Дьяволы Фермана

— Такие вещи быстро не делаются. — Я вздохнул. — А как насчет твоего уик-энда? Жажду услышать все пикантные подробности ваших с Дансигер приключений. Формы, размеры, позы…

— Теперь ты пытаешься переменить тему, — поспешно сказал Хотчкисс. Мы завернули за угол, миновали двойные стеклянные двери и оказались в приемной зале «Пембрук, Холл, Пэнгборн, Левин и Харрис». Мы раскланивались с секретарями, приветствовали знакомых, а когда вышли из зоны их слышимости, допрос возобновился.

— Ты ведь не отстанешь, да?

— Давай-давай, колись. — Я ткнул его локтем под ребра.

— Если тебе так уж надо знать, — произнес он с покорным вздохом, — то у нас ничего не было.

— О! Ну да, точно. — Я строго кивнул. — Еще что скажешь? Предложишь купить участок на Луне?

Хотчкисс застыл посреди коридора.

— Я выкинул ее номер из часов, ясно тебе?! Я опасливо глянул на приятеля.

— Извини. Я… э… Не знал, что это все настолько серьезно.

— Да, серьезно. — Он говорил слишком громко. — Конец. Баста. И никаких вопросов. Договорились?

— Прости. Я не знал.

— Никто не знал. Мне жутко не хотелось приходить сегодня сюда. И теперь я намерен это продемонстрировать. Всем без исключения.

— Прими мои соболезнования. — Хотчкисс, само собой, ни на грош мне не поверил, однако я не кривил душой. Мне нетрудно его понять. Разве я не ушел с работы в пятницу, поклявшись привнести толику феодализма в двадцать первое столетие? Хотчкисс же обещал вернуться с занятной историей о своих эротических приключениях.

— Если б не это собрание, — говорил он между тем, — я похерил бы все дела и остался дома спать.

В конце холла мы разошлись. Я отправился в свой офис и начал пропалывать сообщения, скопившиеся в электронной почте. Одно из них, стилизованное под рукописный текст, состояло из больших вычурных букв, гласивших: «Не забудь!» В следующий миг я увидел и автора послания, дефилирующего по коридору. Память внезапно прояснилась, любезно сообщив, что именно я позабыл, а также — зачем мне понадобилась вторая роза. Заботы, погребенные под кучей моих личных проблем, наконец-то всплыли на поверхность.

— Боддеккер, — сказала Бэйнбридж. — Привет, Боддеккер.

Невысокая и круглолицая. Волосы — длинные каштановые кудряшки. Ее глаза могли быть глубокими и проникновенными, если она того желала — но, разумеется, не в данный конкретный момент. А нежный и в целом приятный голосок сейчас срывался на капризный визг.

— Ты что, не получил мою записку?

Бэйнбридж. Она училась на старшем курсе колледжа и стажировалась в моей группе. Бэйнбридж интересовалась лингвистикой и мечтала стать специалистом по синтезу различных языков, обычаев и культур в рекламе. Она надеялась, что ее возьмут в Пембрук-Холл после окончания колледжа. И, сдается мне, заблуждалась.

— Э… — Я указал пальцем на экран.

— Я оставила сообщение в пятницу, чтобы ты не забыл. Просила лишь позвонить! — Бэйнбридж остановилась возле стола, держа ноутбук наподобие щита.

— Слушай, — промямлил я. — Извини. Этот уик-энд… — В такт моим мыслям опять заныли виски: похмелье возвращалось.

— Ты не позвонил мне, — настаивала она. — А сказал, что позвонишь, Боддеккер. Ты обещал, но не позвонил. Ты никогда мне не звонишь. Никогда. Что надо сделать, чтобы дождаться от тебя звонка?

Я откинулся на спинку кресла.

— Бэйнбридж, это жуткое свинство с моей стороны. Уикэнд прошел совсем не так, как я надеялся… — Я на секунду задумался: не объяснить ли ей все как есть? Сказать, что я провел уик-энд, сперва надравшись в стельку, а затем мучаясь похмельем… Хм. Боюсь, это не самая хорошая идея.

Однако если я буду сидеть с разинутым ртом, это не улучшит моего положения. Бэйнбридж осуждающе покачала головой.

— Честно, Боддеккер, я не могу понять, куда заходят наши отношения. В самом деле. Могу ли я на тебя положиться? Могу ли я зависеть от тебя? Предполагается, что мы друзья, верно? Но как же мне быть? Я хочу сказать: ты даже не взял на себя труд позвонить.

