Страница 22 из 120
С другого конца содружества донесся голос Валерии:
— Здесь начинаются роды! Ох, Господи Боже мой! Бидж подбежала к ней. Из влагалища самки показался пузырь.
— Это амниотический пузырь, только и всего. Такое случается и у лошадей. Вы справитесь? Мелина, запыхавшись, кинулась к ним.
— Я помогу. — Валерия уже открыла рот, чтобы выразить неудовольствие, но промолчала, когда Мелина добавила: — Что мне делать, доктор?
Бидж сделала шаг в сторону и, следуя за деловитым единорогом-самцом, пошла принимать следующие роды.
В течение какого-то времени все шло нормально — если можно говорить о родах единорогов как о нормальном событии. Новорожденные появлялись как положено — легко выныривали передними копытцами и головой вперед. Освободив им от слизи ноздри, студенты ставили их на ножки и отправляли сосать матерей. Крошечные кружки лунного света вспыхивали по всему содружеству, и Бидж стала надеяться, что единственный мертворожденный окажется исключением.
— Доктор Доббс! — завопила Валерия так, что все головы — и человеческие, и единорожьи — повернулись к ней. Валерия поправилась: — То есть Фрида!
Фрида подбежала к ней. Конфетка заметным усилием воли заставил себя остаться на месте.
Бидж не стала демонстрировать сдержанность: она последовала за Фридой. Валерия показала вниз:
— Копыто.
Фрида взглянула, и ее замутило.
— Заднее копыто.
Бидж упала на колени рядом с самкой.
— Нужно подать плод назад.
Валерия ввела руку в матку, пощупала и прокряхтела:
— Нет места.
— Это из-за того, что там близнецы, — сказал Мэтт. — Положение плода очень неудачное. — По сравнению с остальными он казался ужасно многословным.
Неожиданно рядом оказался Конфетка.
— Несите из грузовика одеяла и хирургические инструменты. В одном из ящиков есть лидокаин. Извини, Валерия. — Он опустился рядом на колени; Валерия еле успела отодвинуться. — Уж прости, Фрида: я беру руководство на себя. Ты будешь ассистировать.
— Хорошо. Мэтт, — добавила она, — не мог бы ты перенести фонарь поближе? И еще — весь бетадин из грузовика для обеззараживания и перчатки. Бидж, Мелина, можете вы рассказать что-нибудь о кесаревых сечениях у единорогов?
После нескольких секунд молчания Конфетка проворчал:
— Вот тебе и ответ. А насчет фонаря и остального ты хорошо сообразила.
— Прошу прощения, — поспешно сказала Фрида. — Я подумала — вы ведь только теперь взялись…
— Ты все сделала правильно. Я же сказал — хорошо сообразила. — Фрида промолчала.
Еще через несколько секунд животное лежало на боку. Живот самки вздымался очень высоко: в этом положении детеныши-близнецы, по-видимому, оказались один на другом. Фрида, по знаку Конфетки, провела бетадином линии будущих разрезов. Препарат окрасил белый мех в коричневый цвет — пародия на окраску, которую раньше принимала морда самца. Самка спокойно наблюдала за происходящим; белки глаз почти не были видны.
Конфетка уважительно кивнул ей: достоинство и единороги были неразделимы.
— Я собираюсь ввести тебе лидокаин. Он обезболит то место, где я буду делать разрез.
Мэтт поднял бровь, глядя, как Конфетка делает несколько уколов рядом, создавая линейную блокаду.
Самка почти не прореагировала; по сравнению с Конфеткой она была удивительно безмятежна. Конфетка натянул хирургические перчатки и взялся за скальпель.
— У меня на шее кто-то сидит, — проворчал он. — Смахните, кто-нибудь.
Фрида, собрав все мужество, отстранила касающийся шеи Конфетки рог и погрозила пальцем смотревшему на нее не моргая единорогу-самцу. Тот развернул рог в ее сторону. После секундного колебания Фрида кивнула и повернулась к роженице, старательно держа потерявшую стерильность правую руку подальше от операционного поля.
Первый надрез был сделан быстро и легко — вертикальная линия на животе самки. Было что-то непристойное в том, как белая чистота меха пятнается сначала антисептиком, потом кровью.
За первым надрезом последовало еще несколько — Конфетка рассек мышечную ткань и удивительно светлый, переливающийся перламутром жировой слой, добравшись наконец до гладкой стенки матки. Студенты, и даже Бидж, напряглись, ожидая, что покажет окончательный разрез. Конфетка не колеблясь провел скальпелем по стенке матки, слегка задев при этом похожий на жеребячий нос, словно с любопытством выглянувший в отверстие.
Конфетка погрузил обе руки в рану, поднял тельце единороженка, испачканное кровью матери, и передал его Коди.
— Держишь?
— Держу. — Юноша застыл в позе штангиста, слегка согнув одно колено, чтобы компенсировать дефект своей более короткой ноги. — Привет, малыш. Мне нужна помощь. — Он встряхнул новорожденного, следуя указаниям Бидж. Стефан, приготовившийся помогать, отодвинулся. Валерия чуть не стукнулась зубами о мордочку малыша, так резко наклонилась она, чтобы дунуть ему в ноздри. Когда тот фыркнул и кашлянул, она выпрямилась, вытирая рот и широко улыбаясь.
— Один есть, — сказал Коди, с помощью Валерии ставя малыша на ножки. — Погодите-ка… Как же он будет сосать? — Юноша пришел в замешательство, когда к ним приблизилась самка, потыкала носом нетвердо держащегося на ногах малыша и обошла его так, что сосцы оказались перед жадно ищущим ртом.
— Кто-нибудь должен присмотреть за ними, — сказала Валерия.
— Ничем не могу помочь, — откликнулся Конфетка, руки которого по локоть были погружены в тело самки: он извлекал второго детеныша. — Мы тут, видишь ли, заняты.
Фрида наклонилась вперед, чтобы взять малыша, и в этот момент ее кто-то толкнул. Она обернулась, думая обнаружить самца-единорога, но это оказался Мэтт. Он опустился на колени рядом с роженицей.
— Готов, доктор Доббс.
— Давай. — Конфетка передал ему малыша, взглянул на мордочку и резко скомандовал: — Нужно освободить ему дыхательные пути — немедленно. Бидж, зашивай разрез. И говори, что ты делаешь.
— Хорошо. — Из набора хирургических инструментов она выбрала изогнутую иглу, думая о пациенте, а не о том, как еще совсем недавно она сама была студенткой. — Вы уже знаете, что это нить номер один. Для стенки матки… В общем, для шва с обратным движением иглы.