Страница 10 из 144
— У них есть какой-нибудь серьезный конкурент, которого следует опасаться, а, фон Гота? — желал знать комиссар, укладывая колбасные шкурки в бумажный пакетик. Лакомство для пса Келлера.
— Разумеется, конкуренция есть в любом деле. Прежде всего для них опасен Петер Вардайнер с «Мюнхенскими вечерними вестями», — пояснил тот.
— Тогда поговорите с ним. Но только тактично. У вас получится. Скажите ему о смерти Хайнца Хорстмана, но никаких подробностей! Если он любой ценой захочет знать побольше, в его распоряжении я!
— Да, комиссар. — И фон Гота вышел.
Фельдер, наслаждаясь колбасой, полюбопытствовал:
— Комиссар, вы не могли бы сказать, на чем, по-вашему, нам следует сосредоточить внимание?
— Как всегда, на одном и том же, — терпеливо пояснил Циммерман. — Каждый раз, начиная новое дело, мы прежде всего стараемся установить общую картину развития событий и уже потом заниматься подробностями.
Тем временем из-за стола журналистов «Мюнхенского утреннего курьера» поднялся Тириш, направился к Циммерману, представился и заметил:
— Исключительно неприятное происшествие!
— Мне тоже так кажется, — согласился комиссар. Тириш, не дожидаясь приглашения, подсел к нему.
— Вам что-нибудь заказать? — И, получив отказ, повторил: — Чего душа желает?
И снова получил сухой отказ.
Ничуть не смутившись, Тириш продолжал:
— Поверьте, мы все потрясены. Я собираюсь выразить соболезнования вдове, мы ей выплатим несколько месячных окладов мужа. Позаботимся о похоронах и возьмем на себя все затраты.
— Как благородно! — заметил Циммерман. Фельдер тоже, усмехнувшись, взглянул на Тириша.
— Да, у вас на фирме спокойно можно умирать.
— Хотелось бы надеяться, — продолжал Тириш, все еще стараясь сохранять спокойный тон, но уже явно предупреждая, — что вы сумеете верно сориентироваться.
— Думаю, уж здесь вы можете на нас положиться, — буркнул Циммерман.
— Несчастье с Хорстманом, безусловно, событие весьма прискорбное, но это, я уверен, чисто личная драма, которая не касается впрямую нашей газеты. Это следует подчеркнуть.
— Вы считаете, следует? — спросил Циммерман.
— Разумеется! — Тириш даже расстроился. — Нельзя же отождествлять человека с организацией, где он работает…
Ответом ему Циммерман себя утруждать не стал, тем более что в эту минуту вошел Петер Вардайнер, заботливо сопровождаемый фон Готой, и направился прямо к Шмельцу.
Из стенограммы допроса Клары Климентины Леммингер, старейшей гардеробщицы Фолькс-театра:
«Около половины пятого ко мне подошел один господин, в котором я, просмотрев фотографии, опознала герра Вольриха. Он подал мне номерок, и я выдала ему зимнее пальто с меховой подкладкой и меховую шляпу, ну, как сейчас носят. Еще он хотел сумочку, но я никак не могла найти. Пока искала, вдруг вспомнила, что сумочку мне сдавала дама — такая, средних лет, — которую этот господин сопровождал. Почему я так все точно запомнила? У него был номер 901, а та дама, кстати, жутко накрашенная особа с вот таким начесом, получила номер 900. Для меня, в моей работе, это важный момент, как говорят в футболе — конец первого тайма. В тот вечер я обслуживала номера от 800 до 1000.
Так вот, этот Вольрих все требовал, чтобы я выдала ему сумочку, которую сдала его дама. Ну, я сказала, что сожалею, но, видимо, ее взяла та дама сама, потому что в гардеробе ее нет. И тут он вскипел и начал орать. Мол, сумочка якобы была сдана на его номер 901, а не на номер 900. И он требует… и он настаивает…
Так я ему ответила: «Почтенный, вы мне можете знаете что?.. Я исполняю свои обязанности. За это мне и платят. И не позволю всякому олуху…»»
Тем временем в пивном подвальчике Петер Вардайнер добрался до стола, где сидели люди из «Мюнхенского утреннего курьера». Там он резко затормозил перед Анатолем Шмельцем. Шмельц неуклюже встал, вытирая вспотевшее лицо.