Полагаю, я мог ей позвонить, будучи пьян, как свинья, хотя вряд ли ей такое пришлось бы по вкусу. Конечно, еще можно было позвонить в воскресенье… Правда, это означало, что Бэйнбридж припрется ко мне домой и будет играть во Флоренс Найтингейл, пытаясь избавить меня от всех недугов разом. Вдобавок она неизбежно принялась бы трещать как сорока и пороть всяческую чушь… Вот уж воистину приятное времяпрепровождение.

— Ну-у? — Бэйнбридж нависала надо мной, уткнув руки в боки.

Я молчал.

— Тебе нечего сказать мне, Боддеккер?

Я кивнул. Я понимал, что она ожидает извинений, и попытался сформулировать подходящую фразу. Мне даже показалось, что я преуспел. Вот только по пути мои мысли каким-то причудливым образом преобразились и сорвались с губ словами, о которых я пожалел, едва они достигли моих ушей.

Я сказал:

— Бэйнбридж, ты выйдешь за меня замуж?

В другом месте и в другое время это могло бы оказаться забавным. Сейчас же Бэйнбридж оскорбленно переспросила:

— Что?!

Я окончательно застопорился. Шутка вышла не лучше той, что я выдал Джен. Вдобавок Бэйнбридж не знала, что произошло в Принстоне. Дальнейшая беседа о браке и детях не принесет мне никакой пользы. Так что я быстро осекся, и это еще более разожгло ее праведный гнев.

— Я не понимаю. Правда, не понимаю. Ты мне не звонишь. Ты вытираешь об меня ноги. А потом выдаешь такие вот вещи. Я тебе не слишком-то нравлюсь, а, Боддеккер?

Совершенно верно — если кто-то желает знать правду. Говоря откровенно, она сама повесилась мне на шею и болтается там уже несколько месяцев. Один раз я проявил к ней участие, и это обернулось для меня кошмаром. По-хорошему, мне следовало бы сказать нечто вроде: «Бэйнбридж, не то чтобы я тебя больше не любил… Я никогда тебя не любил». Интересно, почему люди не могут оставаться просто друзьями?

— Честно, — продолжала Бэйнбридж. — Я не понимаю. Не знаю, что и думать. Прикажешь мне сидеть и обрывать лепестки с цветка: любит — не любит, любит — не любит…

Я невольно стрельнул глазами в сторону розы и так совершил очередную ошибку. Бэйнбридж, как ястреб, проследила за моим взглядом и увидела цветок. И тут же растаяла.

— Боддеккер, — пролепетала она, прикасаясь к розе. — Тебе не следовало…

Я и не собирался, подумал я. Я вспомнил о тебе постфактум. Случайно.

Бэйнбридж принялась нянчиться с розой, будто с мягкой игрушкой.

— О, она такая красивая, — щебетала она. — Как настоящая. О! Она красная — на любовь.

— На любовь? — Я сглотнул.

— Ты что, не знаешь? Красная — значит, любовь. Желтая… Ну, для чего-то там еще. И белая — тоже для чего-то. — Бэйнбридж увидела, что я окончательно растерялся. — Ладно, не важно. Откуда ты ее взял?

— Э… Весельчак — уборщик с первого этажа. Он делает такие вещи.

— Такая красивая, — повторила Бэйнбридж. — А ты такой заботливый. А я так ужасно себя вела. О, Боддеккер, извинения приняты.

В очередной раз я оказался в идиотской ситуации. Бэйнбридж просила прощения за свое недопустимое поведение и восхищалась моим великодушием. Все, что мне оставалось, — сидеть с кретинским выражением на лице, время от времени вставляя: «Ах… Ну… Э-э…», и параллельно размышлять, как бы половчее выпутаться из всего этого.

Потом Бэйнбридж сказала:

— Я должна блюсти себя. Поэтому я никогда не завязывала ни с кем серьезных отношений, понимаешь? Я заканчиваю колледж, и там, конечно, есть парни, но ты же знаешь, каковы они в этом возрасте. Жуткие сексуально озабоченные скоты. Боже, я уверена, что ты знаешь — потому что сам таким был. Но ты уже повзрослел, Боддеккер, и выше этого. Поэтому я знаю, что ты способен понять мои чувства…

Я попытался отвлечься от этой изощренной пытки и углубился в собственные мысли. С одной стороны, все обернулось к лучшему: мне больше не приходилось придумывать оправданий своим недопустимым действиям. С другой стороны, монолог Бэйнбридж с каждой секундой раздражал меня все больше. Спас положение Гризволд — делопроизводитель нашей группы. Он сунул голову в мой кабинет и предупредил: