Золотая жаба Меровингов

Этот вопрос не вызвал затруднений у парламентария. Он спокойно перечислил людей, которые и так были известны публике, поскольку были коллективным лицом коалиции парламентского большинства. А себя Зеештейн скромно поместил в конце списка.

— Очень хорошо, — произнес доктор Гюискар, — с вас-то и начнем. У меня перед глазами полный текст вашего выступления на сентябрьской сессии Европарламента. И там я не увидел ничего про катастрофу. Наоборот, вы говорили о крупных успехах обновленной политики мультикультурализма, о ходе интеграции трех поколений мусульман в нашу европейскую культуру, и о ценностях религиозного равноправия. А тех, кто говорил в сентябре то, что вы говорите сейчас, вы клеймили как неонацистов, прикрывающихся флагом христианской церкви, каковая церковь, кстати, вела тогда доброжелательный диалог с мусульманскими лидерами, чтобы прийти к общему взгляду на роль религии в обществе, и на этические правила добрососедства между христианами и мусульманами. Соответственно, у меня вопрос: что произошло между сентябрем и ноябрем, когда вы внезапно стали бороться за закон Ван дер Бима? Может, с небес снизошло озарение, и посетило всех перечисленных вами персон – будущих лидеров здорового ядра? Или, в прозаичном варианте, вас кто-то настойчиво и убедительно попросил перекраситься? Я задавал исходный вопрос, рассчитывая узнать это. Вы готовы объяснить сказанное?

— Э-э… — растерялся лидер фракции, — …Я не думал, что вам интересны процедурные детали парламентской политики. Если вы… Э-э… Настаиваете, то, мы очень быстро подготовим вам… Э-э… Исчерпывающую справку по интересующему вопросу.

Мартин Гюискар утвердительно кивнул ему с экрана.

— Да. Я настаиваю. Одна попытка вами потеряна. Осталось две. Надо отметить, что вы недостаточно серьезно отнеслись к вопросу. Чтобы настроить всех вас на деловой лад, придется показать вам документальный фильм о взрыве колледжа Церковного права. Я провел этот взрыв сегодня днем. Это сравнительно маленький взрыв, эквивалент около полтонны по тротилу, но результаты, я думаю, заинтересуют вас. Я напомню: та бомба, которую я приготовил для этого шоу, имеет эквивалент полтораста тонн. Фильм будет короткий, а после него мы поговорим о вашей второй попытке.

…20 минутный фильм произвел на собравшихся парламентариев сильное впечатление. Когда Гюискар вернулся на экран, лица в зале выглядели бледно, а разговоры звучали шепотом. Отметив эти факты, как признаки деловой обстановки, террорист объявил:

— Как и было обещано, при второй попытке делается штрафное расширение вопроса. Я призываю вас к вниманию. Расширение такое: КАКИМ образом Совет Европы создал общественную поддержку закона Ван дер Бима в январе, если по опросам, лишь около четверти избирателей высказывались за повышение политической роли церкви? С этим расширением вам предстоит ответить на первый вопрос. Я даю вам 2 часа. Вы можете проголосовать за нового отвечающего, если мистер Зеенштейн вам не понравился. Но, постарайтесь быть внимательнее. Если вы провалите вторую попытку, то ваша жизнь повиснет на волоске. Я оставляю вам на экране скриншот взрыва колледжа. Мне это кажется хорошим стимулом. Таймер включен, я жду ответ через два часа.

…

Доктор Гюискар выключил микрофон, и спросил у майора Туроффа:

— Хотите еще чашечку кофе с абсентом?

— Просто крепкий черный кофе, если нетрудно, — попросил майор.

— О, да, разумеется, — и террорист подошел к бару, впрочем, продолжая, разговор, — мне показалось, Отто, что у вас на языке вертится вопрос: чего добивается этот шизоидный ученый от десятка говорящих овощей, которые считаются верхним слоем европейского публичного истеблишмента? Я угадал?

— В общем, угадали, — подтвердил Турофф, — только я бы добавил еще вопрос: почему не освободить тех заложников, которые явно не при чем? Для вашей сверхзадачи это даже полезно. Ведь, если вы отпустите женщин и детей, проживающих в отеле на проспекте Европы, и в комплексе служебных вилл в Оранжери, то отношение зрителей к вам сразу улучшится. А впечатление от ваших актов возмездия не ослабнет из-за такой мелочи.

— Эх, Отто, — тут Гюискар улыбнулся, — вы все еще пытаетесь поговорить со мной, как с человеком. Пусть шизоидным, но человеком. А я всего лишь демон кармы.

— Хорошо. Мартин, я готов признать, что вы демон, и что с точки зрения кармы все, кто проживает в Комплексе Евро-Администрации должны разделить судьбу лидеров. Но, я совершенно не понимаю, почему такую судьбу должны разделить жители микрорайона малоэтажной застройки между проспектом Левант и площадью Бордо. Разве случайная городская география выше кармы? Если так, то карма выглядит не очень убедительно.

— Это красивый эмоциональный риторический прием, — оценил террорист.

Отто Турофф пожал плечами:

— Считайте, как хотите, но я сказал то, что думаю.

— На самом деле, мысль любопытная, — произнес Гюискар, — возьмите вот с этой полки ноутбук, и покажите мне на карте этот микрорайон. А лучше сразу обведите его каким-нибудь контрастным маркером. И, заодно, напишите, сколько там людей.

— Да, конечно, — ответил майор, и начал быстро работать, пока террорист не передумал. Получилось. Гюискар не передумал. Поставив на стол две чашечки кофе, он осмотрел получившуюся схему, глянул на число жителей (около тысячи) и кивнул.

— Мне нравится эта идея. Я думаю вот о чем. Раз вы не склонны продолжать семинар, поскольку в голове у вас вертится эта служебная тема, то займитесь этим. Запишите в блокнот мои условия, и идите к своему начальству. Мне жалко расставаться с таким собеседником, но таковы видно пути кармы.

— Я могу потом вернуться, — заметил Турофф.

— Это вряд ли, — сказал террорист.

— Минутку, Мартин, – обеспокоился майор, — на что вы намекаете?

— Не на то, о чем вы подумали Отто. Причина невозможности будет гораздо прозаичнее. Никаких трагедий на этой фазе сценария не намечается. Скорее уж комедия. Ну, берите блокнот и записывайте. Для начала, нужен военный оркестр и французские триколоры.

— О, черт, зачем?

— Пишите, Отто, пишите, — невозмутимо отозвался доктор Гюискар.

7. Никаких трагедий. Скорее уж комедия

Офицер-переговорщик, только что договорившийся об освобождении примерно тысячи заложников, пусть даже на странных символических условиях, может рассчитывать на одобрение начальства. Но, после прибытия в кризисный штаб и рапорта о достигнутом результате – вместо одобрения он получил вот что:

— Майор Турофф, вы отстранены. Сдайте служебную карточку.

— Можно узнать, в чем дело, мсье бригадный генерал? — спросил Отто, глядя на Батиста Леггорна, начальника спец-департамента жандармерии.

— Вы еще спрашиваете? — возмутился тот, — Вас под трибунал надо бы отдать за это ваше интервью каким-то зоофилам, за хамство с представителем церкви, за демонстративное сочувствие террористам. Это вам повезло, что время у нас не военное! Еще вопросы?

— Нет вопросов, мсье бригадный генерал, — по-уставному четко отбарабанил Турофф, и аккуратно положил служебную карточку на стол,

— Вот так-то, майор, — проворчал тот, — но оставайтесь на связи по сотовому. Вы можете понадобиться переговорщику-дублеру!

— Хм… Юлиусу Лампардусу, что ли?

— Да.

— Ясно, мсье бригадный генерал. Разрешите идти?

— Разрешаю. Хотя нет. Я распорядился перекатить сюда вашу машину. Вы вчера перед выездом на освобождение заложников у Ротонды, бросили ее у центрального офиса, на служебной парковке, и не забрали. Непорядок! Сначала следует освобождать место на служебной парковке, и только потом кабак и девки. Вот так-то майор. Идите за мной, я покажу, где припаркована ваша машина. Заодно воздухом подышу.

Конечно, Отто Туроф догадался, что бригадный генерал намерен поговорить с ним вне помещения. Без лишних ушей. Так и оказалось. Когда они подошли к «джипу» майора, Батист Леггорн, ворча что-то, нашарил в кармане сигареты и зажигалку, прикурил под хорошо заметным знаком на стене «No smoking», и произнес: