть новгородцы не думают, что он кинется к ним с распростёртыми объятьями. Ярослав знал о том, кем является князь для Господина Великого Новгорода - только военной силой и судьёй, не более того. А Ярослав хотел править. Опираясь на союзников - но править!
- Что ж, - не спеша произнёс он, - коль весь Новгород такое слово сказал, спорить с городом не могу. Иду на княжение!
Когда Ян узнал от Василия Любимовича о том, что князь Ярослав идёт на новгородское княжение, он тоже, как и князь, почувствовал невольную радость. Новгород был ближе к Изборску, считай, рядом. Жаль Елену - Добрыня всё-таки увёз её брата и младших сестёр в отстраивающуюся Рязань, и молодая женщина окажется ещё больше оторвана от семьи.
Правду сказать, Елена за прошедшие месяцы успокоилась и даже смирилась со своей участью. Она понемногу начала улыбаться и петь любимые песни, перестала беспричинно тосковать и задумчиво просиживать целыми днями у окна, как бывало в первые дни. Она как-то сразу сдружилась с Ростиславой. Княгиня искренне привязалась к ближней боярыне, как к подруге, и частенько доверяла ей свои секреты. Ян со своей стороны жену боготворил, чуть не носил на руках, потакая и терпеливо перенося её первоначальную холодность, и постепенно Елена Романовна перестала чураться мужа, хотя долго не допускала его к брачному ложу. Только детей пока не дал Бог.
143
Святая София - новгородский кафедральный собор, выдающийся памятник древнерусской архитектуры, был построен из камня в 1045-50 гг. по образцу Софийского собора в Киеве.