Страница 37 из 61
Кого же выпускал университет, его четыре факультета — теологический, философский, юридический и медицинский? Образованных безработных. Источники об Афинах XIX века пестрят упоминаниями о толпах студентов и бывших студентов юридического факультета, кичившихся тем, что они станут политиками. Анонимный автор книжки «Военная жизнь в Афинах» (1870), приехавший из турецких земель, чтобы вступить в славную греческую армию (и дать крайне искаженное описание действительности), в 1850-х годах проводил время в компании афинских студентов. По его утверждению, их было от 3,5 до 4 тысяч, около десятой части всего населения. Автор описывает студенческую жизнь, большая часть которой проходила на раскопках, повествуя о том, как студентов из разных краев Греции объединяли Афины и университет.
В 1855 году французский автор Эдмон Абу язвительно замечал: «В первые годы после основания университета вся молодежь учила законы. Когда суды были полностью укомплектованы, они взялись за медицину. Теперь страна, помимо армии офицеров, располагает армией судей и юристов, а также целой армией врачей». В конце XIX столетия французский монархист Шарль Моррас упоминал о двух тысячах студентов философии, юриспруденции и медицины, каждый из которых надеялся поступить на государственную службу или стать депутатом парламента, так что «адвокатов, священников и врачей было столько, что на всем Востоке не сыскать им такого количества нуждающихся в причащении, юридической или врачебной помощи». Он опасался, что, если государство всех их примет на работу и будет платить, играя роль воспитателя и няньки, это приведет к катастрофе. Но и в конце XX века государство все еще кормит с ложечки своих граждан.
Легко смеяться над жаждой знаний. Однако университет и институты позволили сформировать чувство собственного достоинства у афинян и по всей Греции, заставили окружающий мир уважать молодое государство. За границу ехали работать афинские учителя, посланные в области, не охваченные эллинистическим влиянием, в том числе в удаленные территории Малой Азии.
Чем же занимались эти люди в то время? Ответ пытается дать автор «Военной жизни в Греции». Герой, от чьего имени ведется повествование, привлеченный красивыми обещаниями независимого греческого королевства, приезжает в Афины, чтобы записаться в кавалерию. После нескольких неудач он, в ожидании назначения, решает получше узнать столицу. Его постоянный защитник и советчик Барба Николос советует ему:
Тут вот что нужно делать… Утром нужно пойти к молочной лавке напротив, напиться молока, потом до обеда перебивайся в кафе «Любимая Греция» («Ореа Эллас») среди друзей и газет — туда приходят лучшие люди. Обедать возвращайся сюда, а вечером приходи в «Патисию», в «Колонны», «Пафсилипос», в «Пещеру нимф», в «Огурец» или куда захочешь. Здесь есть где погулять. Можешь пройтись до Пирея или Мунихийских бань, а может, как-нибудь прогуляешься и до Кифиссии…
В середине прошлого столетия в Афинах не было недостатка ни в кафе, ни в газетах.
Государственные символы
Вскоре после основания университета появилась академия, устроенная по западноевропейским моделям, в основе которых, в свою очередь, лежит Академия Платона. Здание построил датчанин Теофиль Хансен, брат Христиана. Строительство было завершено в 1859 году, позднее его перестроил Эрнст Циллер. Триптих дополнила Национальная библиотека, еще одно творение Теофиля Хансена, построенная в 1887—1891 годах. Инициатива ее создания принадлежит «народному благодетелю», кефалонцу Панагису Валлианису. Памятник ему стоит перед библиотекой, между двумя изогнутыми мраморными лестницами, ведущими к парадному входу. Из-за переполненности и недостаточного финансирования Национальная библиотека получила скандальную репутацию, хотя в последнее время появились планы по ее реконструкции.
