Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 64

Еще несколько раз показали они свою силу, но чувствовалось, что оба очень устали. С их лиц, рук и ног градом катился пот. А на одежде невозможно было различить ни красного, ни черного цвета,— она вся была залеплена песком. Однако, тяжело дыша, парни поднимали камень за камнем, и все понимали, что они не перестанут состязаться, пока один из них не упадет без сил.

По мере того как росла их усталость, рос и интерес зевак к состязанию. Они были так же безжалостны и жестоки, как на боях петухов или собак. От сильного возбуждения они забыли о своей симпатии к парню с кабаньей шеей. Они подбадривали одобрительным ревом обоих соперников, ревом, который может лишить разума любое существо,— ревом, побуждавшим на бессмысленное кровопролитие бесчисленное множество петухов, собак и людей.

И, конечно же, этот рев действовал на соперников. Они злобно глядели друг на друга налитыми кровью глазами. А парень с кабаньей шеей даже не скрывал своей ненависти к сопернику. Камни, которые он бросал, так часто падали прямо у ног безобразного юноши, что вряд ли это можно было считать случайностью, но тот, забыв об опасности, был весь поглощен приближающейся развязкой.

Увернувшись от брошенного противником камня, он стал раскачивать огромную, как бык, каменную глыбу. Она лежала наискось поперек реки, и весенний бурлящий поток омывал ее тысячелетний мох. Такую глыбу нелегко было бы поднять и самому первому силачу в Стране Высокого неба — Тадзикарао-но микото[137], однако безобразный юноша обхватил обеими руками глубоко сидящий в реке камень и, упершись коленом в песок, выдернул его из воды.

Увидев такую его силу, толпившиеся вокруг зеваки словно бы опешили. Они не спускали глаз со стоявшего на одном колене человека. Руки его обхватили огромный камень — такой камень могла сдвинуть с места лишь тысяча человек. Некоторое время силач оставался неподвижен. Но по тому, как пот катился с его ног и рук, было видно, каких усилий это ему стоило. Тогда из притихшей толпы вновь вырвался вопль. Нет, не подбадривающий возглас, а вопль изумления, невольно вырвавшийся из глоток. Потому что силач, подставив под глыбу плечо, стал медленно подниматься с колена, а глыба стала медленно отделяться от песка. И когда из толпы вырвался крик одобрения, он уже величественно стоял среди разбросанных по речному лугу камней, словно бог грохочущих недр Цутиикадзути, вышедший из разверзшейся земли. Спутанные волосы, выбившиеся из прически «мидзура»[138], падали ему на лоб, а на плече он держал огромную глыбу.

С глыбой на плече он отступил на несколько шагов от берега и прохрипел сквозь стиснутые зубы:

— Ну-ка, теперь ты возьми!

Парень с кабаньей шеей стоял в нерешительности. На какой-то миг его грозная фигура сникла. Но подавленность сразу же сменилась отчаянной решимостью.

— Ладно,— огрызнулся он и, расставив огромные руки, приготовился принять камень на свои плечи.

Камень стал передвигаться на плечи парня с кабаньей шеей, он переваливался медленно, как движется гряда облаков, и с такой же неумолимой жестокостью. Багровый от натуги, обнажив, как волк, клыки, парень пытался удержать на плечах навалившуюся на него глыбу. Но под ее тяжестью согнулся, как древко флага под сильным ветром, и сразу стало видно, что лицо, кроме той половины, что заросла волосами, покрылось смертельной бледностью. И с бледного лица под ноги, на ослепительный песок, стали падать частые капли пота. Теперь каменная глыба медленно и упорно клонила его к земле. Держа камень обеими руками, он старался изо всех сил устоять на ногах. Но камень неумолимо давил на него, как судьба. Тело его согнулось, голова повисла, и он стал похож на краба, придавленного галькой. Люди мрачно наблюдали за этой трагедией. Трудно было спасти его. И безобразный парень вряд ли смог бы теперь снять со спины соперника огромный камень. На его невзрачном лице отражался то страх, то смятение, но ему ничего но оставалось, как молча смотреть пустыми глазами на соперника.

