Страница 47 из 61
Когда в период депрессии 1930-х годов ухудшились экономические условия, кварталы беженцев стали местом активной работы коммунистической партии Греции. Одной из причин было то, что расселение проходило медленно, не по полной программе. Даже после Второй мировой войны несколько тысяч беженцев все еще жили в сараях и трущобах. Поначалу беженцы видели в Венизелосе своего единственного защитника от окружающей их жестокости и несправедливости. Прошло время, основные проблемы экономики и социальной интеграции оставались нерешенными, и многие прониклись симпатией к коммунистам. Результаты выборов показывают различия в политических симпатиях буржуазного центра вокруг Колонаки и окраинных бастионов венизелизма, где в начале 1930-х годов коммунисты были очень влиятельны. При диктатуре Метаксаса, загнавшего коммунистов в подполье, их влияние стало скрытым. Но вскоре, когда началась война, оно обрело важное значение.
Немецкая оккупация и голод
В апреле 1940 года итальянские войска оккупировали Албанию. 28 октября итальянский посол предъявил Метаксасу ультиматум, в котором было требование в течение трех часов позволить Италии занять стратегические позиции на территории Греции. Метаксас ответил «нет». Этот отказ каждый год отмечается как День «Охи» — день, когда Греция сказала «нет». И снова Афины провожали солдат, отбывающих на албанский фронт, оплакивали погибших, праздновали победы в боях против итальянских войск. Но 6 апреля 1941 года немцы, не дождавшись успехов итальянской кампании против 1 реции, начали вторжение. Немецкие силы вошли в северную Грецию из Югославии. Всего семь недель потребовалось им, чтобы вытеснить силы союзников, заставить их отступить и открыть путь в Грецию.
В воскресенье 27 мая 1941 года, когда армия нацистов наступала на Афины, афинские немцы укрылись в Немецком археологическом институте. Взглянув на Акрополь, они увидели флаг рейха, развевающийся с бельведера восточного угла крепости. Появились немецкие военные. Этот флаг был сброшен с Акрополя в ходе героической операции молодым Манолисом Глезисом ночью 31 мая. Снова вывешенный нацистскими оккупантами, он провисел до 12 октября 1944 года, пока немцы не отступили на север, за несколько часов до того, как силы союзников, ударив с Патраса, освободили город. Как и всегда, Акрополь использовался как символ страны, и потому именно здесь вывешивали флаг, возвещавший всем, порабощен или свободен город и народ.
Экономика Греции и особенно Афин зависела от импорта продовольствия. Прекращение импорта, нехватка тягловых животных, тракторов, фуража, семян и удобрений вызвали голод, который еще более обострился в результате грубого вмешательства оккупационных властей. Крупные города страдали больше, чем деревни, где достать еду было легче. Хуже всего пришлось Афинам и Пирею, особенно кварталам беженцев. Очень быстро закончились основные запасы продуктов. Хлеб, рис, масло и сахар выделялись пайками. Деньги обесценились.
Повезло тем, у кого было золото — единственный подходящий для обмена товар. Прочие были вынуждены голодать. На улицах выросли очереди. Горючего тоже не хватало, транспорт не работал, люди ходили пешком. Поскольку заводы были реквизированы и работали на рейх, все больше и больше людей оставались без работы.
Зима 1941/42 года выдалась необычно холодной, свирепствовал голод. Официальные пайки предусматривали только 350 калорий в день на человека в среднем. Водянистый бобовый суп в центрах общественного питания добавлял еще 140 калорий. Если случайно удавалось добыть хлеба, овощей и фруктов на рынке, всего в день получалось не больше 800 калорий, в то время как для выживания требуется не меньше 2000. Смерть стала обычным делом, люди привыкли к ней. Считается, что за год, с начала октября 1941 года, умерли 40 000 человек.
