Футуриф. Токсичная честность

«Вот, ты жлоб! Зеленый, толстый, развалился, как бегемот в луже, посреди атрибутов партизанской жизни: справа — пистолет-пулемет, слева — не вполне совершеннолетняя женская персона смешанной арабо-негроидной расы. Докатился, блин…».

Посмотрев на все это немного в другом ракурсе, он внес несколько поправок.

«Не такой уж я толстый, а по меркам потребителей Макдоналдса я даже стройный».

«Пистолет-пулемет нужен под рукой, если ты слегка в контрах со спецслужбами».

«Женская персона младше 18-ти, но не малолетняя, а биологически взрослая для…».

…Тем временем, упомянутая персона тоже проснулась, и, как мячик перекатилась на широкий торс «авторитетного полевого командира». Прежде чем он успел сделать ей замечание, что прыжки на живых людей по утрам не могут считаться цивилизованной бытовой практикой, она перехватила инициативу еще не начавшегося разговора.

— Знаешь, Хэнк, я читала в Интернете, что надо делать девушке утром после секса. Там везде сказано, что мужчина хочет утром еще раз рассмотреть любимую девушку, и ей лучше не одеваться, и не закутываться, иначе ему будет обидно. Это правда?

— Правда в том, — сказал он, — что для всего персонала есть утренний распорядок: подъем — личная гигиена — физзарядка — завтрак. Это относится к любимым девушкам тоже. Об одежде: учитывая, что задачи нашего экипажа в данный интервал времени являются гражданскими, форма одежды — произвольная. Отсутствие одежды является вариантом произвольной формы одежды. Как поняла, боцман?

— Иногда, — ответила Фируз, — ты говоришь, как в кинокомедиях про флот янки!

— Кто на флоте служил, тот над комедиями не смеется. Марш мыться, боцман! — с этими словами бывший лейтенант спецназа поднял девушку, поставил на ноги, и аккуратным шлепком по попе направил в сторону ванной. Фируз послушалась, и только на финише обернулась на секунду, игриво показала Хэнку язык, после чего скрылась за дверью.

Он многозначительно хмыкнул и подумал: «а ведь хорошая девчонка, жаль ее: влипла в политику, попала в темную компанию, в смысле, ко мне, и что теперь с ней будет?».

Не теряя мысль, он встал с кровати и пошел в крошечную гостевую комнату мансарды бунгало, где была душевая кабинка. Там, моясь, он посмотрел на это в другом ракурсе.

«Если бы не политический казус, то девушку отдали бы в жены какому-нибудь шейху, дегенерату в физическом, интеллектуальном и эмоциональном смысле. На таком фоне зеленый вождь акваноидов выглядит выигрышно. В теории, можно представить, что на горизонте появился бы, например (условно), граф Люксембург, и полюбил бы Фируз с первого взгляда (и она его тоже). Маловероятный вариант, но вдруг ей так повезет».

Фантазия про графа развеселила Хэнка, он вылез из душевой кабинки, обернул на себе полотенце на манер древнеримской тоги, вскинул руку в приветствии и с выражением продекламировал, как в школьном театре:

— Вы знаете, граф, что мой боцман для меня — как семья. Но я не буду противиться воле Афродиты, и становиться поперек пути истинной любви! Увозите ее в Люксембург, да хранят вас боги! Будьте счастливы. Ниппон банзай!

— Эй, Хэнк, — осторожно окликнула Фируз, стоя на середине лестнице и высунув голову через люк в мансарду, — ты разговариваешь с кем-то по телефону?

— Я выполняю упражнение по дипломатической риторике. А что?

— Просто, я хочу сказать: мы обещали ребятам-австралийцам поднять со дна их шверт.

— Мы это сделаем после завтрака, — ответил он.

— А-а… Хэнк, ведь тогда мы спалимся.

— Как ты сказала?

— Мы спалимся, — повторила Фируз, — так всегда говорят в шпионских фильмах.

— Стоп, боцман! Так говорят в случае провала агента-нелегала.

— Да, — она кивнула, — ведь пока что австралийцы думают, что у тебя просто body-art…

— Еще раз стоп, — сказал он, — ты рассуждаешь так, будто акваноиды, это какие-нибудь нелегальные мигранты. А в действительности мы считаемся коренным народом этого региона, исконными лемурийцами, и это подтверждено комиссией ООН по вопросам папуасов и негритосов, не помню, как эта херня точно называется.