— Присаживайтесь к нам, Вардайнер, — пригласил Тириш, вернувшийся от Циммермана. — Как раз мы говорим об ужасном несчастье с коллегой Хорстманом.
— Могу представить, — вызывающе бросил Вардайнер.
— Это трагедия, настоящая трагедия! — театрально воскликнул Анатоль Шмельц. — И надо же, именно в эту ночь!
— Вот именно, — жестко подчеркнул Вардайнер. — Случайность, Шмельц, или нечто большее?
— Дорожное происшествие, — торопливо и обиженно пояснил Шмельц, испуганно глядя на Вардайнера. — Или вы полагаете, что…
— Послушай, Анатоль, — предупреждающе перебил его Тириш, — я тебя понимаю, и герр Вардайнер тоже, мы видим, как ты переживаешь смерть нашего друга Хорстмана…
— Но почему именно сейчас, а, Шмельц? И спрашиваю, он умер? — упрямо допытывался Вардайнер.
— Но, дорогой мой, откуда мне знать, как умер наш друг Хорстман?
Шмельц казался не в шутку озабоченным. Инквизиторское упрямство Вардайнера заставляло его страдать. В то же время роль обиженного он играл с известным удовлетворением.
— Если эта смерть кого и потрясла, так это меня!
— Хотел бы я в этом не сомневаться! — рассмеялся Петер Вардайнер. Взглянув в искаженную физиономию Шмельца, прежде чем уйти, он довольно заявил: — Смерть Хорстмана еще добавит вам головной боли. Об этом позабочусь я, это мой долг перед покойным. Учтите, я ведь знаю все, что знал он. И это все, что я вам собирался сообщить, Шмельц!
— Полагаю, это все. Большего и ждать не стоит. — Комиссар Циммерман встал, кивнул Фельдеру и велел фон Готе: — Заплатите по счету, разумеется, с квитанцией.
— А на чай давать? — опросил фон Гота.
— Сколько угодно. Но оплатят вам только ту сумму, что будет стоять в квитанции.
Комиссар не стал говорить, что и за эти деньги предстоит объясняться в бухгалтерии, доказывать правильность уплаты каждого пфеннига, и все равно не было гарантии, что расходы будут действительно оплачены. — И не спешите.
— Может, мне еще немного пооглядеться здесь?
— Смешайтесь с публикой, которая так от души веселится, — ободряюще посоветовал комиссар, — и постарайтесь поразвлечься тоже — только в наших интересах. Уж вы-то знаете с кем.
— Уточнить обстановку? — сообразил фон Гота. Циммерман кивнул:
— В этом обществе вы как рыба в воде. И они вас сочтут за своего и уж во всяком случае не за криминалиста. Постарайтесь это использовать.
— Начать с Гольднера?
— Почему бы и нет? Гольднер — это ходячее справочное бюро. Знает гораздо больше, чем пишет, и знает каждого — от директоров и главных редакторов до вышибал. И уж конечно, знает о Хорстмане.
Из дневника комиссара криминальной полиции в отставке Келлера:
«Хотя я некоторое время назад вышел в отставку, поддерживаю весьма интенсивные контакты с коллегами. Польза от этого обоюдная, я подчеркиваю. Полицай-президент лично рекомендовал всем относиться ко мне с «неограниченным пониманием». А Хедрих мне даже предоставил письменный стол. Это невероятная любезность с его стороны, учитывая катастрофическую нехватку места в управлении. Но это легко понять. Мой колоссальный опыт служит как моим преемникам, так и управлению в целом. И это меня устраивает. В ту ночь, когда был журналистский бал, мне звонил Хедрих. Он только что прочел последнее донесение. Циммерман занялся весьма загадочным убийством. Жертва — известный журналист. История может вызвать любые осложнения. Просил меня подключиться и высказать свое мнение.
Это означало, что Хедрих был весьма обеспокоен. А такое случалось очень редко, только если были действительно важные доводы. Были ли они на этот раз?»
Из стенограммы нового допроса фрау Леммингер, гардеробщицы Фолькс-театра, который на основе плана «След 113» наутро провел старший инспектор Фельдер: