Очки для близости

Охрана не обращала на меня никакого внимания. У парней головы кружились от мелькания крахмальных фартуков и девушек с пылесосами, подбиравшими малейшие соринки. Все должно блестеть и сверкать.

В своей комнате мне было тоскливо, я позвонила в Кашин и поговорила с сестрой.

Свекор сделал для Маши-младшей деревянную колыбельку, и теперь Андрей шкурил и полировал ее до зеркального блеска. Симе нравилось в провинции, и если бы не институт, она с удовольствием родила бы в Кашине и первые месяцы провела там. Но мужу придется вернуться к первому сентября в Москву, и с ними поедет его мама. Помогать и присматривать за внучкой.

После разговора с сестрой я почувствовала себя еще более одинокой. Побродив по комнате, я заперла ее на ключ и спустилась в гараж.

Геннадий напевал что-то русское народное, копался в моторе «Запорожца» и не заметил, как я вошла. Я не стала ему мешать, облокотилась на капот и молча наблюдала за его уверенными движениями. Наконец он потянулся за какой-то железякой, увидел меня и вздрогнул.

— Напугала? — спросила я.

— Боливара, — отшутился он. — Как мальчики?

— Спят.

Геннадий усмехнулся:

— Они полдня меня уговаривали написать имя лошади на бортах.

— Напишете?

— Думаю над этим.

— Хотите, предложу вам компромисс? — Он кивнул. — Изобразите скакуна на капоте. Будет нарядно.

Геннадий задумчиво наморщил лоб, оглядел машину и улыбнулся:

— Годится. Я даже знаю, кто мне это сделает.

— Только не доверяйте фантазии Филиппа! — в притворном ужасе воскликнула я.

— Н-у-у-у… Так далеко я не захожу.

Я погладила автомобильчик и спросила:

— Зачем вам Боливар?

Очень серьезно Гена ответил:

— Это первая машина, которую я купил на собственные деньги. Первую мне подарили на восемнадцатилетие, на вторую добавили… В общем, все они были не мои.

А этот, — он легонько стукнул черным кулаком по кузову, — только мой! Я за четыре дня заработал на него деньги и купил его, можно сказать, на свалке.

За разговорами незаметно текло время, до гаража почти не доносились звуки подготовки к празднику. Чтобы сделать другу приятное, я посидела за рулем Боливара и сказала, что он уютный. Философ пообещал купить Боливару подружку и назвать ее Фру-Фру, продолжая традицию литературных имен.

В половине пятого я пожелала Геннадию успехов и отправилась будить мальчиков.

Включив в спальне тихую музыку, я прошептала «подъем» и начала готовить для них выходные наряды. Малыши уныло и сонно разглядывали смокинги, бабочки, надраенные ботинки и прятались под одеялами.

— Ничего страшного, — уговаривала я их, — это на один день, как-нибудь потерпите.

— А можно мы еще немного у себя поиграем? — спросил Филипп.

Я посмотрела на часы и согласилась:

— Хорошо. Но скоро приедет Тина, а вы такие растрепы.

— А пусть она сюда придет, — вильнул Максим. — Здесь игрушки.

— Договорились. Я сейчас схожу в свою комнату, принесу видеокамеру, и мы начнем снимать кино.

Пожалуй, с этого и следовало начинать.

Малыши тут же подскочили и запрыгали на кровати.

— Чур, я первый, — кричал Максим.

— Ха-ха, — отвечал Фил. — Ты будешь снимать меня, и на пленке первым буду я!

Близнецы едва не подрались. Унимая страсти, я сказала, что первая снимаю я и только тогда, когда мальчики будут при полном параде.

С этими словами я вышла из комнаты и направилась к себе.

На кровати лежал приготовленный для праздника костюм, я быстро переоделась, поправила прическу и макияж и, прихватив камеру, вышла в коридор.

Там я увидела Дмитрия Максимовича.

Полностью готовый к приему гостей, нарядный и дородный, он стоял у двери в темную комнату и, по-моему, собирался двигаться в мою сторону, но, увидев, что я иду ему навстречу, остановился.

— Мария Павловна, добрый день, — поздоровался хозяин. — Вы мне нужны.

— Здравствуйте, Дмитрий Максимович, поздравляю с днем рождения.

Юбиляр лишь устало махнул рукой и пригласил меня в кабинет.

