Страница 71 из 90
Неожиданно Джо осенило: этот мужик, вне всякого сомнения, сводник высшего класса, как Риццо и обещал, но явно слегка не в себе. А ведь карлик мог бы предупредить заранее…
— А путь к блаженству нам ведом.
Мистер О’Дэниел воздел глаза к потолку и задекламировал:
— Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие небесное. Блаженны плачущие…
«Интересно, — размышлял Джо, — дойдет до этого старого психа, если я снова заговорю о деле?»
— Блаженны гонимые за правду, ибо их есть царствие небесное. Так! — заключил мистер О’Дэниел с видом человека, который отстоял свою точку зрения и теперь может быть великодушным.
— И где же одинокие среди блаженных? Их нет! Ты слышал о нищих духом, о кротких, о милосердных, о жаждущих правды. — Мистер О’Дэниел наклонился к собеседнику, облокотившись о колени и сцепив пальцы. В глазах, нацеленных на Джо, пылал фанатичный огонь.
— Не упоминает Господь об одиноких ни словом, ни намеком. А знаешь, почему? Потому что им не дано вкусить блаженства. В Библии не сказано, что одинокие — блаженны. Нигде!
Мистер О’Дэниел явно был готов взорваться снова.
— Одиночество — это то, что выбираешь для себя сам. Выбираешь! Это твой выбор!
Он выпрямился и обхватил себя обеими руками, словно почувствовал внезапный озноб. Казалось, он наконец-то узнал правду о детях, потерпевших кораблекрушение: все утонули.
— Они мечутся из стороны в сторону, ведут праздную жизнь, тратят себя по пустякам, потакают своим причудам и думают, что это хорошо, просто замечательно, и все потому, что они, видите ли, одиноки. Гм… гм… гм… А это вовсе не хорошо.
Голос угас. Выступление закончилось. Мистер О’Дэниел встал и принялся мерить шагами комнату, бормоча быстро-быстро:
— Читай главу пятую… Евангелие от Матфея. Там все сказано. Читай пятую. До шестой ты еще не созрел. Потом и до нее дойдем. А теперь к делу. Ты ковбой?
Довольный тем, что они наконец-то спустились с небес, Джо откликнулся:
— Да, сэр. Я ковбой.
— Ну, ковбои нам нужны. Все нужны, кто идет к нам. — Мистер О’Дэниел опять осмотрел Джо и кивнул. — Красивый парень, молодой, сильный, видный. Работы для тебя — непочатый край.
Джо обрадовался и успокоился, почуяв, что дело на мази. Он расплылся в улыбке, теперь ему было гораздо легче в обществе этого безумца с важным видом и отеческим голосом.
— Сын мой, знаешь ли ты, чем мы будем заниматься?
— Чем скажете, сэр. Я готов.
— Я верю тебе. — На плечо Джо легла тяжелая рука, а в душу проник взгляд влажных, внимательных синих глаз.
— И мне кажется, я понимаю тебя, Джо Бак. Да, понимаю. И думаю, ты выдержишь испытание лучше, чем другие.
— И я вас понимаю, сэр. — Джо кивнул и улыбнулся еще шире. — А уж как я рад — будто деньги из дома получил.
— Деньги из дома? — Мистеру О’Дэниелу выражение понравилось, и он повторял его на разные лады. И все разглядывал Джо, словно высмотрел в нем большого поэта.
— Вот и еще одна твоя сильная сторона. Ты говоришь обо всем земными, обычными словами, которые понимает всякий. Сын мой, предупреждаю, тебе придется здорово потрудиться, я на тебе воду возить буду! Ты готов к тяжелой, трудной работе?
Джо сделал успокаивающий жест, мол, за мной дело не станет.
Теперь и мистер О’Дэниел заулыбался:
— Ты чудесный мальчик. Мы с тобой сработаемся, клянусь Богом! И радости у нас будут. Обязательно. А теперь… — Он вытянул руку вперед, словно государственный муж, требующий внимания, и шепотом произнес: — Начнем сейчас же, ты не против? Итак, преклоним колена!
Наступила полная тишина — ни слова, ни дыхания. До Джо окончательно дошло то, о чем он смутно догадывался еще у дверей номера триста семнадцать.
Прозрение входило в Джо постепенно, по капле, словно отрава в кровь. Он все не хотел верить, что свалял такого дурака. Понять-то понял, а вот поверить не мог. Не мог и повести себя по-другому.
После долгого молчания Джо, наконец, выдавил:
— Где преклонять-то? — Во рту у него пересохло, из горла шел лишь слабый писк.
— Прямо здесь. Почему бы и нет? — отвечал мистер О’Дэниел. — Ведь мы в церкви. Каждый клочок нашей земли — церковь, я молюсь в барах, на улицах, не стыжусь молиться где угодно. Хочешь, я открою тебе тайну?
— Какую тайну, сэр?
— Недавно я молился в общественном туалете! Богу неважно где. Ему важна молитва.
Джо кивнул и, ничего не соображая, встал на колени и приступил к молитве. Однако благость душевная на него не снизошла.
ГЛАВА 8
Джо в который раз обдумывал дурацкое положение, в котором очутился. Все-таки поверить было выше его сил, поэтому он снова и снова прокручивал случившееся в голове. Тут он услышал слова мистера О’Дэниела, что Иисус войдет в его сердце, и, наконец, осознал все до конца.
Джо молча вскочил с колен и ринулся вон из комнаты, даже не оглянувшись, когда мистер О’Дэниел возопил ему вслед:
— Сын мой! Сын мой! Не пугайся, не надо!
Джо не стал дожидаться лифта и, прыгая через две ступеньки, выскочил прямо на Сорок вторую улицу. Оттуда — на Шестую Авеню, потом на Восьмую, заранее зная, что шансов найти Риццо практически никаких. Он пытался вспомнить, как называется отель, где жил Риццо, но только зря ломал голову.
Джо даже не хотелось вернуть свои двадцать долларов, он желал лишь упиться местью и больше не чувствовать себя последним дураком. На Таймс Сквер у Бродвея он вообразил следующую сцену: нескладная фигура выруливает из-за угла и скользит в дверь табачной лавки. Джо перебегает улицу и хватает коротышку. Риццо и не думает раскаиваться, напротив, он глумится над простофилей. Джо выхватывает нож и приставляет его к горлу обманщика. Нет, сразу он его не зарежет, заставит помучиться.
Но и в мыслях Джо не может даже поцарапать кожу Риццо. Он отбрасывает нож и душит ублюдка голыми руками. Собирается толпа, прибывает полиция и…
И тут фантазия уступила место реальности: Джо увидел собственную фотографию на первой полосе газеты. Он замер, зажмурился и взглянул опять. Нет, газета была настоящей, не менее реальной, чем его ковбойские сапоги. Или киоскер с зеленым солнцезащитным козырьком. На первой полосе бульварной газетенки была фотография молодчика, которого уводят двое полицейских. Джо подумал: «Не может быть, я никого не убивал!»
Но фотография была. Джо купил газету и укрылся в закусочной. Изучая фотографию при свете, он понял, что парень, очень похожий на Джо, почти двойник, был убийцей — маньяком из Западной Виргинии. Он перестрелял всю свою семью — одиннадцать человек. Они запрещали ему играть на губной гармошке.
Джо основательно струхнул, увидев своего двойника под конвоем, да еще в газете — прессу он весьма уважал.
Он отправился на поиски зеркала и наткнулся на него у выхода.
«Я никого не убивал, — сказал Джо отражению. — И не собираюсь». Он сурово кивнул головой и отошел, стуча подковками. Их звук доносился как бы издалека и был лишен всякого смысла.
В номере он припал к другому зеркалу, висящему над столом. Джо изучал свое лицо, словно встретился с собой впервые.
«Нет, — решил Джо, — у меня лицо не убийцы. А может быть, все-таки… Нет, сэр, никак нет. Даже крысу не могу прикончить. Даже Крыса. Да, так те подонки его называли. Крыс. Крыса-Риццо. Да черт с ним». Джо лег спать, не гася света.
Утром Джо просыпался несколько раз, последний — незадолго до полудня. Но даже тогда он некоторое время лежал в полудреме, притворяясь перед самим собой, что еще спит.
Кстати, и в тот день, и в последующие Джо жил, как сомнамбула: ходил, разговаривал, ел, принимал ванну, в общем, с виду был как все, но при этом почти ни о чем не думал. Он сознавал, что деньги утекали с ужасающей быстротой, но ничего не предпринимал, пока в конце следующей недели от управляющего не пришло последнее предупреждение погасить счет за номер.
По ночам его преследовали кошмары: то он пассажир поезда, летящего в пропасть; то жертва неумолимой травли; то одинокий путник на опасной горной тропе; то измученный пловец в бескрайнем океане. А днем он погружался в апатию, отгораживаясь от реальности глыбами пустых фантазий и шелухой мелких забот.