Страница 42 из 127
Перед входом в концертный зал Темпл Холл вдруг заметил знакомое имя. Оно значилось на афише, сообщающей, что в тот вечер выступает хор «Справедливость» с баховскими «Страстями по Матфею». Главными солистами были известные певцы, а шрифтом поменьше значилось: «Второй тенор – Юстас Коккерил».
– «Двух людей с такой фамилией быть не может,» – подумал он. Тихо открыл двери и вошел.
Маленький зал был полон, и поскольку никто его не заметил, Боун тихонько встал за колонну и стал слушать.
Хор уже заканчивал первую часть. Хорал «И восстанешь.» подходил к концу и по басовым и теноровым речитативам Боун решил, что пришло время. Второй состав уже был на ногах, и Боун увидел Коккерила, который тихонько присоединился к ним.
Все его поведение было отмечено несомненной уверенностью в себе и после первых нот «О горе, горе!» впечатление Боуна подтвердилось. У Коккерила был не просто хороший, красивый голос. Правда, ему недоставало концертного блеска, каким отличается исполнение профессионала, но это полностью компенсировали чистый тон, исключительная модуляция и трогательная непосредственность. «О, горе!»– Как будто слова эти певец произносил впервые.
Хор зарыдал:
– Господь мой, почему ты должен так страдать?
И тенор вновь зазвенел:
– Перед судом предстанешь.
Слова влекли за собой цепочку образов, как не смонтированный фильм; начиная со старого судьи, обрекающего на смерть, и кончая хмурым рассветом на тесном дворе, обнесенном высокой стеною.
Когда Боун в мыслях вернулся на землю, Коккерил уже начинал свое второе соло «Господа святого чтить буду.» Для любителя партия сложная, но певец блестяще справился с нею, словно и не замечая трудностей. С исключительным вдохновением выводил долгие пассажи, пока голос его не растворился в заключительном хорале.
Когда отзвучали последние ноты, Боун торопливо окинул взором публику и убедился, что в восторге не один он. Слушатели отдали должное прочувствованному исполнению мгновением мертвой тишины, перешедшей в тот легкий шумок, который обычно следует после напряженного внимания.
И тут Боун увидел ещё кое-что.
В трех рядах перед собой он заметил голову на крепкой шее, переходившей в могучие плечи деревенского кузнеца.
Эту фигуру нельзя было не узнать.
Он немало удивился, что же привело инспектора Хейзелриджа в тот вечер в концертный зал Темпл Холл…
14. Суббота
ПОДГОТОВКА К ЗАВЕРШЕНИЮ
Дом может оказаться жилым, но совсем не таким, как дом, означенный в купчей.
I
– Ага, – протянул заместитель начальника полиции.
Нарисовал в лежавшем перед ним блокноте рассерженного кролика, на минутку задумался, вытащил из нагрудного кармана пиджака четырехцветную ручку и пририсовал ему клетчатый галстук.
– Теперь ваш ход, – заметил он.
– Не вижу иной возможности, – согласился Хейзелридж. – Проблема в том, что все эти новые материалы пришли в последнюю минуту, так что у меня ещё не было времени его о ни о чем спросить.
– Но вы его уже допрашивали.
– Предварительно – как и всех остальных.
– Гм. – заместитель вернулся к своему кролику, и одарил его цилиндром, моноклем и наконец деревянной ногой. – У него явно была возможность совершить оба убийства. Метода соответствует его возможностям. И доводов было достаточно.
– В известном смысле даже слишком.
– К чему вы это говорите?
– Тут вот в чем дело, – осторожно начал Хейзелридж. – Я всегда был убежден, что определенный тип людей убивает в припадке ярости, и совсем иной – ради корысти. А тут, похоже, было и то и другое.
– Это можете оставить для апелляционного суда, – цинично бросил заместитель.
II
– Мне это совсем не нравится, – сказал сержант Роллс. Они с Хейзелриджем стояли в тени на Си Лейн. Где-то впереди неясным пятном белел домик. Видимость была весьма паршивая.
– Он приплыл сюда в четыре часа. Целый день гонял по устью реки – без видимой цели, словно изучал местность. Это кутер в тридцать два фута с подвесным мотором «остин». Для такого судна нужен экипаж в два человека, но он справляется один, и любо дорого смотреть как.
– И вообще не сходил на берег?
– Сходил. Заходил в дом выпить чаю, который приготовила ему миссис Малле. Потом снова вернулся на борт. И до сих пор там.
– Что он делает?
– Сидит, наверное, – пожал плечами Роллс. – Главное, что он все ещё здесь. Что никуда не смылся.
– У вас глаза лучше моих, – с завистью заметил Хейзелридж. Он едва различал контуры дома, а тем более того, что за ним.
– Я привык к темноте, – заметил сержант. – Но кто это? А, миссис Малле.
Перед ними вынырнула плотная фигура в плаще.
– А вы что здесь делаете? – спросила миссис Малле. – Пикник полиции?
– Придержите язык, миссис Малле. Это старший инспектор Хейзелридж из Скотланд-Ярда.
– Мы уже знакомы, – сказала миссис Малле.
– Он хотел бы знать, что делает Хорниман-младший на яхте.
– Мы живем в свободной стране, разве не так? – спросила миссис Малле. – Если вас это интересует, пойдите и спросите.
– Недурная идея, – согласился Хейзелридж. – Но если не возражаете, я предпочел бы, чтоб это сделали вы.
– Да ради Бога, – равнодушно согласилась миссис Малле, но оба заметили, что её черные глаза вспыхнули от любопытства.
Она исчезла за углом. Мужчины незаметно потянулись следом.
Из темноты донесся голос Боба Хорнимана.
– Это вы, миссис Малле?
– Да, сэр, это я. Принесла вам молоко к ужину. Не пойдете наверх?
– Пока нет, – ответил Боб. Едва ощутимое поначалу напряжение в его голосе было теперь вполне заметным. – Будьте так добры, оставьте его за дверью. Телеграмма ещё не пришла?
– Когда я уходила, ещё нет, – сказала миссис Малле, поднялась с причала в гору и сообщила:
– Видели? Ничего не сказал.
– Ладно, – протянул Хейзелридж, – придется рискнуть.
Ситуация чем дальше, тем меньше ему нравилась. Теперь он уже различал силуэт Боба на фоне бликов на воде. Казалось, тот сидит, скорчившись и скрестив ноги, на низкой крыше рубки и не обращая внимания на холодный вечерний бриз, смотрит на воду. Яхта стояла на одном кормовом якоре футах в десяти от пирса, который сам футов на пятнадцать выступал в залив. Расстояние явно было слишком велико, чтобы Боб мог отважиться его перепрыгнуть. Но с того момента, как заместитель спросил, может ли по его мнению Боб решиться бежать, Хейзелриджа мучало неприятное чувство, что он знает, как ответить. Но тогда не ответил. Ему казалось глупым предсказывать то, что и так скоро станет ясно.
Инспектор глубоко вздохнул.
– Мистер Хорниман!
– Да? Что вам угодно?
– Это инспектор Хейзелридж. Мне нужно с вами поговорить.
Наступила короткая пауза.
– Вы выбрали чертовски странное место, – заметил Боб.
– Знаю, но то, что я вам хочу сказать, крайне важно.
Наступила пауза подольше.
– Нам не стоит перекрикиваться через залив, – Боб поднялся. – Как известно, звук разносится над водой Бог весть куда.
Боб развернул яхту так, что просвет между берегом и кормой значительно уменьшился, и прыгнул на берег, где пришвартовал свой корабль к стальному кнехту.
– Пойдемте в кухню, – предложил он ничего не выражавшим голосом.
Хейзелридж последовал за ним по узкой каменистой дорожке. Он не мог сказать, облегчение испытывает, или удивление. И десять минут спустя все ещё не был уверен в этом.
«Боб Хорниман от вопросов не уклоняется, – думал он, – но и полной правды не говорит.» Они сидели лицом к лицу в кухне. В свете сильной лампы без абажура лицо Боба казалось ещё бледнее обычного, глаза за толстыми стеклами глядели настороженно.