Страница 5 из 24
— Значит, это мы любим? — сказал пришедший. — Скучновато, значит, без табачку? Что же, дело хорошее, только ведь, знаешь, сейчас с табачком трудно. Дорогая вещь нынче табак. — Он как будто не замечал руки старика, протянутой за табаком. — Очень нужно мне Соломина повидать, — говорил он рассеянно. — Я, понимаешь, старый его ученик. В школе у него учился. Он меня хорошо знает. Обязательно нужно мне ему одну вещь сообщить. Исключительно для него важную. Может, ты вспомнил бы, дедушка, где это озеро? Я б тебе табачку дал. У меня в мешке три стакана. Как, дедушка, а?
Колебания очень ясно отразились на лице старика. Ему, очевидно, не хотелось говорить, где ловит рыбу Соломин, но табак был совсем рядом, вот здесь, и целых три стакана. Он вздохнул, сожалея о своей слабости, и сказал:
— Этой тропкой дойдёшь до озера — и забирай вправо. Вёрст пять пройдёшь, на просёлок выйдешь. По просёлку влево бери. Версты три до речки. Там по-над берегом тропка пойдёт до большого озера — вёрст десять, а на озере избушка стоит, лесорубы сложили. Там они и живут.
Пришедший повеселел, ловко управляясь единственной рукой, развязал вещевой мешок и достал свёрток с махоркой.
— На, — сказал он, — кури на здоровье. Значит, всего вёрст двадцать будет?
Старик не слушал. Он торопливо свернул папироску и ушёл за огоньком в избу. Пришедший завязал мешок, вскинул его на плечо и быстро зашагал по тропинке вниз. Он скрылся за деревьями. Сучья хрустели под его ногами. Хруст затих. Внизу, около озера, мелькнула казавшаяся отсюда маленькой его фигурка и окончательно исчезла в густой зелени.
Тогда медленно открылась дверь избы, и старик вышел на крыльцо. Он постоял, внимательно вглядываясь в лес, и трижды громко крикнул иволгой. Лес молчал. Потом другая иволга ответила троекратным криком. Старик ждал, щуря глаза. Он плохо видел в сумерках. Вот опять на тропинке хрустнули сучья. Из-за деревьев вышли мальчик и девочка. Мальчику было на вид лет четырнадцать. Он шёл уверенно и ровно. Так ходят люди, привыкшие к лесу. Лицо его обветрилось и загорело. От этого глаза казались особенно светлыми, почти белёсыми. Девочке было лет семь. У неё был вздёрнутый носик с тремя веснушками на кончике и такие большие глаза, что казалось, они широко раскрыты от удивления. Два крысиных хвостика — две косички прыгали у неё за плечами.
— Разве уж поздно? — спросил мальчик.
— Мы видели в озере сома! — перебила девочка.
— Да, — сказал мальчик. — Вот такого большого…
— Усатого и сердитого! — перебила девочка.
— Да, — сказал мальчик. — Мы слышали дятла…
— Когда мы подошли, он улетел, — перебила девочка.
— Я нашёл новый малинник… — сказал мальчик.
— Огромный-преогромный! — перебила девочка.
— И Лена съела столько малины, — сказал мальчик, — что я не понимаю, как она не умерла.
— Вот как, — сказал старик, — значит, ей не хочется сладкого. А у меня есть мёд, и я хотел, чтобы она испекла нам лепёшки.
— Ничего, — сказала Лена, — мёд я могу есть. Печка топится?
— Топится, и дрова наколоты. Пока ты печёшь, мы с Колей посидим поговорим.
Лена ушла в избу.
— У нас мало времени, Коля, — сказал, помолчав, старик, — а мне многое нужно тебе сообщить. Я не думал, что так скоро нам придётся расстаться…
Глава пятая
В дальний путь
Тени над лесом сгустились, бледные звёзды проступили на светлом небе, а дед и внук всё ещё разговаривали.
— Я так привык, что Лена моя сестра, — сказал Коля. — Почему ты обманул меня, дедушка?
— Ты был ещё мал. Да и что это изменило бы? Не о том сейчас речь. Подумай, как важно для гитлеровцев захватить дочь Рогачёва! Как страшно они могут ему отомстить! И как я посмотрю Рогачёву в глаза, если он придёт сюда и спросит: «Как же вы дочь мою не уберегли?»
— Нельзя, — сказал Коля, — нельзя, дедушка. Как это так — не уберегли! Обязательно убережём. Да и кто узнает? Здесь же нет людей. Я знаю такие места, что никто не отыщет.
Он огляделся. Со всех сторон к ним подходил лес. Тянулись чёрные тени от деревьев, изгибались белые ветки берёз. Вышла луна, и в призрачном её свете ветки казались руками, а стволы — туловищами странных лесных уродов.
— Здесь, в лесу, нет фашистов, — неуверенно сказал мальчик, — здесь никто не может узнать.
Дед, понизив голос, ответил:
— Узнали, Коля! Не знаю, как, но узнали.
— Почему ты думаешь? — спросил Коля.
— Сегодня ко мне пришёл человек. Он был одет крестьянином, но он не крестьянин. Он разговаривает по-городскому, и мешок у него завязан не так, как крестьяне завязывают мешки. Он принял меня за сторожа. Странный человек — невысокий, с добродушным, слишком добродушным лицом, без левой руки.
— Зачем же он приходил? — шёпотом спросил Коля.
— Он спрашивал про девочку, которая живёт у Соломина, — шёпотом ответил старик.
— Что ты ему сказал?
— Я сказал, что Соломин с детьми ушёл на рыбалку, на озеро. Я услал его за двадцать километров. Двадцать километров туда и двадцать обратно — завтра к вечеру он будет здесь.
— Что же делать?
— Завтра к вечеру ты и Лена будете далеко отсюда.
— А ты?
Дед помолчал; усталое было у него лицо.
— Я останусь, — сказал он. — Ты знаешь, я не могу ходить. Я вам буду только помехой. Ты уже большой мальчик, Коля. Я думаю, ты знаешь не меньше городского школьника. Кроме того, ты три года провёл в лесу. Ты не трус, и сообразительности у тебя хватит. Ты не боишься?
— Нет, не боюсь. А куда нам идти?
Дед пожал плечами:
— Что я могу тебе сказать? Лучше всего, если б тебе удалось провести Лену через фронт и доставить её отцу, генерал-лейтенанту Степану Григорьевичу Рогачёву, или хотя бы любому командиру или бойцу Красной Армии. Если это тебе не удастся — а это, Коленька, очень трудно, — надо доставить её партизанам. Куда — не знаю. Они прячутся в лесах, их надо найти.
— Понимаю.
— Если и это не удастся, надо затеряться среди людей и ждать, пока придут наши.
— Хорошо. Куда нам сейчас идти, как ты думаешь?
— Идите в Запольск, к доктору Кречетову. Писать я ему ничего не буду, это опасно. Если он не узнает тебя — ты ведь вырос за эти годы, — скажи ему, что ты мой внук. Только наедине, чтобы не было посторонних.
— Понимаю.
— А Лене не говори, кто её отец. Она мала, может проговориться.
— Хорошо, дедушка.
— Не думал я, — повторил дед, — что придётся нам с тобой расстаться…
— Ужинать! — крикнула с крыльца Лена. Она стояла в дверях, маленькая, худощавая; две косички лежали у неё на плечах. — Лепёшки готовы. Доставай мёд, дедушка!
За ужином сообщили Лене, что утром она и Коля отправляются путешествовать. Лена сначала заволновалась, но у деда и брата были такие весёлые лица, что предстоящее путешествие стало казаться очень интересным. Весело собирали вещи и связывали их в два маленьких узелка. Весело легли спать и проснулись весёлые. Грустно было только расставаться с дедом. Лена всплакнула, целуя его на прощанье, но дед уверенно сказал, что они скоро увидятся. Слёзы у Лены высохли, и она опять развеселилась.
Утро было чудесное. Сверкала роса, птицы проснулись и так радостно желали друг другу доброго утра, что путешествие показалось ещё привлекательнее, чем накануне.
Простились с дедом у озера. Старик долго стоял и смотрел им вслед. Они шли, взявшись за руки, высокий мальчик и маленькая девочка, и каждый из них держал на плече палку с привязанным на конце узелком. Они скрылись уже за деревьями, но долго ещё доносились их оживлённые голоса. Потом голоса стихли.
Весь день старик просидел на крыльце. Он вздыхал, шевелил губами и опять вздыхал. Вечером неизвестный человек снова подошёл к дому. Старик равнодушно посмотрел на него. Неизвестный человек сказал: