Страница 36 из 66
— Если любовь превращает тебя в труса, мне она противна! — нетерпеливо перебила Мадлен.
Люсьен понял, что зашёл слишком далеко. Схватив Мадлен за руку, он сказал с жаром:
— Не придавай серьёзного значения минутной слабости, умоляю тебя, дорогая! Старайся быть всегда ближе ко мне…
Мадлен тревожно смотрела на своего друга:
— Такие минуты малодушия стали у тебя повторяться всё чаще… Это меня очень тревожит, Люсьен!
Она медленно направилась к строителям баррикады.
Кламар подождал, пока Мадлен удалилась, затем приблизился к Люсьену, почтительно приподнял шляпу и тихо, почти шёпотом произнёс:
— Извините, что побеспокоил вас, но я не знаю, кого слушать, что делать…
— Повиноваться гражданке Рок, — сухо и громко ответил Люсьен, потом добавил тихо: — От вас, Кламар, я никак не ожидал такой неосторожности. Неужели вы не понимаете, что ваше противодействие распознаёт и малый ребёнок? Конечно, теперь вам не остаётся ничего другого, как уйти…
Люсьен поторопился оставить Кламара и отойти в сторону, заслышав знакомый голос юной цветочницы.
— Фиалки, всего два су! Лесные душистые фиалки, всего два су! — прозвучал за стеной баррикады звонкий голос Мари, а вскоре показалась и она сама с корзинкой цветов.
Навстречу девочке дружным шагом, нога в ногу, плечо к плечу, шёл отряд федератов. Это была молодёжь Парижа, его цвет. Старшему было на вид едва ли двадцать два года.
Один из юношей поравнялся с Мари и крикнул:
— Дай мне фиалок, малютка! Под огнём версальских снарядов они будут напоминать мне о твоих глазах.
Пытаясь шагать в ногу с отрядом, смущённая Мари протянула букетик федерату.
Юноша полез в карман за мелочью.
Мари заколебалась:
— Нет-нет, не надо… — И уже совсем решительно добавила: — Раз вы идёте в бой, я не возьму с вас денег.
Слова девочки вызвали одобрительные возгласы федератов.
— Браво! Вот это по-нашему! — воскликнул с удовлетворением федерат, получивший цветы. Он воткнул их в дуло своего ружья и, высоко подняв его, послал девочке привет свободной рукой.
Поднимая пыль, отряд исчез из виду.
Приблизившись к баррикаде, Мари увидела Кри-Кри и окликнула его.
Кри-Кри стоял, скрытый по пояс в вырытой яме. Мари наклонилась и, опасаясь, как бы кто не услышал её слова, тихо произнесла:
— Шарло, мадам Дидье беснуется. Она грозит выгнать тебя из кафе.
— Ну и пусть беснуется! — Кри-Кри ухарски сдвинул кепи на затылок. — Очень она мне нужна! Если меня завтра убьют на баррикаде, она и тогда не перестанет ворчать: «Где Кри-Кри? Почему его нет на работе!»
Последние слова Кри-Кри пропищал, удачно подражая пронзительному голосу старухи.
— Типун тебе на язык! — плаксиво сказала Мари. — Я терпеть не могу, когда ты говоришь о смерти!
— Ну, девочка, сейчас такое время, что надо ко всему привыкать, — наставительным тоном сказал Кри-Кри, довольный тем впечатлением, какое произвела на подругу его речь. — Ладно, болтать мне некогда!.. Знаешь что? Приходи завтра с утра, только пораньше, часов в шесть, к Трём Каштанам. Поговорим тогда обо всём. Не проспишь?
— Вот глупый! Да у меня к шести часам должны быть готовы все букеты. Что я, соня, что ли? Конечно, приду.
— Ладно! — коротко бросил Кри-Кри и снова взялся за лопату.
Мари не уходила и, казалось, чего-то ждала.
Кри-Кри взглянул на неё, отложил лопату в сторону и вылез из канавы.
— Зайди, — сказал он, — в мастерскую Буле, может, кто из сапожников слыхал что-нибудь о Гастоне.
— Я вчера была там, — живо отозвалась Мари. — С тех пор как Гастон ушёл, они ничего о нём не знают. Как ты думаешь, Шарло, отчего он не приходит?
— «Не приходит»! Чему же тут удивляться? Бастион Майо — это тебе не «Весёлый сверчок». Оттуда не посылают в лавочку за покупками. Разгуливать там некогда.
— Знаю, но почему он ни разу не прислал о себе весточки?
— «Почему, почему»! Только у него и думы, что о нас! — с упрёком сказал Кри-Кри.
