Страница 11 из 22
Всего двадцать семь людей осталось в деревне, которая еще пять лет назад была родным домом для более семидесяти взрослых и множества детей. Самому младшему жителю было двадцать пять. Это была девушка, которая ухаживала за больным отцом. Она не была больна, по крайней мере, пока. Из оставшихся жителей семнадцать, несомненно. умирали, еще пятеро были больны, но еще способны заботиться о близких, и последних пятерых болезнь еще не затронула. Большинство здоровых жителей уехали из деревни в течение последних нескольких лет, когда правительство предложило небольшому населению Ченгхуакун переехать в город и отыскать работу на заводе, пока решали вопрос с загрязнением реки. Другими словами, на неопределенный срок.
Оставшиеся ежегодно получали 4000 юаней на жилищные вопросы и пособие на питание, но мало кто, если вообще таковые были, понимал, что делать с этими деньгами. Дома остались обветшалыми и скособоченными, а из-за большого расстояния до Ланьчжоу всю еду все так же получали за счет местного урожая или торговли скотом с близлежащими деревнями. Кроме условно непреодолимого расстояния до города и доступности безопасной еды, до недавних пор было ясно, что жители не хотели верить, что урожаи и скот, выращенные их собственными руками, отравляли их. Протеин в их питании был скуден; стада скота кормились еще хуже, чем их содержатели. Поэтому фермерское население было слабым, стойким ко всяким переменам, и жило рядом с ужасно загрязненным водным источником. Риск был неизбежен, даже при соблюдении всех мер предосторожности.
Дрю подозревал, что заражение тяжелой болезнью было для него лишь вопросом времени. Здесь была другая флора, то, что в его экосистеме не встречалось. Больше всего его беспокоило, сможет ли он исключать из рациона их продукты и воздерживаться от использования местной воды во время ежедневных процедур. Независимо от осторожности находиться здесь и избегать контакта с зараженной водой казалось почти невозможным.
挂念
16 августа
Однажды Нора спрашивала о его обязательствах, но, пожалуй, ее бы удивило, что на командировках весь мир Дрю был создан из рутины. Каждое утро он приветствовал каждую семью и обеспечивал необходимый уход и лечение. Писал Норе краткие записки перед тем, как повторить обход, чтобы убедиться, что каждый человек пил воду из нужной бутыли и употреблял еду из тар, предоставленных организацией, а не собственные припасы. У него неизменно каждый день по многу раз состоялся один и тот же разговор на ломаном мандаринском наречии, и он знал, что на следующий день его ожидают те же скептицизм и беспокойство.
О самом Дрю стала заботиться миниатюрная женщина пятидесяти лет по имени Цзян Лин. Ее руки все еще были потрескавшимися и грубыми, хотя она раньше, чем большинство, поняла, что ее фермерский труд был бесполезен. Теперь она жила за счет предоставленного продовольствия, как представитель поколения несуществующих сплетен, и заботилась о Томми и Дрю.
Ее муж был болен, но отказывался от ухода и практически от любого лечения, кроме периодических доз морфина. Вместо того, чтобы сидеть дома, она окружила врачей заботой, готовила для них и настаивала на уборке их домов.
Она пришла к Дрю безо всякого предлога, когда он сидел и распределял дозы морфина за своим маленьким столиком.
— Jian qi lai, — она жестом повелела Дрю встать. — Wo xian zai da sao yi xia. Я сейчас здесь приберусь.
— Jiang Sao, — начал было Дрю, но она шикнула и покачала головой. – Ah Lin, — поправился он, обратившись к ней по более фамильярной форме имени, на которой она настаивала. — Ni bu yong da sao. Не нужно.
Она заставила Дрю замолчать, покачав головой и махнув рукой, и он встал, потянувшись, чтобы собрать свои склянки со стола.
Тут она резко схватила его за руку и притянула ее к себе обеими сильными руками, вглядываясь в надпись, вытатуированную на его запястье.
我 注 定 是 她 的
Мне суждено быть её.