— Я получил факс из Мюнхена. — Он протянул мне листок бумаги. — Не могли бы вы перевести эту фразу дословно?

Я проследила за указательным пальцем Бурмистрова, выделила из текста предложение и задумалась.

— Дмитрий Максимович, для абсолютной уверенности мне надо перевести весь абзац…

В кармане хозяина зазвонил телефон, чертыхаясь, Бурмистров достал трубку и гаркнул:

— Алло! — Пауза. — А я откуда знаю где?! — Пуаза, Бурмистров кипит, словно древний самовар. — Сейчас подойду. Сумасшедший дом, — пробурчал он, убирая трубку. — Мария Ивановна, я отлучусь ненадолго, вот ручка, вот бумага, переведите весь абзац.

Ворча что-то о родне, у которой мозги набекрень, он вышел, захлопнув за собою дверь.

Я стояла в тишине темного кабинета, смотрела на раскрытый ноутбук, стакан минеральной воды на столе и удивлялась прихотям судьбы. О таком случае можно только мечтать. Я одна в кабинете, времени более чем достаточно, хозяин уже готов к приему, значит, работать не будет…

Автоматически переведя абзац, я положила подготовленный текст на видное место и замерла у стола. Уничтожить компьютер сейчас? Или оставить это для Феликса?

Пусть все идет своим чередом, трусливо решила я и отвернулась от стакана, притягивавшего мои руки, как магнит железную стружку. А если Бурмистров собирается занести что-то в компьютер из мюнхенского факса?

«Страус ты, Маша», — припечатала я себя и почти обрадовалась, когда хозяин вошел в кабинет.

— Перевели? — спросил он.

— Да. Вот это слово, скорее всего, опечатка…

— А-а-а, — протянул Дмитрий Максимович, просмотрел текст и довольно закончил. — Тогда конечно… Тогда все в порядке.

Спасибо, Мария Павловна.

Из кабинета мы вышли вместе, дверь за нашими спинами чмокнула автоматикой, и Бурмистров почти бегом кинулся к лестнице.

Я шагала следом на дрожащих ногах и понимала, что, скорее всего, совершила глупость. У Феликса-Фаины может что-то сорваться, и я упустила единственную реальную возможность сделать то, что мне ведено.

Ну почему я такая трусиха?!

Первый этаж дома медленно превращался в улей, готовый к приему трутней.

Я склонилась над перилами, глянула вниз и увидела, как мадам и Тамара Ивановна принимают парад официантов. Мужчины в ливреях будут обслуживать гостей, гуляющих вокруг струнного квартета; девушки в юбочках и топах станут разносить напитки тем, кто соберется у бассейна под цветочными гирляндами.

«Красиво», — вздохнула я и пошла к детям.

В игровой комнате ползали по ковру Максим и Филипп в шортах, над ними, разглядывая железную дорогу и крошечные поезда, склонилась Тина. На девочке было длинное пышное платье, волосы уложены в прическу маленькой принцессы, и вся она казалась по-взрослому важной и снисходительной.

Равнодушные к нарядам братья запускали локомотив с горки и переодеваться не торопились.

— Здравствуйте, — присела в реверансе принцесса.

— Здравствуй, Валенька, — ответила я и увидела, что девочка ждет реакции на пышные кружева своего платья. — Какая ты красивая, Тина! Как маленькая Барби.

— Правда?! — обрадовалась девочка. — И мама сказала «как кукла»!

Максим и Филипп ревниво глянули на «Барби», засопели носами и побежали переодеваться.

— Валенька, ты посиди, пожалуйста, в игровой, — попросила я. — Я помогу мальчикам переодеться, и мы все вместе спустимся к гостям.

Первыми кадрами пленки был торжественный спуск детей с лестницы. Я попросила мальчиков взять Тину за руки, бегом спустилась вниз и сняла, как два брата в смокингах и бабочках осторожно ведут маленькую нарядную сестрицу по покрытым ковром ступеням.

Получилось так торжественно и мило, что в холле на секунду смолкли голоса, и все присутствующие, включая охрану, засмотрелись на детей.

— Браво, — шепнул мне на ухо неизвестно откуда взявшийся Геннадий. — Спилберг сдохнет.

Я развернулась к нему и тут же нацелила объектив видеокамеры на отмытого и приодетого философа. Даже очки на Геннадии были парадно-выходные.