Мари не обиделась. Улыбнувшись на прощание, она с деловым видом отправилась в город.
…Жозеф Бантар между тем обходил баррикаду, отдавая распоряжения, шутя с коммунарами и подбадривая их.
— Ты опять будешь меня ругать за то, что я погорячилась, — сказала Мадлен, подходя к Жозефу. — Я сейчас прогнала Кламара. Он мне подозрителен. Неспроста он тянет с постройкой баррикады. Говорит, что нет материалов.
— Мадлен, конечно, права, — подтвердил Люсьен. — Во всём, кроме одного: материалов в самом деле нет.
— Как? Нет материалов?.. — вскричал Жозеф, озираясь по сторонам. — А это что? — И он указал на появившуюся из-за угла тележку, нагружённую фортепьяно и разной мебелью.
Тележку с трудом передвигал мужчина средних лет, по виду лакей из богатого дома. На повороте тележка застряла среди вывороченных из мостовой камней. Тотчас собралось несколько зевак-прохожих.
Легко перешагнув через камни, Жозеф подошёл к застрявшей повозке.
— Откуда и куда? — спросил он.
— Эта мебель была заказана виноторговцем Гаваром, — ответил лакей, — но владелец её уехал в Версаль. Теперь он уведомил, что на днях вернётся, и вот я…
— Виноторговцем Гаваром? — воскликнул Жозеф. — Тем лучше!
Не задумываясь, он сбросил с себя сюртук, перерезал перочинным ножом верёвки, стягивавшие воз, и, к восхищению окружающих, стал стаскивать фортепьяно. Два федерата подбежали к нему на помощь. Остальные, следуя их примеру, вмиг разобрали мелкие вещи — столики, тумбочки, кресла — и тоже потащили их к баррикаде.
— Что я скажу хозяину? — в недоумении развёл руками лакей.
— Скажи ему, что член Коммуны Жозеф Бантар решил проверить, крепок ли материал, из которого сделана мебель, — крикнул Жозеф. — Если фортепьяно выдержит версальские снаряды, оно будет вам возвращено! И, кстати, спроси своего хозяина, не рано ли ему возвращаться в Париж, — добавил он под хохот окружающих.
Жозеф отвёл Мадлен и Люсьена в сторону и, убедившись, что поблизости никого нет, сказал:
— Друзья мои, враг рвётся к Бельвилю. Мы должны быть готовы ко всему. Если падёт Монмартр, неприятель быстро захватит всю центральную часть города. Не сегодня-завтра может начаться атака Бельвиля. Уж для рабочего-то района враг не пожалеет снарядов! Но мы будем бороться за последнюю крепость революции. Она устоит, или падение её обойдётся дорого врагу. Рампонно будет держаться, даже если наша баррикада останется одна во всём Париже!
— Так пусть наш пароль будет: «Коммуна или смерть!» — воскликнула Мадлен.
— Это хорошо! — согласился Жозеф.
— И нетрудно запомнить, — шутливо заметил Люсьен.
— Дядя Жозеф! Дядя Жозеф! — послышался голос Кри-Кри.
— Что тебе, сынок? Иди сюда, мы кончили наш разговор, — отозвался Жозеф и стал проверять, достаточно ли надёжно укрепление из бочек.
— Там тебя спрашивает Виктор Лимож, — сказал подошедший Кри-Кри.
Жозеф взял мальчика под руку, и они молча направились в обход баррикады.
Поэт стоял, облокотившись на мешок с песком.
Увидев Жозефа, Лимож снял свою мягкую шляпу и раскланялся.
— Гражданин Бантар, — сказал он, — вы знаете меня…
— Ваши песни распевает весь рабочий Париж. Вы хорошо делаете своё дело, и Коммуна благодарна вам.
— Я не только поэт, но ещё и гражданин, — заявил Лимож. — Я пришёл, чтобы вместе с вами защищать Бельвиль.
— Вы поэт, — сказал Жозеф, — вам незачем идти на баррикады. Воевать способен каждый, но не каждый может быть хорошим поэтом.
— Нет, — настаивал Лимож, — теперь, когда Коммуне грозит смертельная опасность, я хочу сделать то, что может сделать каждый: отдать за Коммуну свою жизнь.
— Вы умеете стрелять? — спросил Жозеф.
— Бью без промаха, когда мишень мне ненавистна!
— Вы получите ружьё, Лимож, и пусть ваши пули будут разить врага так же метко, как ваши стихи!
Встреча с поэтом произвела сильное впечатление на Кри-Кри. Если до этого мальчик всё ещё не знал, как начать разговор с Жозефом, то теперь он больше не колебался.