Глыба наконец одолела парня с кабаньей шеей, и он рухнул на колени в песок. В таком положении он не мог издать ни крика, ни вопля. Раздался лишь тихий стон. Услышав его, безобразный юноша кинулся к сопернику, словно очнулся от сна, и попытался столкнуть камень, навалившийся на него, но не успел и коснуться камня руками — парень с кабаньей шеей уже лежал ничком на песке, послышался хруст раздавленных костей, из глаз и рта хлынула алая кровь. Это был конец несчастного силача.

Безобразный парень молча взглянул на мертвого соперника, затем устремил страдальческий взгляд на застывших в страхе зевак, словно требуя безмолвного ответа. Но они стояли под ярким солнечным светом, опустив глаза, и молчали,— ни один не поднял глаз на его безобразное лицо.

Люди Страны Высокого неба уже не могли больше равнодушно относиться к безобразному юноше. Одни открыто завидовали его недюжинной силе, другие безропотно, как собаки, подчинялись ему, третьи жестоко насмехались над его грубостью и простоватостью. И только несколько человек искренне ему доверяли. Однако было ясно, что и враги, и друзья испытывают на себе его власть.

И сам он, конечно, не мог не заметить такую перемену к себе. Но в глубине его души еще жили тяжелые воспоминания о парне с кабаньей шеей, который так страшно погиб из-за него. И ему были тягостны и доброжелательность друзей, и ненависть врагов.

Он избегал людей и обычно бродил один в горах, окружавших селение. Природа была добра к нему: лес не забывал услаждать его слух, тоскующий от одиночества, приятным воркованьем диких голубей; болото, заросшее тростником, чтобы утешить его, отражало в тихой воде теплые весенние облака. Любуясь фазанами, вылетающими из колючего кустарника или зарослей мелкого бамбука, форелью, резвящейся в глубокой горной реке, он находил покой и умиротворение, которого не чувствовал, находясь среди людей. Здесь не было ни любви, ни ненависти — все одинаково наслаждались светом солнца и дуновением ветра. Но... но он был человеком.

Порою, когда он, сидя на камне у горной реки, следил за полетом ласточек, скользящих крылом по воде, или под магнолией, в горном ущелье, прислушивался к жужжанию пчел, которые лениво летали, опьянев от меда, его вдруг охватывала невыразимая тоска. Он не понимал, откуда она, знал только, что чувство его непохоже на печаль, которую он испытал, когда несколько лет назад потерял мать. Если он не находил матери там, где обычно привык ее видеть, его охватывало ощущение тоскливой пустоты. Однако нынешнее его чувство было сильнее, чем тоска по матери, хотя сам он этого не ощущал. Потому, блуждая по весенним горам, подобно птице или зверю, он испытывал одновременно и счастье, и страданье.

Измученный тоской, он часто забирался на верхушку высокого дуба, раскинувшего свои ветви на склоне горы, и рассеянно любовался видом долины, лежавшей далеко внизу. В долине, неподалеку от Тихой небесной реки, было его селение, и там, похожие на шашки го[139], тянулись ряды крытых тростником крыш. Над крышами струились едва заметные дымки домашних очагов. Сидя верхом на толстой ветке дуба, он отдавал себя надолго дуновению ветра, прилетавшего из селения. Ветер шевелил мелкие ветви дуба, в солнечном мареве стоял аромат молодой листвы, и всякий раз, когда порыв ветра достигал его ушей, в шорохе листьев ему слышался шепот:

— Сусаноо! Что ты все ищешь? Разве ты не знаешь, что ни над горами, ни в селении нет того, чего ты жаждешь. Иди за мной! Иди за мной! Что же ты медлишь, Сусаноо?

137

Тадзикарао-но микото — В японской мифологии обладающий огромной силой бог, который обвалил скалу, закрывавшую вход в Небесный грот, где скрылась богиня солнца Аматэрасу, разгневанная поступками Сусаноо.

138

«Мидзура» — прическа взрослых мужчин в древности, с пробором посредине и пучками, подвязанными у ушей так, что они свисали двумя кольцами.

139

Го — японская игра типа шашек.