Дрю вздрогнул. Он мог смотреть на эти слова только в одиночестве и позволял себе быть уязвимым лишь под покровом ночи.
— Ta shi shei? — тихо спросила она.
— Нора, — прошептал он. Они оба смотрели на его руку.
Она ласково повторила имя, проводя пальцами по символам. Каким-то образом, даже произнесенное с акцентом, имя Норы переносило ее сюда, в эту комнату. Мысль о ней рядом и волновала Дрю, и заставляла его грудь сжиматься от боли. Ее имя наполняло комнату светом, но он не хотел осквернять ее свет этим отравленным местом.
Лин подняла взгляд на него.
— Ni ai ta.
Ты любишь ее.
— С того самого момента, как увидел, — хотел сказать Дрю, но вместо этого произнес просто «Да».
Она мягко выпустила его руку и взяла за подбородок обеими ладонями, притянув его ближе к своему лицу.
— Ну же, — улыбнулась она ему. — Wo hua ta de hua xiang gei ni.
Сердце Дрю сжалось.
Я нарисую ее тебе.
挂念
17 июня
Мы сидели у меня на кухне в уютной тишине, она повернулась ко мне спиной, нарезала в миску яркие овощи. Я наклонился, опершись о стойку напротив нее, переводя взгляд от ее глянцевых волос к округлым плечам под тоненькими лямками ее топа, к еле заметным покачиваниям ее бедер с каждым движением ножа.
Я резко перевел взгляд шкаф над ней, зная, какой кажется моя жизнь таким приземленным людям, как она. Я знал, что чувства, которые испытывал, нельзя было вернуть, и, тем не менее, не мог отвести от нее глаз.
Прокашлявшись, я оттолкнулся от стойки и подошел к ней.
— Тебе помочь чем-нибудь? — я остановился, не в состоянии сдержать улыбку в ожидании ее предсказуемого ответа. У нас сложилось что-то вроде традиции: она готовила, а я смотрел. Потом я ел, а она смотрела.
Я не мог не смотреть на нее.
— Нет, — произнесла она, и ее хвостик легонько раскачивался, когда она качала головой. Мой взгляд вмиг упал на изящный изгиб ее шеи. — Вообще-то, я почти закончила. Сегодня так жарко. Я подумала, что нам захочется чего-то прохладненького.
Она зачерпнула разноцветные кусочки на лезвие ножа и положила их в синюю керамическую миску.
— Звучит прекрасно.
Обернувшись, она потянулась через меня и тепло улыбнулась, достав из ящика, справа от меня, большую ложку. Ее щеки немного порозовели, либо из-за солнца, либо из-за беспощадной июньской жары – я не был уверен. Я дотронулся до ее предплечья, чтобы остановить ее, затем до лица, и начал рассеянно водить большим пальцем по ее розовой коже.
— Здесь слишком жарко? — спросил я. Мой взгляд следовал за движениями руки, совершенно загипнотизированный мягкостью ее кожи под моими пальцами. Я встретился с ее глазами, ясными, любопытными и теплыми карими. Она покачала головой.
— Нет, — она бессознательно облизнула нижнюю губу и приложила ладонь к другой щеке. – Наверное, я сегодня слишком долго была на солнце.
Я улыбнулся, задержав руку, а затем нехотя убрав ее.
— Ты вся розовая, сумасшедшая девчонка, — сказал я. Моя улыбка становилась шире и шире, когда я снова потянулся к ней и убрал волосок с ее теплого лба. — Тебе это идет.
Она застенчиво опустила взгляд.
— Ты дразнишь меня.
Она пожевала губу, а затем снова подняла на меня взгляд. В ее глазах появился озорной блеск.
— И, думаю, мне это нравится.
Я засмеялся громко и весело, покачав головой, когда она подмигнула и снова занялась овощами.
Позже мы сидели за моим поцарапанным кофейным столиком. Она сложила под себя ноги в ожидании. Она приготовила салат с пастой. Он был ярким, пестрым и вкусным.
— Боже, я обожаю, как ты готовишь, — пробубнил я, жуя с закрытыми от удовольствия глазами.