В книге «В гитлеровской Греции» (1993) дается хроника, очень напоминающая рассказ Фукидида о чуме в v веке до н. э.:
Отчаявшись добыть денег, шли на улицы продавать свои вещи. В доках Пирея набережные заполняла толпа безработных мужчин… Уличные продавцы предлагали куски лепешек из муки рожкового дерева, выглядевшие как отбросы, фиги, прочие фрукты, спички, сигареты, старую одежду. На тротуарах лежали нищие. Посреди площади Согласия, растянув в тепле вентиляционных решеток метро подстилки, лежали люди всех возрастов, протягивая к прохожим руки… Для многих единственным способом выжить остался сбор травы и сорняков за городом. Их варили, когда могли добыть топливо, и ели без масла. Но эта трава почти не насыщала… Дети копались в мусорных ящиках, искали объедки или ждали у служебных входов больших гостиниц. Другие роились у дверей ресторанов. Некоторые немецкие офицеры издевались над мальчишками, бросая им с балконов объедки и наблюдая, как они за эти объедки дерутся… Несмотря на то, что постоянное недоедание истощает тело, подтачивает здоровье и лишает сил, работающим семьям не остается иного выбора, чтобы выжить, кроме как ходить на работу, что бы ни случилось… Дерево и уголь стали очень дороги, порою их вообще невозможно достать, поэтому дома не отапливаются и люди становятся жертвами простуд, гриппа и туберкулеза. После нескольких недель недоедания люди быстро слабеют. От недостатка витаминов появляются опухоли и нарывы на руках и ногах. Если их не лечить, они распространяются на лицо и все тело. К началу 1942 года эти симптомы встречаются у половины семей в бедных кварталах.
Последняя стадия перед смертью — состояние физического и умственного истощения. Это точка, когда организм полностью ослабевает, он уже не способен вернуться к жизни.
Сильнейшее впечатление производят дневники очевидцев этого периода холода и голода. «Холод, снег, голод, — пишет в своем дневнике Иоанна Цацос 25 ноября 1941 года. — Что будет с голодными детьми?» Она описывает свое возвращение в последний день года из конторы домой, на улицу Кидафинеон:
Я шла домой сквозь ледяную ночь. Стояла кромешная тьма. То здесь, то там слышалось что-то вроде плача, вроде жалобных стонов. Мне представлялись костлявые руки, тянущиеся ко мне, просящие того, что я совершенно не могла им дать. Ни малейшей надежды не было на этом пути. Везде побеждают немцы. Этот голод — просто массовое истребление народа, он убивает нас всех.
Иоанна Цацос была сестрой поэта Георгоса Сефериса и женой Константина Цацоса, друга и товарища Сефериса, позже ставшего президентом Греции, после того как Константин Караманлис вернулся в 1974 году из изгнания, чтобы возглавить правительство. Он стал героем студентов, когда объявил праздником 28 октября — день, когда Греция сказала итальянцам «нет». Под покровительством архиепископа Дамаскина он работал, раздавая хлеб детям и семьям казненных и заключенных. За смелость, с которой он оказывал сопротивление оккупационным властям и защищал от уничтожения еврейскую общину, архиепископ прославился как герой войны.
Супругам Цацос повезло, потому что у них были вещи, которые они могли продать и обменять на еду. Они продали детский велосипед за один золотой фунт, купили жилистых бобов и желтого турецкого гороха. Но когда этот запас кончился, положение все еще оставалось тяжелым. Их дневники рассказывают, как от голода умирали люди, гибла лучшая молодежь, казненная немцами за хранение оружия и взрывчатки, за саботаж на заводах, за организацию побега на Средний Восток британских офицеров, отставших от своих, они пишут об отчаянии вдов и матерей, приходивших к ним за утешением. В то время их дом стал местом сбора друзей, которые обсуждали войну, сопротивление, способы восстановления страны, когда этот кошмар закончится. Караманлис был среди них.
Голод по-разному действовал на людей. Больше всего страдали взрослые люди старше сорока лет, особенно мужчины, наверно потому, что в первую очередь они всю имеющуюся еду отдавали детям. Война плодила вдов и сирот. Поскольку зимой 1941 года смерть была очень частым явлением, похороны проводились в беспорядке, напоминая о временах описанной Фукидидом афинской чумы; афиняне хоронили своих мертвецов, как могли, в смерзшейся земле в общих могилах на кладбищах. Многим семьям не хватало средств или сил, чтобы похоронить родственника как подобает. Голод притуплял чувства. Кто-то становился раздражительным или безразличным. Другие, как во время чумы, пытались забыться в поисках удовольствий.