Звук моего голоса

Странно, подумал ты про себя. Было на самом деле жарко, и вдруг — снеговик…

Неожиданно, наливая воду, ты вспомнил ту часть, которая доказывает, что это не сон. Все очень странно. Ты встал с постели и пришел в кухню, как обычно, заварил чай и приготовил тост, умылся, а потом этот снеговик. Ты заваривал чай, и все было настолько реально, насколько…

На мгновение ты остановился, поставил чайник, хотя еще не наполнил чайничек для заварки, и заметил вполголоса: «Реально, как сейчас». Сделал короткую паузу, посмотрел вокруг — но, конечно, ничего не было. Никакого снеговика. Только кухня: кастрюли, сковородки, плита, стол, стулья, постеры на стенах. Все как и должно быть.

Ты продолжал заниматься чаем, долил остатки воды и тогда вспомнил, что во сне все было именно так же, как и должно быть. Кроме снеговика.

Ты закрыл чайник крышкой и почувствовал легкую обеспокоенность. Конечно, ты всегда можешь доказать, что это не сон, разве не так? Облив кипятком тыльную сторону ладони, например.

Нет необходимости швырять чайник о буфет. Нет необходимости тревожиться, все станет только хуже. Рука у тебя тряслась. Ты не хотел, чтобы Мэри увидела это, особенно после вчерашней катастрофы с коктейльным шкафчиком.

— Папа, тост горит! — Элиз стояла возле плиты и смотрела на большие языки пламени, которые показались из-под подставки для гриля.

В раковину их: тост, подставку и все остальное. Начнем снова.

— Пойди и умойся, Элиз. — Тебе было нужно место — Мэри и Том могут спуститься в любую минуту.

— Я уже умылась, папа. Я готова завтракать, — с гордостью заявила дочка.

— Ну, тогда садись. — Ты не хотел быть грубым. Ты повторил, более ласково: — Пожалуйста, садись, Элиз. — И улыбнулся ей.

Вытерев подставку для гриля насухо, ты взял свежий хлеб и сделал еще одну попытку. Ты подал к столу чай, молоко, сахар, масло, мармелад; тарелки, чашки, блюдца, ножи, ложки — и сказал Элиз, чтобы села прямо. Снеговик исчез. Тебе благополучно удалось приготовить завтрак.

— Папа, тост снова горит! — засмеялась Элиз. В кухню зашла Мэри.

Твои руки дрожали. Подставка для гриля задребезжала по плите, когда ты попытался ее вынуть. Ты почувствовал, как на лбу выступил пот.

— Моррис? — Мэри стояла позади тебя — готовая к пониманию. — Моррис? — Она положила руку тебе на плечо; через мгновение она повернется и станет рядом с тобой. Ее рука была теплой — тебе на секунду захотелось, чтобы ты был снеговиком, чтобы ее прикосновение растаяло в тебе, облегчив боль глубоко внутри. Боль, до которой самому не добраться.

— Все хорошо, Мэри, — повернулся ты и сказал с улыбкой: — Давайте завтракать.

Том и Элиз тоже были здесь и смотрели на тебя.

— Рабочий отряд, — провозгласил ты. — Том, брось это в ведро, — показав на сгоревший тост. — Элиз, еще хлеба.

«Наказания» послушно выполнили команду.

— Утро понедельника, а? — улыбнулся ты Мэри.

— Может быть, если… — начала она.

— Я в порядке, — твердо отверг ты любой вопрос, который она могла задать. Ты знал, что не можешь разрешить ей строить предположения. Больше не можешь. Это все, что тебе осталось: право констатировать собственные потребности.

— Как поживает тост? — спросил ты. Меньше чем через два часа ты будешь в своем офисе.

Глава 6

Кэтрин еще не входила с ежедневником и почтой для «Мажестик», поэтому оставалось время бегло осмотреть офис — твой отстойник на третьем этаже. Время последней проверки, чтобы все было на местах: папки в правильной последовательности, ручки заправлены, карандаши заточены, календарь на сегодняшней дате.

Напротив, за автостоянкой, на погрузочной рампе мужчины в то утро работали с восьми часов. На тележках они привозили большие ящики и загружали их в грузовики. Они начали, когда ты еще ел свой завтрак, и останутся здесь надолго после того, как ты отправишься домой. Ты зарабатываешь в пять раз больше, чем они, даже учитывая сверхурочные. Тебя никто не выгонит и не уменьшит зарплату, даже если ты на час опоздаешь или решишь уйти раньше. Тебе жаль их, и тем не менее в это утро, как и в любое другое, ты посвящаешь несколько минут тому, чтобы постоять у окна и почувствовать себя плохо. Ты понимаешь, конечно, что в то же самое время кто-то где-то вполне успел сделать один телефонный звонок и заработать в десять раз больше тебя, — но никогда так и не сможешь решить, лучше тебе от таких мыслей или хуже.

Ты отворачиваешься от окна и последним, быстрым взглядом осматриваешь помещение.

Все именно так, как и должно быть: голубой пол, светло-голубой ковер, директорское кресло для тебя, обитые кожей стулья с прямыми спинками — для посетителей, настольная лампа, телефон, разноцветные графики на одной стене, соответствующий им по цвету Мондриан[4] — на противоположной. Ты подходишь, чтобы убедиться, что твое пальто надежно висит на плечиках — не хотелось бы, чтобы оно неожиданно упало во время важной встречи.

Однако ладно. Все хорошо. Утро понедельника. Утро в стиле «Мажестик» — и ты готов. Совершенно готов.

Кэтрин может прийти в любой момент. Ты готов к встрече с ней. Готов и ожидаешь ее.

Она принесет почту, на которую нужно ответить, и ежедневник, разделяющий остаток дня на тридцатиминутные интервалы. Предстоит много дел. Достаточно много, чтобы ты был занят весь день.

Зазвонил телефон.

— Звонок от мистера Лоустофта, мистер Магеллан, на второй линии.

Лоустофт — а ведь всего девять тридцать!

— Спасибо, Кэтрин. — Ты нажал кнопку второй линии.

Карандаш и бумага наготове. Ты почти смеялся в голос, но тебе удалось сдержаться.

— Доброе утро, Дэн, — приветствовал ты его.

— Доброе утро, Моррис.

Ты начертил на странице линию: слова сверху, иллюстрации — снизу, как обычно.

— Хорошо провел уик-энд? — спросил ты, отлично зная, что он сразу же захочет перейти к теме бисквитов.

— Да, спасибо, Моррис. А ты?

Ты улыбнулся сам себе, празднуя эту маленькую победу, посвященную реальному миру. Короткая вертикальная линия появилась в центре иллюстративной части. Стена дома? Ствол дерева?

— Очень приятно, но спокойно, ты понимаешь. Нужно было отлежаться после «Лучшего британского», — ответил ты со смешком.

Ты был уже готов поделиться некоторыми сплетнями с вечеринки, когда…

— Извини, что начинаю гнать волну так рано, — прервал Лоустофт. Еще одна вертикальная линия, затем несколько горизонтальных, естественно — волнистых. — Но я думаю, что нам необходимо сегодня встретиться, желательно до конференции по упаковке.

— Что-нибудь случилось? — спросил ты, переключаясь на беспокойный тон.

К двум вертикалям ты прибавил горизонтальную основу, соединив их и продлив немного с каждой стороны. Ящик с бисквитами, который грузят в кузов фургона, как намек на соприкосновение с социальным реализмом вида из окна? Или шляпа-цилиндр без верха?

— Примерно так, Моррис. Передо мной короткий доклад Боуэна.

— Да? — заинтересованный тон.

— По его словам, департамент Бейтмена сделал все неправильно, по крайней мере с оранжевым цветом. Кроме того, он говорит, что шрифт «просто тошнотворный», что бы он ни имел в виду.

Лоустофт сделал паузу — для тебя, для твоего одобрительного полусмешка. Исполненный сознания долга, ты заполнил паузу, затем провел еще пару диагоналей, начав их от горизонтали.

Теперь дело стало проясняться: корабль, может быть, небольшая яхта. Лоустофт продолжал:

— А это совершенно недопустимо. «Совершенно недопустимо» — подчеркнуто. Вполне справедливо — и ты соединяешь две диагонали — корпус судна. Подчеркнуто дважды.

— Ты слушаешь, Моррис?

Впрочем, не дважды, нет, а то получится катамаран. Вместо этого ты добавляешь пару галочек, вернее, чаек, прежде чем приняться за паруса.

— Да, — твердо отвечаешь ты. Тон — рассудительный. — Похоже, у нас большая проблема.

— Верно, Моррис. Большая проблема.

4

Пиет Мондриан (Piet Mondrian; 1872–1944) — голландский художник, один из вдохновителей близкого к абстракционизму движения «Стиль» в искусстве.