Число зверя (сборник)

— Вначале выпьем по бокалу шампанского.

Они прошли в богато, но слишком безвкусно, типично в американском стиле, оформленный бар. Мужчина заказал два бокала шампанского и уставился на Марину. Его масляные глазки буквально раздевали ее прямо за столиком.

— Извините, я сейчас, — сказала Марина и прошла в женскую туалетную комнату. Там она закрылась в кабинке, вытащила из сумочки кинжал и вновь полюбовалась блеском его полированной поверхности и, совершенно непроницаемой и безучастной к игре света, бесконечной чернотой залитой эмалью звезды на лезвии. В груди у Марины что‑то защемило, как перед первым свиданием. Сегодня ей предстояло сделать очень важный шаг. Федорова положила клинок в сумочку и вернулась за столик.

— Давайте выпьем за наше знакомство, — предложил мужчина.

Марина подняла бокал и посмотрела сквозь него на своего первого клиента. Он еще не знает, что это его последний бокал шампанского в жизни. Интересно, а сколько у нее их будет?..

— Почему вы улыбнулись? — Спросил мужчина.

— Так, подумала о чем‑то своем…

***

— Я же говорил, что порченная девка, — проследив за исчезающей в дверях отеля женщиной, произнес следователь. — Не натворила бы чего. Играющим с огнем ночным бабочкам надо быть очень осторожными.

— Как и любому человеку, играющему с такими чувствами, как любовь и месть, — добавил Сергей.

— Опять ты за свое. Кстати, а чем у тебя заканчивается детектив о серийном убийце?

— Намного интересней.

— Как?

— Прочтешь — узнаешь. Тебя подвезти до дома?

— Нет. Надоел ты мне за это время. Пройдусь‑ка я лучше пешком, подышу свежими выхлопными газами и выброшу, наконец, весь этот кошмар из головы. До свидания, — Григорьев протянул руку для прощального рукопожатия. По его лицу скользнула усталая, но довольная улыбка.

— Извини, если что не так, — пожал ему руку Сергей. — Передай привет главному прокурору и его славным сотрудникам.

— Не подлизывайся, — нехотя отмахнулся от него Григорьев, вышел из машины и направился вниз по улице.

Николаев смотрел ему вслед и думал, что вот идет ничем ни отличающийся в обычной толпе человек, один из тех, кто призван стоять на страже порядка и соблюдения законности, один из тех, благодаря которым страна и ее столица еще не рухнули на самое дно бездны. Проходящие мимо люди даже не догадывались о миссии Григорьева, но, похоже, это его и не особо волновало. Следователя обогнала галдящая стайка рослых девиц в светлых платьях. Сегодня они, благодаря таким как он, смогут позволить себе спокойно пройтись после выпускного бала по ночной Москве и не нарваться на “Джека–потрошителя”. Еще мгновение и силуэт Григорьева смешался с толпой спешащих в это позднее время по своим делам людей.

Николаев включил левый поворотник и выехал из сборища иномарок. Милиционер с полосатым жезлом, уже давно неодобрительно смотревший на его старенький “жигуленок”, но отлично понимавший, что толку от разговора с хозяином подобной самобеглой коляски было мало, лишь одна головная боль, наконец облегченно вздохнул и отвернулся. Сергей слегка потеснил выезжающий вместе с ним сверкающий “шестисотый мерс”. Николаев тоже спешил, правда не на очередную гулянку, а домой, заканчивать повесть. Хотя, если честно сказать, она уже была почти завершена, осталось несколько последних штрихов.

Несколько месяцев спустя

— Сань, вставай. Первая машина уже пришла. Вставай быстрей, а то “горбун” вылезет из своей берлоги и нас близко не подпустит.

— Замерз я.

— Согреемся.

— Сейчас, — из груды картонных коробок появилась чумазая голова в ушанке, затем и все остальное. Мальчишке от силы было лет семь–восемь. Хоть он и был в старой зимней фуфайке и весь с головы до ног замотан в прожженное в нескольких местах одеяло, у него зуб на зуб не попадал от холода.

— Пошли быстрей.

Малыш скинул одеяло, засунул его в одну из коробок и присоединился к своему приятелю, который был старше его по крайне мере года на два.

Пацаны прошли, проваливаясь по колено в снег, почти всю свалку и остановились у только что разгрузившейся машины.

— Привет клошары, — по–свойски поздоровался с ними водитель мусоровоза. — Поживиться пришли?

— Здорово. Откуда привез? — Сказал старший из мальчишек и ткнул ногой торчавший из кучи черный мусорный мешок.

— Да, блин, какой‑то “новый русский” огромную дачу откупил, теперь все оттуда выкидывает, ремонт собрался делать. Много всякого барахла, сам бы покопался, да время поджимает. Надо до вечера еще три ходки сделать, — водитель бросил в кабину пустую канистру и уехал.

Пацаны полезли на мусорную гору, откидывая в сторону расколотые дубовые панели и сломанные стулья.

— Богато жили, — сказал старший, выворачивая из‑под обломков очередную, щедро украшенную резьбой деталь кресла.

— Мы тоже богато жили, дом большой был, машина, а потом папке в колхозе зарплату перестали платить. Заболел он и запил. Мамка нового ухажера привела с деньгами и, вместе с бабкой, выгнала папку из дома. Замерз он пьяный на дороге. Я долго плакал, а на следующий день сам ушел. Папку жалко, мамку ненавижу.

— Вырастешь, отомстишь им всем.

— Чую, не доживу я до весны. Все болит внутри, — малыш закашлялся и, сняв рваную рукавицу, сплюнул на ладошку кровавый комочек. — Вот, видишь.

— Ничего, тогда я за тебя этим буржуям отомщу. Сожгу им все. Они еще голышом на головешках попляшут. У меня и пистолет есть. Здесь, на свалке нашел. Схоронил до времени. Патроны бы достать.

Малыш вытер кровь о ватник, натянул варежку и, прежде чем вновь приняться за торчащий из мусорной кучи мешок из плотного черного пластика, сказал:

— Только сестренку мою не трожь. Светкой ее зовут. Она вместе со мной хотела убежать, но я ее отговорил.

— Лады.

Черный мешок, зацепившись за какую‑то острую железку, вдруг порвался и из него вывалилась целая куча фигурок. Некоторые из них были расколоты, без голов и рук, другие были целы и одеты в какие‑то лохмотья. Малыш взял одну из куколок и обратился к своему старшему приятелю, как более знающему, и считавшемуся, даже среди взрослых бомжей, старожилом этой подмосковной свалки:

— А это что такое?

Тот подошел, поднял пару фигурок, осмотрел со всех сторон и авторитетно заявил:

— На игрушки не похожи, уж больно страшны. — Он ковырнул одну из них ногтем. — Воск. Из него “горбун” свечи лепит. Можно поменять у этого жмота на пару банок сгущенки. А если не даст, побросаем в костер. Гореть хорошо будет.

— Их здесь много, — малыш потянул мешок и из него посыпались новые восковые фигурки. — Смотри, какая большая. На одного мужика похожа. Я его по телеку видел. И булавка из нее здоровая торчит. — Малыш взял вольта в руку, выдернул торчащую в его груди острую спицу и пришпилил ее к своему ватнику. — Пригодится…

***

Терзавшая его почти шесть месяцев боль в груди, вдруг разом исчезла. Президент несколько раз глубоко вздохнул, открыл глаза и сказал сидевшему напротив него за столом собеседнику:

— Так, говоришь, Дума меня уже похоронила? Ну нет, мы еще поборемся. Вели закладывать машину. Я еду в Кремль…