Страница 50 из 62
Вдруг его зрачки шевельнулись, будто вспомнив что-то очень важное. Он опёрся на трость, поднялся и побрёл в сторону старого, но всё ещё крепкого коттеджа, который уютно расположился на пригорке у берега небольшого залива. Дойдя до калитки, остановился передохнуть и в сотый раз подумал, что надо бы давно снять её с петель за ненадобностью. Дорожка до крылечка, когда-то выложенная красивой плиткой, заросла травой, но сам двор маленького дворца, несмотря на запустение, выглядел живописно благодаря дикому винограду, ласково обнявшему и забор с калиткой, и беседку, и часть самого дома. Дверь в нём была открыта, и старик с порога увидел своего товарища, лежащего навзничь на большой кровати. Здесь всё было ветхим: и вещи, и они оба.
-- Ник, ты как? - спросил он, внимательно всматриваясь в лицо друга.
-- Живой! И даже съел бы что-нибудь.
-- Сейчас организую. А пока давай-ка хряпни глоток виски или коньяку. Чего тебе больше хочется?
-- Не поверишь. Шампанского!
-- Шампанское есть. Но боюсь, что прокисло. Ему лет сорок, не меньше. Ты же знаешь…
-- Тогда лучше водки, уж она точно не прокисла. И галет с маринованным огурчиком.
-- Вот и ладно, - старик засуетился, радуясь появившейся заботе.
Из соседней комнаты, под потолок уставленной разными коробками с продуктами, он вынес бутылку водки, банку маринованных огурцов и пачку галет. Потом вышел на крыльцо, дотянулся до лозы, прилепившейся к самой стене дома, и сорвал пару спелых кистей дикого винограда.
-- Готово, - сказал он, разлив в хрустальные рюмки водку и разложив на симпатичные тарелочки огурцы, галеты и виноград. Затем сервировал ужин на маленьком столике с колёсиками и подкатил его к больному другу.
-- Ох, Алекс! Заскучаешь тут один, - грустно сказал Ник.
-- Не надо об этом. Выпьем.
Они выпили, похрустели огурцами, потом Алекс налил в маленькую пиалу немного водки и размочил в ней пару галет.
-- Теперь поешь, - он подал другу серебряную ложечку и пиалу с размякшими галетами.
-- Вспомнил! Сегодня мне исполнилось девяносто два, - оживился Ник.
-- Прости. С утра хотел тебя поздравить, а после пошёл проведать наших и забыл. Старость – не в радость. Сам понимаешь! Я недалеко от тебя ушёл, всего на пять лет моложе. Ещё успел тогда родиться… Последним!
-- Не переживай, Алекс! Это я так… Для поддержания разговора. Как там у наших?
-- Могилку твоей Эльзы поправил. Цветы полыхают! У Мэри выровнял покосившийся крест. Поговорил, приветы от тебя передал. Там всё покойно. Нас дожидаются.
-- Спасибо тебе! – Ник благодарно улыбнулся.
-- Я сейчас, - Алекс вышел и вернулся с букетом бордовых некрупных георгинов, сорванных в палисаднике. – Вот, поздравляю! И поживи ещё, пожалуйста.
-- Благодарствую! Люблю эти цветочки. Не очень нежные, но пахучие и разнообразные в оттенках. Раньше у себя на ферме всегда их выращивал. Эльза удивлялась: почему не розы? А после… Цветы остались, а вот люди…
-- Не понимаю, Ник! И как мы с тобой умудрились дожить до стольких лет! Ни хворь, ни потеря близких нас не взяла…
-- А подлей-ка в пиалу ещё капельку водочки. Мне понравилась твоя тюря.
-- И в пиалу, и в рюмочку. Твоё здоровье, Ник!
-- Так тепло и приятно стало, а перед глазами жена и жизнь наша бесплодная.
-- И ваша, и наша, и всех... Представляю, какой шок пережили люди, когда перестали рождаться дети. - Начал их ежевечерний разговор об одном и том же Алекс.
-- И наука не помогла... Нас становилось всё меньше и меньше, - продолжил тихонько Ник и в глазах его блеснули слёзы.
-- Не плачь, чего уж теперь. – Алекс легонько дотронулся руки товарища и замолчал.
-- Говори со мной, пожалуйста. Я устал от тишины, - попросил Ник.
-- Хорошо. – Алекс спокойным тоном рассказчика уже не в первый раз стал озвучивать их прошлое. – Помню, повзрослев и прекрасно осознав случившееся, я влюблялся, веселился, читал книги и даже писал стихи. Постепенно человечество свыклось с мыслью, что земля скоро опустеет.
-- Как в песне: "Так же пусто было на Земле, и когда летал Экзюпери...".
-- В песне о другом: он летал, она ждала его на Земле.
-- Мы тоже летим... На большом-большом звездолёте. Только нас никто не ждёт. - грустно ответил Ник. - А помнишь, как мы встретились?
-- Конечно. Пока работал транспорт, оставшиеся в живых искали для себя последнее удобное пристанище. Так я увидел Америку, где познакомился с тобой и твоей супругой. Случайно тогда оказался на вашей ферме. Помню, что порезал палец, а бинта и перекиси водорода под рукой не оказалось, вот к вам и заехал. Твоя Эльза сделала мне перевязку, потом мы ужинали и долго говорили обо всём на свете. Вы мне очень понравились - дружелюбные, сердечные, простые в обращении. Я смог уговорить вас бросить родные места и поехать со мной в Австралию. Мы переехали, и там я встретил Мэри.
-- И мы выбрали этот благостный уголок у моря, - Ник знал и помнил, о чём говорил друг. - Нам понравилось, что рядом ореховая роща, в которой, петляя среди деревьев, частенько прогуливались с жёнами; недалеко фруктовый сад, огород, небольшая речка с чистой водой.
-- Огород давно благополучно заброшен, - улыбнулся Алекс.
-- Галеты пахнут мясом, – неожиданно сменил тему Ник, засунув кончик носа в пиалу.
-- Это у тебя нервное.
-- Угу! Глючит на всех фронтах, - Ник улыбнулся. - Ох, и достанется тебе скоро.
-- Ничего, справлюсь. - Алекс обрадовался, что друг ещё мог шутить, и продолжил, - а я вкус мяса не помню: всю живность люди давно съели. Коровок с хрюшками только на картинках и видел. Представляешь, давеча ворону встретил и даже слышал, как каркнула пару раз. Эта птичка может нас с тобой пережить.
-- Хорошо хоть растения остались, насекомые летают, да толща воды уберегла рыб.
-- Думаешь, что через какое-то время из воды на сушу выйдет новая жизнь?
-- Хотелось бы…
-- С ума сойти! Два старых больных, доживающих свой век идиота, последние из всего человеческого рода на земле, мечтают о высоком… О продолжении жизни на их планете! – усмехнулся Алекс.
-- Почему бы нет? – тихонько возразил Ник. - Мы же с тобой не какие-нибудь отморозки, которых лет тридцать назад ещё хватало. А после как-то всё утихомирилось.
-- Точно. Становилось не до разборок. Те, кто успел родиться до катастрофы - взрослели, предыдущие поколения умирали и постепенно оставались только пожилые да старики.