Страница 24 из 104
Шелби отошел за поленом дров для камина. Он обрадовался возможности отойти. Лора взглядом следила за его движениями.
— Ты что же, просила его проявить к ней особую доброту именно в ту среду, дорогая? — Уолдо сделал вид, что задает невинный вопрос, а на меня он при этом бросал любопытные взгляды.
— В среду? — спросила она, сделав над собой усилие, чтобы выглядеть забывчивой.
— В прошлую среду. Или это был вторник? В тот вечер на стадионе исполняли Токкату и фугу, это было в среду? — Он перевел глаза на Шелби и на камин. — Лора, когда у тебя был коктейль?
— Ах, этот! — сказала она. — В среду.
— Вам следовало бы там присутствовать, Макферсон, — сказал Уолдо. — Там было очень, очень весело.
— Ты говоришь глупости, Уолдо, — сказала Лора.
Но Уолдо решил затеять спектакль, и ничто не могло его остановить. Он поднялся с бокалом шампанского в руке и как бы стал представлять Лору в качестве хозяйки всем приглашенным на коктейль. Он не только говорил фальцетом и покачивал бедрами, как делают большинство мужчин, когда изображают женщин. Он демонстрировал настоящий актерский дар. Он изображал хозяйку, переходил от гостя к гостю, представлял незнакомых людей, следил за тем, чтобы бокалы были полны, обносил гостей подносом с сэндвичами.
«Здравствуйте, дорогой, я рада, что вы пришли… вы должны познакомиться… Знаю, что вы будете просто в восторге… Не говорите мне, что вы не пьете… И не едите!.. Эта маленькая порция икры не прибавит ничего к вашему весу… Вы не знакомы… это невероятно, все знают Уолдо Лайдекера, он Ноэль Кауард в тяжелом весе… Уолдо, дорогой, это один из твоих самых преданных поклонников…»
Спектакль был хорош. Перед нами проходили чванливые, ничтожные мужчины и высокомерные женщины, и все это время, когда он двигался по комнате, подражая Лоре с подносом в руке, было очевидно, что эта воображаемая Лора наблюдает за чем-то, что происходит у окна эркера.
Вот Уолдо перешел к окну эркера. Характер его движений изменился, его жесты стали мужскими. Он изображал галантного и осторожного Шелби. И девушку, которая снизу вверх смотрела на Шелби, моргая глазами и теребя его за лацканы пиджака. Он прекрасно уловил интонации голоса Шелби, и хотя я ни разу не слышал голос девушки, я знал, что множество куколок разговаривают именно так, как Дайяне.
«Дорогой, ты выглядишь лучше всех мужчин в этой комнате… Разве мне нельзя этого сказать?» — «Детка, ты пьяна, не говори так громко». — «Шелби, если я просто молча обожаю тебя, что в этом плохого?» — «Ради Бога, крошка, тише. Помни, где мы находимся». — «Шелби, пожалуйста, я не пьяна, я никогда не напиваюсь, и я вовсе не говорю громко». — «Тсс, дорогая, все смотрят на тебя». — «Пусть смотрят, мне нет до них дела». Кукольный голос стал резким и сердитым. Пьяные девушки из баров всегда разговаривают так визгливо.
Шелби отошел от камина. Кулаки его были сжаты, челюсть выдвинута вперед, лицо позеленело.
Лора дрожала.
Уолдо прошел на середину комнаты и сказал своим голосом:
— Наступила страшная тишина. Все смотрели на Лору. У нее в руках был тот самый поднос с сэндвичами. Всем, кто находился в комнате, стало Лору жаль. Через неделю и один день она должна была выйти замуж.
Уолдо по-кошачьи, женской походкой прошел к окну эркера. Я представил себе, как Дайяне и Шелби стоят на этом месте.
— Дайяне схватила его за лацканы…
Лора, настоящая Лора, в золотистом платье сидящая на кушетке, сказала:
— Мне очень жаль, ради Бога, сколько раз нужно повторять, что мне очень жаль!
Шелби поднял сжатые кулаки и сказал:
— Да, Лайдекер, мы все сыты по горло. Хватит кривляться.
Уолдо посмотрел на меня.
— Как же так, Макферсон! Вы пропустили самую лучшую сцену.
— И что же она сделала? — спросил я.
— Можно сказать? — спросил Уолдо.
— Лучше уж скажите, — проговорил Шелби, — иначе он представит себе что-то гораздо худшее.
Лора начала смеяться:
— Я стукнула ее подносом с сэндвичами. Я ее стукнула!
Мы подождали, пока истерика закончится и она успокоится. Она и плакала, и смеялась одновременно. Шелби хотел взять ее руку, но она ее отдернула. Потом она смущенно посмотрела на меня и сказала:
— Я ничего подобною раньше не делала. Даже не представляла, что могу так поступить. Мне хотелось умереть.
— И это все? — спросил я.
— Все, — ответил Шелби.
— В моем собственном доме, — проговорила Лора.
— А что было потом?
— Я пошла в спальню. Не хотела, чтобы кто-нибудь заходил и разговаривал со мной. Мне было стыдно. Через какое-то время зашел Шелби и сказал, что Дайяне ушла и что мне просто обязательно нужно выйти к гостям.
— После всего случившегося, — сказал Шелби.
— Все вели себя тактично, но от этого мне было только хуже. Шелби был очень мил, он уверял меня, что мы должны выйти на улицу и немного выпить, чтобы я больше не думала о происшедшем и не корила себя.
— Как он был добр! — не мог не отметить я.
— Шелби великодушен, он легко прощает, — добавил Уолдо.
— Но Шелби ведь ничего не мог поделать, если Дайяне влюбилась в него. — Лора не обращала на двух других присутствовавших в комнате никакого внимания, она объясняла ситуацию мне. — Он, как всегда, был добр, вежлив, внимателен. А Дайяне, бедняжка, росла в доме, где женщин поколачивают. Она никогда раньше… не сталкивалась с джентльменом.
— Черт возьми! — произнес Уолдо.
— Ей хотелось найти нечто лучшее, чем то, что она видела у себя дома. Ее жизнь была ужасно убога. Даже ее имя, как бы глупо это ни звучало, говорило о том, что она стремилась к лучшей жизни.
— Ты разбиваешь мне сердце, — сказал Уолдо.
Лора взяла сигарету. Руки ее дрожали.
— Я не очень отличаюсь от нее. Я тоже приехала в Нью-Йорк, несчастная девушка без друзей, без денег. Люди отнеслись ко мне по-доброму, — она указала сигаретой на Уолдо, — и мне казалось, что я просто в долгу перед такими, как Дайяне. Я была у нее единственной подругой. А Шелби был ее другом.
Все это прозвучало просто и человечно, она стояла ко мне на таком близком расстоянии, что я чувствовал запах ее духов. Я отпрянул.
— Марк, вы ведь мне верите? — спросила она.
— Что это был за ужин в пятницу? Примирение? — спросил я.
— Да-да, примирение, — она улыбнулась. — С вечера в среду до утра в пятницу у меня было отвратительное настроение. Я знала, если не повидаю Дайяне и не скажу, что сожалею о том, что случилось, то испорчу себе весь отдых. Вы считаете меня глупой?
— Мягкотелой недотепой, — сказал Уолдо.
Шелби поднял кочергу только для того, чтобы помешать угли в камине. Нервы мои были напряжены, и каждый раз, когда зажигалась сигарета, мне чудилась угроза насилия. Это потому, что я желал насилия. У меня чесались руки, мне хотелось приложить их к какой-нибудь жирной шее.
Я сделал два шага вперед и оказался вновь рядом с Лорой.
— И именно за ужином вы закурили…
Здесь я остановился. Лицо ее стало белее платья, в котором была похоронена Дайяне.
— Закурила, — прошептала она это слово.
— Закурили трубку мира, — сказал я, — и предложили ей свою квартиру.
— Да, закурила трубку мира, — сказала Лора. Она очнулась. Глаза ее заблестели, щеки порозовели. Своими тонкими сильными пальцами она держала меня за рукав. — Верьте мне, Марк, вы должны мне поверить, что все было в порядке, когда я предложила ей свою квартиру. Пожалуйста, ну пожалуйста, верьте мне.
Шелби не произнес ни слова. Но мне показалось, он улыбался. Уолдо громко рассмеялся и сказал:
— Будь осторожна, Лора, он сыщик.
Ее рука соскользнула с моего рукава.
ГЛАВА IX
В тот вечер я опять ужинал с Уолдо. Спросите меня, почему я это делал. Я и сам задавал себе этот вопрос в ресторане «Золотая ящерица», когда глядел на его толстое лицо, склонившееся над тарелкой супа из ласточкиного гнезда. Шел дождь. Мне было одиноко. Хотелось поговорить с кем-нибудь. Поговорить о Лоре. Она и Шелби ели бифштекс с картофелем фри. Я тянулся к Уолдо. И страшно боялся потерять его. Я его презирал, и в то же время он восхищал меня. Чем глубже я проникал в эту историю, тем меньше я узнавал сам себя, тем больше я чувствовал себя новичком в этом новом для меня мире.