Три этих здания с неоклассическими фасадами являют собой превосходный вид, даже несмотря на оживленное движение на улице Панепистимиу. Этот архитектурный ансамбль символизирует принадлежность нового греческого государства к европейской цивилизации. Фасады домов украшены фризами, внешние дворы — скульптурами. Перед академией стоят памятники Платону и Сократу. Здесь же, перед университетом, — памятники Коресу, ученому-просветителю, и Каподистрии, первому президенту греческого государства. А монумент Григорию V, патриарху, лишенному власти и убитому в разгар войны греков за независимость, олицетворяет всех жертв, пострадавших за народ и православную веру. (Не будем иронизировать по поводу призывов церковных иерархов оставить кесарю кесарево, революция этого не одобряла.)
Иностранные просветители представлены здесь статуей Гладстона работы Георгоса Виталиса, она была установлена в 1886 году. В Афинах много упоминаний об иностранцах: статуи Байрона и Каннинга, сотни названных в честь иноземцев улиц. На университетской территории площадью в несколько ярдов можно отыскать улицу Гам-бетты, улицу Гладстона, площадь Каннинга и улицу Эдварда Лоу. (Эдвард Лоу — прогреческий англо-ирландский дипломат, который занимал должность председателя Международного финансового комитета, регулировавшего финансовые вопросы Греции в конце XIX века. Он женился на гречанке, сестре злополучного генерала Хадзианестиса, командовавшего греческими силами в Малой Азии в 1922 году, верившего, что его ноги стеклянные, и казненного вместе с пятью политиками как виновного в поражении в Малой Азии.) Две из трех параллельных улиц, соединяющих площадь Конституции с площадью Согласия, носили имена Рузвельта и Черчилля, но позже были переименованы в Академиас (Академическую) и Стадиу (Стадионную), так же как и сама Панепистимиу (Университетская) — улица, прежде названная в честь Элефтерия Венизелоса. Но Гладстон оказался единственным иностранцем, памятник которому стоит перед университетом. Причиной тому — его огромные заслуги перед греческой культурой. Он был верным почитателем Гомера и его страстным исследователем. Гладстон активно поддерживал православную церковь и был спешно отправлен домой, на родину, за целование руки греческого епископа во время службы на Ионических островах в 1850-х годах. Он осуждал вмешательство в дела другой страны, когда Пальмерстон запугивал Грецию после инцидента с доном Пасифико. В 1881 году Гладстон помог сохранить для Греции плодородные земли Фессалии. Он писал памфлеты о положении в Греции, о Гомере и православии под заголовками от «Эллинский фактор в восточном вопросе» до «Препарируя Гектора». Резко критиковал османские власти, обвиняя турок в истреблении болгар в 1880-х годах («Мешок и обоз»). Он сочувствовал проблемам молодого, еще не сформировавшегося государства, которое европейские державы приговорили к нейтралитету. По его мнению, «эта относительная свобода — лишь подготовка к освобождению настолько абсолютному, насколько это вообще возможно».
Если немного отойти от этого архитектурного триптиха, быть может с книгой Дэвида Раппа «Прогулки по Афинам» в руках, можно увидеть многие из тех зданий XIX века, без которых невозможно представить Афины современной столицей. В какой-нибудь сотне ярдов от академии, на углу улицы Гомера находится главное здание Археологического общества, снискавшего славу тем, что поставило археологию на службу государственной идее и народу. На площади Клафмонос, напротив университета, стоит дом 1830-х годов. Это одна из первых резиденций короля Отгона, теперь здесь находится Музей Афин, где выставлены картины и мебель периода баварского правления. С южной стороны площади, вдоль улицы Стадиу, между площадями Клафмонос и Конституции, находится старое здание парламента, ныне Национальный исторический музей.
Здание старого парламента — наглядный пример негативных результатов поспешных решений в Афинах. В 1843 году, когда Оттон был вынужден принять конституцию, только что образованное национальное собрание, ожидая, пока для его нужд построят подходящее здание, работало сначала в каком-то доме, потом в университете. Здание парламента было заложено в 1858 году, а завершено только в 1871-м. Его план был разработан французским архитектором Франсуа Буланже, который эффектно ввел в проект две палаты для сената и законодательного собрания. Однако после смены власти на престол взошел Георг, конституцию пересмотрели, сенат распустили, а план здания пришлось менять.