— Мы? — переспросила она.

— Ну… — Хэнк скорректировал тезис, — …Точнее, я. Не важно. И вот что: наверное, ты помнишь, что вчера мы решили поднять популярность отеля-пиццерии «Везувий».

— Ага! — подхватила Фируз, — Нам надо создать миф, как говорит великий шаман Элам!

Маленький самоходный понтон с лебедкой — отличное изобретение для подъема со дна яхтенных аксессуаров, утопленных неосмотрительными туристами. Такой дивайс был недорого арендован австралийской парочкой от полудня до вечера. Правда, они очень смутно представляли себе, как их новые друзья-янки намерены поднять шверт (нижний стабилизирующий плавник швертбота — штуку весом полцентнера). Сейчас сверху был отлично виден этот ярко-желтый предмет — как сектор, вырезанный из круга два метра радиусом. Он лежал на глубине полста метров. Цеплять крюком-кошкой, спущенным с поверхности на тросе — нереально. Надо нырять, и привязывать. Как тут без акваланга?

…Именно этот вопрос задал Франц, глядя, как Хэнк невозмутимо пристегивает трос к обычному поясу дайверских шортов.

— Увидишь, — ответил тот, опустил маску на лицо, и скомандовал, — стравливайте трос.

— А ласты? — спросила Сэлли.

Хэнк отрицательно махнул ладонью, прыгнул за борт и, не торопясь, поплыл вниз.

За ним разматывался трос с освобожденного барабана лебедки.

— Уф!.. — выдохнула австралийка, — …Что-то я не поняла этого прикола.

— Просто, Хэнк хорошо ныряет, — отозвалась Фируз, сидевшая на краю понтона.

— Настолько хорошо? — с подозрением в голосе спросил Франц.

— Ну… — юная оманка пожала плечами и загадочно улыбнулась.

Сэлли, глядя то на секундомер, то в воду, сосредоточенно произнесла.

— Он добрался до дна. Две минуты под водой. Многовато.

— Нормально, — успокоила Фируз.

— Сто чертей! — сказал Франц, как будто прилипнув взглядом к воде, — Я просто не могу поверить! Он там привязывает трос к нашему шверту, и даже не торопится… А вот он, кажется привязал… Да, сделал петлю через поворотный вырез. Так надежнее всего.

— Четыре минуты, — проинформировала Сэлли, — эй, Франц, не спи, он же тебе сигналит: выбирай трос помалу.

— Да, верно, — ответил Франц, и чуть повернул ручку реостата лебедки. Барабан лебедки начал медленно вращаться, наматывая примерно фут троса в секунду. Было видно, что лежащий на дне шверт сначала встал на ребро, взметнув облачко ила, а потом повис на тросе, и пополз к поверхности. Хэнк следовал параллельным курсом, присматривая за состоянием узла крепления. Вообще-то узел был завязан надежно, но мало ли что…

— Пять минут, — сказала австралийка, — алло, Фируз, признайся: это трюк какой-то?

— А ты угадай, Сэлли.

— Сто чертей! — снова произнес Франц, — Твой парень ведет себя так, будто он реальный акваноид! Сначала он нарисовал себе оливковый body-art, а теперь вот так под водой… Фируз, скажи честно: он фридайвер высшего мирового уровня, или акваноид?

— Шесть минут, — отметила австралийка, — так, что скажешь, Фируз?

— Хэнк — акваноид, — ответила оманка, — и у него не body-art. Просто, цвет кожи такой.

Австралийцы переглянулись, и Франц проворчал:

— Помнишь, Сэлли, я тебе еще вчера сказал: может, этот парень — акваноид? А ты меня грузила, что, акваноиды — это сказка, придуманная в 2013 году шутниками с TV-канала «Discovery». Русалки из фотошопа, и всякая ерунда. Ты так говорила!

— Так, Франц. На днях по ABC-TV была передача «От имени науки». Там говорили, что нйодзу, это просто такое племя, а акваноидов не бывает… Вот, блин! Уже семь минут.

— Десять метров осталось, — сказал Франц, а потом почесал в затылке, — слушай, Фируз, может, я ерунду скажу. Тот акваноид Хэнк Завоеватель, про которого было в прессе…

— Да, — оманка кивнула, — у Хэнка такое прозвище.