Немецкий детектив

Анатоль фиксировал все это со снисходительной усмешкой. Улыбался он и тогда, когда заметил, что к нему в сопровождении жены направляется Петер Вардайнер, шеф-редактор «Мюнхенских вечерних вестей». Ведь в душе он был убежден, что бояться их нечего, он уже взял над ними верх, как и над многими другими. И этот вечер тому доказательство. Теперь он наверху, и каждый миг снова убеждается в этом. Это его уважают и боятся.

Ведь премьер-министр кивнул ему благосклонно, и жена его тоже. И министры не скупились на многообещающие улыбки. И даже крупнейший банкир — Шрейфогель, один из богатейших людей на свете, не просто кивнул, а по-настоящему ему поклонился.

А теперь ему протянул руку Вардайнер, и Шмельц ее дружески потряс. Какой-то фоторепортер запечатлел этот момент, прекрасно сознавая, что снял встречу двух противников, которые внешне соблюдают полную корректность, но истово ненавидят друг друга. Когда и каким образом эта ненависть найдет выход, никто и предположить не мог.

— Ну не чудесный ли вышел бал, как по-вашему? — Анатоль Шмельц склонился к изящной ручке фрау Сузанны Вардайнер. — Просто прелесть!

— Не считая некоторых мелочей, — заметил Петер Вардайнер, — которые бросились мне в глаза. Не хватает некоторых министров, нет и нашего бургомистра. Но прежде всего не хватает Хорстмана, вашего главного репортера.

— Что-то вы слишком заботитесь о моих людях, — шутливо укорил Шмельц. — Уж не хотите ли перетянуть Хорстмана к себе?

— Если бы захотел — то сделал бы, — открыто заявил

Вардайнер и улыбнулся И причем с удовольствием. Хорстман — это класс! Но люди его типа именно из-за своих способностей довольно опасны, вам не кажется? Впрочем, вы с этим уже, конечно, столкнулись, Шмельц, а? И хотел бы я знать, как вы собираетесь с ним справиться?

Карл Гольднер сообщил позже в беседе с сотрудником полиции о Петере Вардайнере и его супруге:

— Вардайнер — журналист милостью Божьей! У него интуитивная способность разгадывать людей, видеть насквозь всех и каждого. У него привычка подшучивать над слабостями тех, кого он раскусил, и этим он наплодил себе множество врагов. Особенно среди людей без чувства юмора — вроде Шмельца. Но во вражде между ними важную роль играет и фрау Сузанна, Вардайнера. Именно с нее все и началось.

Фрау Сузанна начала свою карьеру в знаменитом Институте Вернера — Фридмана, школе новейшей журналистики. Окончив институт, она успешно работала репортером, и пробы ее пера в жанре фельетона тоже были на уровне. Но интерес в журналистской среде вызвал не столько ее талант, сколько мягкая красота. В каждом она вызывала желание сблизиться с ней, надежду найти нечто необычное. И я не был исключением. И, разумеется, Анатоль Шмельц, который был убежден, что такие женщины предназначены именно для того, чтобы утешать и вдохновлять его.

Но фрау Сузанна выбрала Вардайнера. И этого Шмельц никогда Вардайнеру не простит. Но не дам голову на отсечение, что между Шмельцем и фрау Сузанной ничего не осталось после того, как она вышла замуж. Это вполне правдоподобно, но кто докажет? Я — нет, ведь я не Хорстман — вот для него тут не было бы проблемы.

На Нойемюлештрассе инспектор Фельдер снимал предварительные показания с обоих свидетелей — советника Лаймера и вдовы Домбровски. Циммерман держался в стороне, словно его это не касается, но при этом внимательно следил за происходящим.

Советник начал осторожно:

— Скажите, мои показания могут при случае быть использованы и против меня?

— Вы чего-то боитесь? — успокоил его Фельдер.

Тут вмешался Циммерман. Представившись, он дружелюбно заявил:

— Я понимаю, чего вы опасаетесь: чтобы ваши показания не привели к ненужным разговорам вокруг вас…

— Именно так, и нечто подобное действительно может произойти, — все еще недоверчиво подчеркнул советник.

— Можете не опасаться, что от нас кто-нибудь что-нибудь узнает, — заверил его Циммерман. — Нас интересуют лишь ваши показания, а вовсе не обстоятельства, которые не имеют отношения к делу.

— Ну, тогда… — с облегчением согласился советник, — я, естественно, готов…

— Не опасайтесь, — продолжал комиссар, — мы хотим только убедиться, что свидетели происшествия — вы и вдова Домбровски — в это время находились в квартире первого этажа дома, стоящего прямо против места, где произошла авария. Нам безразлично, что вы там делали, как были одеты, что могло произойти до или после аварии. Предположим, фрау Домбровски навестила вас, чтобы вместе посмотреть телевизор.

— Ну если так… — Видно было, что Лаймеру полегчало от тактичного намека Циммермана. — Я весь к вашим услугам. — И он начал рассказывать: — Я как раз раскурил сигару — уже вторую за вечер, когда фрау Домбровски, которая многие годы по-дружески приглядывает за моим хозяйством, вдруг воскликнула у окна: «Какой ужас!»

Вдова перебила его:

— Только что передали вечерние новости. В комнате от его сигар было нечем дышать. Я открыла окно и в этот момент заметила на улице черный автомобиль, который прямо перед нашим домом сбил какого-то человека, сбил и переехал его, или, точнее, буквально раздавил. И тут я не выдержала и вскрикнула: «Какой ужас!»

— Ну я перепугался, — теперь охотно подхватил и советник, — и тоже подбежал к окну. Сначала не мог понять, что происходит, но потом ясно увидел большой мощный автомобиль, который ездил туда-сюда… точнее, взад-вперед. И вдруг быстро умчался. А на улице остался только темный бесформенный предмет, хотя еще несколько секунд назад это был человек. Я счел своим долгом немедленно сообщить в полицию.

Мнения некоторых друзей и знакомых о гибели их коллеги Хайнца Хорстмана, ведущего репортера газеты «Мюнхенский утренний курьер»

Лотар, редактор воскресного приложения:

— Гениальный парень. Умел так описать пожар, что строчки буквально дымились. Из его путевых репортажей вы заодно узнавали о беззакониях, творящихся в любой части света. Возьмите его репортажи из Греции. Он понял, что дело идет к диктатуре военных, раньше, чем любой другой. Понятно, часто его материалы расценивались как неуместные и в печать не шли. Тогда он был вне себя. Потом перестал ездить по миру и начал разгребать грязь здесь у нас, занялся людьми, чьи капиталы и состояния нажиты были незаконным путем. Разумеется, это и могло привести к такому концу.

Ингеборг Файнер, секретарь редакции «Мюнхенских вечерних вестей», главного конкурента «Мюнхенского утреннего курьера»:

— Хорстман не останавливался ни перед чем. Заявился к нам и так долго морочил мне голову, что я в конце концов согласилась поужинать с ним в «Золотых воротах». Там он попытался меня охмурить. Хотел, чтобы я рассказала все о нашей редакции и, главное, о шеф-редакторе Вардайнере. И вдобавок захотел со мной переспать. Разумеется, у него ничего не вышло — тогда мной всерьез был увлечен сам Вардайнер. Откуда я могла знать, что история с Вардайнером так неудачно закончится?

Вальдемар Вольрих, руководитель администрации газеты «Мюнхенский утренний курьер»:

— Мы были с Хорстманом довольно близки, и не только по выпивкам и прочим радостям жизни.

Когда он появился в нашей газете, я заботился о нем, как о родном брате. Начинал он с фельетонов: например, зацепил кое-каких стареющих кинозвезд, которые когда-то спали с нацистами… Но попробуй это докажи! Пришлось изрядно попотеть, чтобы его не выгнали.

Потом я подкинул Хайнцу, то есть Хорстману, идею заняться репортажами, например, об условиях жизни в негритянских гетто США, и тому подобное. Делал он это великолепно, но всегда хотел добраться до сути вещей и требовал наказания виновных. В последнее время решил попортить кровь некоторым шишкам здесь, в Баварии. Это было уже чересчур. Я настоятельно просил его умерить пыл и ради его собственных интересов, и ради жены, с которой мы всегда прекрасно понимали друг друга. Но и только — любые измышления о моей связи с женой Хорстмана решительно отрицаю!